Это был известный и харизматичный белорусский генерал с российским паспортом, который мечтал служить в горящих точках и воевать за Москву. По ряду причин он раньше времени ушел из армии, а затем неожиданно поддержал белорусское национальное движение. В правительстве военачальник стал отвечать за оборону. Речь не о Валерии Сахащике, а о человеке, которого можно назвать его предшественником, — генерале Киприане Кондратовиче. Рассказываем его биографию.
Внебрачный ребенок и военная карьера
Место рождения Киприана Кондратовича — современный Лидский район. Около деревни Ваверка находилось имение, где он появился на свет. По семейному преданию, будущий генерал был внебрачным ребенком — сыном местного графа Юрия Трубецкого. Фамилию же он получил он шляхтича Кондратовича, за которого вышла замуж его мать.
Внук Кондратовича рассказывал, что именно Трубецкие помогли Киприану получить образование и начать военную карьеру. С наследником генерала общался краевед Леонид Лавреш, почти 20 лет исследовавший биографию будущего министра. Итогом его поисков стало исследование «Генерал, які дайшоў да Беларусі. Жыццяпіс Кіпрыяна Кандратовіча».
В 1875-м Киприан поступил в одно из лучших профильных училищ России — Второе военное Константиновское училище в Санкт-Петербурге. «Юнкеры тут атрымоўвалі выдатную адукацыю, грунтоўна вывучалі дакладныя навукі: матэматыку, аналітычную геаметрыю, дыферэнцыяльнае і пачатак інтэгральнага лічэння, фізіку, хімію, механіку, чарчэнне. Акрамя агульнаадукацыйных і адмысловых вайсковых навук юнкеры навучаліся пешаму і коннаму шыхту, статутам, гімнастыцы, верхавой яздзе і фехтаванню. У лагерах праходзілі практычны курс стральбы і тапаграфіі з вырашэннем тактычных задач», — писал Лавреш.
Окончив через три года училище, Кондратович добровольцем уехал на русско-турецкую войну 1877−1878 годов. Это был известный и крупный конфликт того времени: в нем, например, участвовал Вронский, герой «Анны Карениной» Льва Толстого, во время этой войны происходило действие романа «Турецкий гамбит» Бориса Акунина. Киприан не только воевал, но и фиксировал свои наблюдения. Спустя десять лет он (вместе с соавтором) написал книгу «Плевна и гренадеры 28 ноября 1877 г.» (Плевна — город в Болгарии, который полтора года осаждала российская армия, сейчас называется Плевен. — Прим. ред.). За нее Кондратович удостоился Высочайшей благодарности — знака внимания от императора.
К тому времени Киприан уже был выпускником Николаевской академии Генерального штаба. «Конкурс пры паступленні ў акадэмію дасягаў 20 чалавек на месца, пры тым што большасць здавала папярэднія іспыты ў сваіх вайсковых акругах. Кожны год заканчвалі жыццё самагубствам афіцэры, якія не паступілі ў акадэмію ці былі адлічаны пасля першага ці другога года. Акадэмія Генеральнага штаба давала вельмі добрую вышэйшую вайсковую адукацыю, і для „простых“ афіцэраў гэта была практычна адзіная магчымасць хуткага службовага росту. Таму і ў арміі, і ў гвардыі выпускнікоў акадэміі не любілі, называлі мянушкамі „мамэнты“ ці „фазаны“», — писал Леонид Лавреш.
Одновременно Кондратович на протяжении 16 лет (1884−1900) был военным обозревателем газеты «Московские ведомости» — консервативного издания, поддерживавшего императорский режим.
Война с Китаем и Японией
Подработка журналистом завершилась на рубеже веков: белорусу присвоили звание генерал-майора и отправили в Китай. На тот момент в этой стране сложилась кризисная ситуация.
Реальной правительницей страны на протяжении десятилетий была вдовствующая императрица Цы Си, противившаяся любым реформам. Одновременно все больше усиливалась зависимость страны от иностранных государств. Китаю навязали более десятка неравноправных договоров с США, Японией и странами Европы, в результате которых официальный Пекин фактически потерял контроль над многими регионами и портами, оказался несамостоятельным во внешней политике.
На различные части Поднебесной претендовали другие государства. Например, Россия видела своей Маньчжурию — регион на северо-востоке современного Китая. В XIX веке даже существовал проект так называемой «Желтороссии», целью которого была колонизация этих земель.
В итоге в 1900-м вспыхнуло так называемое боксерское восстание, которое, возможно, инспирировала сама Цы Си. Повстанцы нападали на иностранцев, а также на «предателей» (китайских христиан), осаждали посольства западных стран. В ответ возник «Альянс восьми держав», в который в том числе вошла и России. Ее войска вторглись на территорию Китая. Среди захватчиков был и Кондратович, заметно проявивший себя.
Леонид Лавреш цитирует в своем исследовании книгу «У стен недвижного Китая. Дневник корреспондента „Нового Края“ на театре военных действий в Китае в 1900 году», которую написал журналист Дмитрий Янчевецкий.
Как отмечалось в этой работе, «на генерала Кондратовича в кампанию 1900 года было возложено весьма трудное, сложное и ответственное дело: устройство военных сообщений и тыловой организации на огромной области — от Пекина до Мукдена (теперь город Шэньян, по прямой линии это 686 км. — Прим. ред.). Благодаря его стараниям, вскоре после взятия Пекина и Мукдена русский военный телеграф, проведенный нашими саперами, уже работал между Порт-Артуром (порт, в котором базировался русский флот. — Прим. ред.) и этими столицами. Также благодаря настойчивости генерала Кондратовича быстро был восстановлен китайский телеграф, разрушенный в Манчжурии боксерами. С помощью этого телеграфа было установлено прямое телеграфное сообщение между Порт-Артуром и Сибирью, благодаря чему Петербург получил возможность сообщаться непосредственно с Манчжурией и Квантуном по русскому телеграфу, не прибегая к иностранным кабелям. Впоследствии генерал Кондратович был начальником отрядов, которые посылались вглубь Манчжурии для усмирения страны».
Спору нет, белорус проявил себя превосходно. Но на практике он участвовал в захватнической войне России. По итогам операции русские войска оккупировали Маньчжурию. Первоначально речь шла только о временной мере, пока не закончится восстание. Но в итоге Российская империя не захотела покидать этот регион.
Ослабление Пекина совпало с ростом могущества Японии, которая также претендовала на Дальний Восток. Это привело к русско-японской войне 1904−1905 годов, в которой — как командующий стрелковой бригадой, развернутой затем в дивизию, — принимал участие и белорус. Во время боевых действий Киприан получил сквозное ранение в грудь. А еще был награжден престижным орденом Святого Георгия 4-й степени. Наградной лист позволяет понять, что тогда произошло.
«Состоя 16-го и 18-го августа 1904 года начальником боевого участка на передовых Ляоянских позициях у дер. Фанцзятунь, он, благодаря распорядительности, личному мужеству и умелому расходованию сил своего незначительного отряда, отбил многочисленные бешеные атаки противника, превосходившего во много раз в числе наш слабый отряд; 18-го августа, когда вследствие громадной убыли людей из дивизии положение отряда стало критическим и прорыв позиции противником сделался неизбежным, генерал-лейтенант Кондратович, по личной своей инициативе и вопреки приказаниям командира корпуса, двинул ближайшие к позиции части корпусного резерва (2 батальона 18-го Восточно-Сибирского стрелкового полка), лично направил их на более угрожаемые противником участки позиции, чем отстоял позицию и спас от неизбежной гибели остатки своей дивизии», — цитирует этот приказ в своей книге Лавреш.
Но Россию в этой войне ждало тяжелое поражение. «Война обнаружила полную непригодность флота, его материальной части и личного состава, а в сухопутной армии целый ряд глубоких изъянов: отсутствие знаний, произвол и бюрократический формализм высших чинов, а вместе с тем подавленность рядового офицерства, лишенного подготовки, инициативы», — писал в «Кратком курсе по русской истории» историк Василий Ключевский.
Неудачи Первой мировой
После русско-японской войны белорус служил в Средней Азии, где был помощником туркестанского генерал-губернатора. В эту административную единицу входили современные Туркменистан, Узбекистан, Кыргызстан, Таджикистан, а также отдельные территории Казахстана. Кондратович занимался административными вопросами: подписывал бумаги о выдаче кредитов и обложении налогами, боролся против революционной пропаганды и расследовал дела о выступлениях против власти.
В 1910-м Кондратовичу присвоили звание генерала от инфатерии (полного генерала). «Гэта прыблізна генерал-палкоўнік у сучасным войску. Вышэйшае званне ў расійскай арміі — фельдмаршал, але ў той час амаль на працягу 50 гадоў гэтае званне не прысвойвалася, і, фактычна, годнасць генерала ад інфантэрыі (ад артылерыі, ад кавалерыі — „поўныя генералы“) была найвышэйшай у войску. <…> У 1913 г. у расійскай арміі было 177 поўных генералаў, пры гэтым толькі трохі больш за палову з іх мелі вышэйшую адукацыю пры сярэднім узросце 66,5 гадоў. Самым маладым (ва ўзросце 54 гады) з іх, нават праз тры гады пасля атрымання чына, быў генерал ад інфантэрыі Кандратовіч», — писал Лавреш.
На генерала возлагали большие надежды. «У наших западных соседей только немногочисленные командиры корпусов нюхали порох, у нас же 10 тысяч начальников разных степеней воевали. Генералы Самсонов, <…> Кондратович, <…> составляют целую плеяду. Все они опытные львы в мундирах», — цитирует исследователь статью одного из патриотических военных обозревателей, написанную в 1910-м.
Кондратович в том году не только получил новое звание, но и был переведен на Кавказ, где стал помощником Тифлисского генерал-губернатора (Тифлис — прежнее название Тбилиси. — Прим. ред.). В 1913-м белорус стал командиром одного из армейских корпусов, с которым принял участие в Первой мировой войне. Этот корпус воевал в составе Второй армии под руководством уже упомянутого выше генерала Александра Самсонова. Вместе с Первой армией во главе с Павлом Ренненкампфом они должны были выступить против немцев в Восточной Пруссии.
Но наступление оказалось провальным. Русские войска совсем не вели разведку. Приказы передавались открытым текстом по радио, без шифрования. Но главной причиной стала несогласованность действий: две армии, получив неправильные «вводные», стали наступать в разные стороны. Между ними образовалась брешь в 125 км. Через нее и ударили немцы, нанеся удар по флангам русских.
Не лучшим образом повели себя и военачальники. В какой-то момент генерал Самсонов откровенно «психанул»: бросил оперативное руководство и поехал на передовую, оставшись без связи. Ошибки совершили и российский Генеральный штаб, и Ренненкампф. Кстати, последний до войны дрался с Самсоновым на дуэли. То есть отношения между ними были натянутыми. Как их назначили командующими армиями, которые должны были взаимодействовать, остается загадкой.
Восточно-прусская наступательная операция завершилась страшным поражением России. 92 тысячи солдат 2-й армии попали в плен. Там же оказались и двое командующих корпусами. Остальных, включая и Кондратовича, отстранили. Сперва белоруса отправили в отставку. Затем зачислили в резерв и сделали инспектором. Он неоднократно посещал Западный фронт и делал доклады руководству. Его по-прежнему ценили — в 1916-м наградили орденом Александра Невского, но напрямую в боевых действиях Кондратович участия уже не принимал.
От монархии — к белорусскому национальному движению
Во время Первой мировой Кондратович находился на территории Беларуси. Вероятно, именно в это время в душе генерала начали зарождаться мысли о возможной самостоятельности нашей страны. Что стало решающим толчком, неизвестно. Киприан не оставил воспоминаний и не обсуждал эту тему в письмах.
Но в 1917-м монархия рухнула. В мае Кондратовича назначили командующим пехотной дивизией. Время для этого было выбрано не самое лучшее: российская армия разваливалась, генералов смещали со своих должностей. В частях шли волнения. Как предполагает Леонид Лавреш, причиной возвращения генерала на службу могла быть возможность принять участие в белорусизации армейских частей, дислоцированных на территории Беларуси — предполагалось, что их будут формировать из местных уроженцев. Ведь в этом же мае в Минске было создано организационное бюро Белорусской народной партии социалистов, которую возглавил крупный помещик Роман Скирмунт. Под номером 29 в партию вступил и Кондратович.
Но на том этапе «белорусизация армии» не увенчалась успехом. Дивизию Кондратовича решили перевести на Кавказ, а самого генерала назначили временным руководителем 3-го Сибирского корпуса. Армия тем временем продолжала разлагаться: солдаты хотели мира и не желали воевать. В октябре Временное правительство назначило начальником корпуса другого генерала.
Леонид Лавреш цитирует воспоминания последнего: «Устаў я 6-га дня у 9 гадзін раніцы, напіўся кавы і адправіўся да камандзіра корпуса Кандратовіча, застаў яго ў вельмі мінорным духу, адхіленне яго ад камандавання корпусам падзейнічала на яго гнятліва — цяжка было на яго глядзець. Пагаварылі з ім ад душы, вырашылі, што я ў гэты дзень буду знаёміцца са справамі і начальнікамі асобных частак корпуса, а на другі дзень заступлю ўжо на пасаду. <…> Цяжка было на душы — корпус знаходзіўся на краі поўнага развалу… Начальнікі дывізій не атрымлівалі ніякіх дырэктыў, ніякай падтрымкі ад бліжэйшага начальства, і самі не праяўлялі ініцыятывы. Кандратовіч адчуваў сябе часовым камандзірам, дазваляў усяму плыць па цячэнні і толькі падпісваў бягучыя паперы».
Кондратович не видел никаких перспектив в старой армии и надеялся на создание нового белорусского войска. В том же октябре Временное правительство все же решило переформатировать армию на национально-территориальной основе, чтобы стабилизировать ее. С разрешения властей в Минске прошел съезд белорусов — военнослужащих Западного фронта, на котором было заявлено о «необходимости формирования белорусских воинских частей». На съезде создали Белорусскую центральную военную раду (БЦВР). Ее возглавил старший унтер-офицер Симон Рак-Михайловский, недавний учитель. Его заместителями стали еще один бывший учитель, поручик Константин Езавитов, и младший унтер-офицер Евгений Мамонько. Зато в составе БЦВР появилось Бюро по организации белорусской армии во главе с Кондратовичем.
«Я была дэлегатам і адной з арганізатарак, прытым — адзінай жанчынай на з’ездзе, — вспоминала писательница Зоська Верас (цитата по книге Лавреша). — Загадзя прыгатаваныя значкі — бел-чырвона-белыя — параздавала ўсім сябрам з’езду і ўспакоілася. Аж тут падходзіць нехта да мяне і кажа: „А ў генерала Кандратовіча значка няма“. А ў мяне ўжо — ніводнага. Тады я адшпіліла сваю гаспадарскую бел-чырвона-белую разэтку (круглую) і прышпіліла генералу».
В конце октября делегация БЦВР выехала в Ставку Верховного главнокомандующего, находившуюся в Могилеве. Но ее руководитель, генерал Николай Духонин, не спешил давать согласие на формирование белорусского войска. Через некоторое время он разрешил лишь создавать белорусские отделы через пополнение определенных единиц российской армии (а не формировать белорусские единицы напрямую). Правда, усилиями БЦВР в ноябре 1917 года был создан белорусский полк в Минске и конный эскадрон под Оршей.
В целом же Кондратовичу, человеку старой школы, было сложно перестроиться на новые рельсы. На все свои инициативы он ждал одобрения начальства, тогда как его более молодые подчиненные были готовы действовать сами. В конце концов они просто отстранили генерала от руководства Бюро.
В руководстве БНР и на конференции в Париже
Генерал отошел от работы по созданию белорусской армии. Тем более что время для этого было не самое удачное. Большевики, уже пришедшие к власти, приостановили создание белорусских частей, которое началось в Витебске и Смоленске (там формировались пехотные полки), а также на румынском фронте (там формировали корпус).
В декабре 1917-го они разогнали Первый Всебелорусский съезд, собравшийся в Минске. Но вскоре его делегаты собрались нелегально и выбрали Раду Всебелорусского съезда. В свою очередь из ее состава избрали Исполком Рады (10 человек).
Тем временем большевики расформировали белорусский полк, созданный в Минске (точнее, присоединили его к другой части). А в ночь с 31 января на 1 февраля арестовали и членов БЦВР. Как мы помним, Кондратовича среди них уже не было.
Параллельно с этими событиями проходили переговоры между Германией и Россией. Последняя стремилась выйти из Первой мировой войны. После срыва переговоров немцы перешли в наступление. В ночь на 19 февраля большевики эвакуировались из Минска. В этих условиях Исполком Рады Первого Всебелорусского съезда вышел из подполья и 21 февраля опубликовал Первую уставную грамоту. Он объявил себя высшей временной властью в Беларуси (до созыва Всебелорусского Учредительного собрания) и сформировал правительство — Народный Секретариат.
В конце февраля Кондратович предложил свои услуги Исполкому Рады. «Нішто іншае, як, мусіць, пачуццё ўсё-ж такі беларускасці прывяло на пасяджэнне Выканаўчага Камітэту ў быўшы Губэрн. Дом (в Губернаторском доме проходили заседания исполкома. — Прим. ред.) дашчэнту зрусіфікаванага генерала ад інфантэрыі Кандратовіча. Раней ён быў у Вайсковай Беларускай Радзе, але стуль яго выключылі, здаецца, за „буржуазнасць“», — цитирует Лавреш деятеля белорусского национального движения Макара Кравцова.
Как видим, чувство белорусскости оказалось в генерале сильнее классовых предрассудков.
21 февраля Минск заняли немцы. Они признали Секретариат не правительством, а лишь представительством белорусского населения. 9 марта Исполком Рады провозгласил Белорусскую Народную Республику (Второй уставной грамотой), а в ночь с 24 на 25 марта 1918 года после десятичасовых споров была принята Третья уставная грамота, которая провозгласила независимость БНР.
В апреле Кондратович вошел в Раду БНР, в мае стал секретарем (фактически министром) обороны в правительстве, которое возглавил его старый знакомый Роман Скирмунт. Последний выступил за сохранение частной собственности и лишь за уменьшение наделов помещиков. Но белорусское национальное движение ориентировалось на более низкие слои общества. Белорусские эсеры и другие политические партии предлагали забрать землю и разделить между крестьянами. Того же Кондратовича попрекали, что он живет за доходы от своего имения, расположенного на Лидщине. Поэтому уже в июле это правительство отправили в отставку.
Кстати, в отличие от других членов Рады, Кондратович принципиально работал в ее составе бесплатно.
Генерал пытался создать белорусскую армию даже после смены правительства. Но его усилия наталкивались на нехватку денег, общую усталость белорусов от войны и низкое национальное самосознание — нежелание воевать за свои интересы. Соседи-украинцы в то же время все-таки смогли сформировать армию, пусть в итоге и потерпели поражение.
В конце 1918 года руководство БНР уехало на Запад. Ведь Минск в результате отступления немцев могли захватить большевики. С ними в дорогу отправился и генерал.
В Вильне он помогал литовцам создавать уже свою армию, какое-то время занимал должность замминистра обороны. Затем переехал в Гродно, где принял участие в формировании 1-го Белорусского полка, который до конца апреля 1919-го базировался в этом городе.
А в 1919-м отправился на Парижскую конференцию, где решались судьбы послевоенного мира. Руководитель БНР Антон Луцкевич написал в дневнике, что генерал «маецца ехаць у Парыж сваім коштам. Пры нашых рэсурсах гэта шчасце». Тем более Кондратович имел орден Почетного легиона, а это могло помочь в Париже.
Белорусская делегация подала странам-участницам меморандум с просьбой признать БНР. Но успеха эта идея не имела. Белорусское национальное движение раздирали противоречия: так, в Париже от имени белорусского народа одновременно действовало несколько делегаций. Но главная проблема заключалась в том, что элиты западных стран, которые после Первой мировой войны определяли судьбы мира, попросту не знали о существовании Беларуси. Поэтому рассчитывать на признание с их стороны было нереально.
Белорусы остались ни с чем. По Рижскому миру страну в 1921-м поделили между собой Москва и Варшава.
После поражения генерал несколько лет прожил в Париже, а затем переселился в свое имение в Лидском районе (этот регион попал в состав Польши). Последние годы он провел в инвалидном кресле. Умер он в 1932-м и был похоронен в мундире, в котором его ранили во время русско-японской войны. Жена Кондратовича в 1939-м сумела выехать за границу. Теперь внуки и правнуки генерала живут в Великобритании и США.
В российской истории Кондратович если и остался, так лишь как один из сотен генералов, отличившихся в одной из многочисленных войн. А вот в белорусской истории он занимает почетное место как человек, поддержавший стремление своего народа стать независимым и свободным.