«Почему Беларусь душат санкциями? Вы что, верите, что в Германии или в Польше кто-то переживает за выборы у нас? Да всем плевать, как и на белорусов. Задача одна — геополитика», — сказал в недавнем интервью «Зеркалу» депутат Палаты представителей и глава Либерально-демократической партии Беларуси Олег Гайдукевич. Объяснение почти всех происходящих в мире событий одним загадочным термином «геополитика» для белорусских властей — классический ход. Не гнушается этим и Александр Лукашенко: все последние годы он твердит о якобы происходящем «переделе мира». Мы решили разобраться, что этот термин означает на самом деле и насколько власти правы, когда ищут в нем объяснение происходящего со страной.
Что такое геополитика?
Если совсем кратко — одна из теорий международных отношений, по которой действия государств на международной арене объясняются их географическим положением. Основоположником геополитики считается немецкий географ и этнолог Фридрих Ратцель, который одним из первых опубликовал работы о связи географии и политики различных государств. Существует множество разных геополитических теорий, их объединяет одно — в основе мировой политики лежит география, местоположение государств.
Чтобы понять, что собой представляет геополитика, приведем в пример одну из самых известных геополитических теорий. Она связана с именем британского географа Хэлфорда Маккиндера, преподававшего в Оксфордском университете и Лондонской школе экономики и политических наук на рубеже XIX и XX веков. В 1904 году он выступил с докладом в Королевском географическом обществе, положившем начало развитию так называемой геополитической «концепции Хартленда».
Кратко перескажем основную мысль, которую пытался донести Маккиндер. По его теории, всю территорию Земли можно разделить на три основных региона. Один из них — «ось истории» (позднее ученый придумал для нее новое название — Хартленд, то есть «сердцевина» или «срединная земля»). Это северо-восток Евразии, ограниченный со всех сторон горными цепями и Северным Ледовитым океаном. Хартленд окружен «внутренним полумесяцем», тянущимся из Западной Европы через Ближний и Средний Восток, Индию и Китай в Северо-Восточную Азию. Он, в свою очередь, окружен «внешним полумесяцем», в который входят обе Америки, Африка южнее Сахары, Австралия и Океания, а также Япония.
Маккиндер считал, что именно эти три зоны определяют поведение расположенных в них государств. Государства Хартленда обладают огромным ресурсами, но недоступны для завоеваний со стороны «морских» держав из-за особенностей рельефа и окружающей их территории. Они находятся как бы в «природной крепости», которая защищает их от нападений врага. В свою очередь страны «внутреннего полумесяца» страдают от набегов жителей Хартленда (к примеру, гуннов, монголов, турок и русских). Также Маккиндер считал, что могущество стран «внутреннего полумесяца» (в первую очередь, Британской империи) будет слабеть из-за развития наземного транспорта, ведь это позволит странам Хартленда богатеть и расширять свое влияние. Чтобы этого не допустить, ученый предлагал сплотиться вокруг доминировавшей тогда в мире Британии и противостоять угрозе со стороны «оси».
Концепция Маккиндера получила огромную популярность и позднее многократно им развивалась. К примеру, в 1919 году он отметил значение региона Восточной Европы для контроля над Хартлендом — по его мнению, это была единственная территория, в которой «ось» не имеет природной защиты, а потому здесь могут развиваться конфликты или, наоборот, сотрудничество. А в итоге ученый вообще отказался от ключевой роли Хартленда и заявил, что территория лишь усиливает мощь державы, контролирующей Восточную Европу. Поэтому, считал Маккиндер, главной задачей для «внутреннего полумесяца» является создание в Восточной Европе стран, которые не дадут двум доминирующим силам — Германии и России (контролирующей Хартленд) объединиться. Множество крупных изменений в концепцию было внесено и в 1943 году, когда было ясно, что Германия проиграет в войне с СССР. Немецкую территорию Маккиндер назвал ключевой для будущего сотрудничества цивилизаций и установления мира.
Сегодня концепция Маккиндера является основой для целого ряда философских политических течений, например, евроатлантизма и евразийства. Причем оба они находят отражение в реальной жизни. К примеру, именно философия евроатлантизма во многом идеологически обосновывала сотрудничество США и стран Западной Европы после Второй мировой войны: считалось, что близкие цивилизационно и географически государства должны решать общие проблемы — благодаря этому, например, появились план Маршалла и был создан военный блок НАТО. В свою очередь, одного из современных идеологов евразийства Александра Дугина многие эксперты называют идейным наставником Владимира Путина и вдохновителем действий России на международной арене (в том числе в Украине).
Параллельно с Маккиндером появлялись другие геополитические теории. Кто-то делил мир на противостоящие или сотрудничающие территории, исходя из других географических факторов, кто-то иначе интерпретировал то, о чем уже говорил британец. Вариантов было так много, что все они были объединены термином геополитика. В первой половине прошлого века она даже претендовала на статус полноценной академической науки, однако Вторая мировая война показала, с одной стороны, несостоятельность многих элементов различных концепций, а с другой — возможные негативные последствия их реализации на практике (на геополитические нарративы, в частности, опиралась нацистская Германия, объясняя свою борьбу за «жизненное пространство»).
«Геополитика сегодня как дисциплина преподается едва ли не в каждом вузе. Между тем геополитика — это определенная теория, это определенный политический концепт, это все равно, что вместо философии преподавать, как, скажем, и было, исторический материализм. Или преподавать дарвинизм, — говорил российский историк и политолог Вардан Багдасарян. — <…> Действительно природная среда является очень важным фактором в генезисе различных социальных процессов, в генезисе различных социальных систем. Однако действие географического фактора не следует абсолютизировать».
В итоге геополитика стала лишь одной из теорий в рамках системы наук о международных отношениях — пусть и весьма популярной. К ней апеллировали многие известные ученые и политики-практики, в том числе, например, бывшие советники президента США по нацбезопасности Генри Киссинджер и Збигнев Бжезинский (последнему принадлежит геополитический термин «Великая шахматная доска»). Во второй половине прошлого века геополитика начала заметно меняться — в частности из-за критического отношения к таким теориям, которые стали обоснованием для войн. Со временем появились сторонники идеи, что определяющим фактором является не география и военно-политическая мощь государства, а экономика — так в геополитике появилось направление геоэкономики. Еще позже развилось направление, утверждающее, что ключевым фактором является ценностное единство некоторых территорий — так появилась новейшая геополитика или геофилософия.
«Геополитический взгляд на мир до сих пор не списан в архив — в той или иной форме он свойствен исследователям международных отношений и некоторым политикам, особенно агрессивно настроенным. Геополитика не может не привлекать тех политических лидеров, которые культивируют „исторический ресентимент“ — токсичную смесь из исторических мифов, культивации внешних угроз, создания образа врага, отрицания его системы ценностей, национальных обид, связанных с отторгнутыми территориями и экономическими неудачами. Этот яд — политическая программа не только российского президента [Владимира Путина], но и близких ему по духу политиков — лидеров Венгрии, Венесуэлы, Кубы, Сербии, отчасти Китая и Турции. Все они постоянно жалуются на прошлые унижения, недостаточное признание, враждебность тех или иных внешних сил, на неправильно кем-то когда-то проведенные границы», — писал недавно редактор «Медузы» Максим Трудолюбов.
Несмотря на то, что геополитика не стала наукой, многие элементы геополитических концепций используются в таких дисциплинах, как политическая география. Ведь вполне естественно, что географическое положение действительно определяет многое в политике различных стран. К примеру, наличие контролируемой Россией Калининградской области на Балтике не может не влиять на военные доктрины окружающих этот регион государств, входящих в НАТО, и потенциально является «горячей точкой» на карте Европы. А особенности территории некоторых государств могут давать им преимущество в военных вопросах — здесь в пример можно привести горный и пустынный Афганистан, который не смогли полностью подчинить две сверхдержавы: СССР и позднее США.
О чем говорили Гайдукевич и Лукашенко?
Теперь попробуем разобраться, что же имели в виду белорусские политики. Спойлер: кажется, ни один из них не говорил о геополитике в ее традиционном понимании. Для начала возьмем полную цитату Гайдукевича.
«Почему Беларусь душат санкциями? Вы что, верите, что в Германии или в Польше кто-то переживает за выборы у нас? Да всем плевать, как и на белорусов. Задача одна — геополитика. Беларусь душат только за это, так было с 1994-го года. Если бы мы не были союзником России, никаких бы санкций не было никогда. Нас бы в попу целовали и кричали, что у нас самая демократичная страна. И Лукашенко мог бы хоть 100 лет править. Всем было бы все равно», — сказал депутат.
Из этого заявления видно, что Гайдукевич не имеет в виду какую-то геополитическую концепцию. Из его слов не следует, что на Беларусь наложили санкции из-за ее географического положения. А только из-за того, что Беларусь — союзник России. То есть, из-за политического выбора белорусских властей. Подчеркнем: депутат не говорит о каких-то концепциях или теориях, объясняющих негативное отношение Запада к Беларуси из-за ее географического положения. Его аргументация заключается в том, что Беларусь заключила союз с Россией — и из-за этого попала под удар. К геополитике это не имеет никакого отношения.
Примерно в том же смысле употребляет это слово и Лукашенко.
«Вы против нас развязали гибридную войну и требуете от нас, чтобы мы вас защищали, как и прежде? Вы нас информационно душите, методично и коллективно, рушите, пытаетесь убить нашу экономику и ждете, что мы будем тратить сотни миллионов долларов, как и прежде, на защиту ваших геополитических интересов?» — задавался он вопросом в июне 2021 года, рассуждая о нелегальной миграции в ЕС.
Что такое «геополитические интересы» ЕС — решительно непонятно, о том, чтобы в странах Запада на официальном уровне была утверждена какая-либо геополитическая концепция, неизвестно.
В этом случае и Лукашенко, и Гайдукевич совершают распространенную ошибку, называя геополитикой обычную внешнюю политику и международные отношения ведущих государств мира. Существует также близкий по смыслу термин «геостратегия» — вполне конкретные средства и методы государств по реализации своих целей на международной арене. Для справедливости скажем, что это распространенная ошибка: «геополитикой» международные отношения часто называют как СМИ, так и политические эксперты.
С геостратегией также тесно связан термин «сферы влияния». Под ними понимаются территории за границами какого-либо государства, на которые оно оказывает какое-либо воздействие (культурное, экономическое или, например, военное). В этом смысле Беларусь — очевидная сфера влияния России: государства заключили военный союз, активно сотрудничают по гуманитарному направлению, на Россию ориентирована белорусская экономика. Однако, пусть и в меньшей степени, Беларусь одновременно является и сферой влияния Запада: в стране присутствует западная культура, ряд международных организаций поддерживает гуманитарные и другие инициативы. Это присутствие значительно сократилось в последние два года, но не исчезло совсем.
Очевидно, что именно о борьбе за сферы влияния (а не о геополитических концепциях) говорил в своих рассуждениях Олег Гайдукевич. По его мнению, Запад «душит» Беларусь, чтобы вырвать ее из сферы влияния России и ввести в свою сферу влияния. А Лукашенко, говоря о «геополитических интересах», явно имеет в виду как раз геостратегию: ЕС сталкивается с проблемой мигрантов и для ее решения сотрудничает с сопредельными государствами, которые могут повлиять на ситуацию с мигрантами.
А геостратегия и борьба за сферы влияния — это плохо?
Это не плохо и не хорошо, а просто сложившаяся практика.
Ни одно из государств мира не существует в вакууме, и на каждое из них (пусть и в разной степени) влияют действия других игроков. А потому для достижения своих целей им попросту необходимо взаимодействовать. Так происходило всегда — как в древнейшие времена, так и сейчас.
Начнем с геостратегии. Как мы уже говорили выше, Беларусь входит в зону влияния России и сильно зависит от нее. Это сказывается на внешней политике нашей страны. Так, после фактического разрыва отношений со странами Запада эта зависимость еще больше усилилась. И сейчас практически все международные визиты Александра Лукашенко совершаются именно в Россию — только в этом году прошло уже шесть встреч (очередная идет как раз в эти дни). По этой же причине белорусскому политику приходится встречаться с российскими губернаторами. Такие встречи не совсем соответствуют статусу его должности, однако в условиях внешнеполитической изоляции одним из способов развития отношений с фактически единственным союзником остаются переговоры с властями более низкого, регионального, уровня.
Так сейчас выглядит стратегия белорусской внешней политики. Плохо это или хорошо — другой вопрос, но никто не говорит, что Беларуси нужно отказаться от какой-либо геостратегии. К примеру, ранее ситуация выглядела иначе — Лукашенко публично говорил о развитии политики многовекторности, целью которой было как раз уйти от зависимости от РФ.
«Я удивляюсь и не совсем понимаю, почему против нашей многовекторности подскочили некие силы в Российской Федерации? Нам бы хотелось, чтобы они сказали, какие в связи с этим они имеют к нам претензии? Мы ведь четко заявили о том, что наш ближайший союзник, родная нам страна и народ — это Россия и россияне. Еще раз подчеркну: мы никогда не отворачивались от России, никогда», — утверждал в 2020-м, даже после выборов, политик.
Геостратегические задачи есть у всех без исключения стран. И далеко не всегда они связаны с экономикой. Так, например, Россия, мотивирует ими свои действия в Украине и в Сирии. В первом случае власти страны заявляют о военной угрозе, исходящей от Украины и связанной с ее возможным вступлением в НАТО. Во втором — говорили о развитии терроризма и радикального исламизма, что могло бы перекинуться и в саму Россию. США оправдывали геостратегическими целями (борьбой с терроризмом) военные вторжения в Ирак и Афганистан.
Чуть иначе выглядит ситуация с борьбой за сферы влияния. Это также не новое явление — к примеру, в конце XIX века Великобритания и Россия боролись за господство в Южной и Центральной Азии, что даже вошло в историю под термином «Большая игра». Но главной особенностью такой борьбы является то, что она в основном остается привилегией крупных мировых держав.
Во второй половине прошлого века основное участие в борьбе за сферы влияния принимали США и СССР как страны с разным общественно-политическим устройством и идеологией. Сейчас же игроков на этом поле больше: к ним, например, добавились ЕС и Китай, а также ряд других стран. Например, Афганистан считается зоной влияния Пакистана — страны, претендующей на роль регионального лидера.
Зачем крупным государствам вообще нужны сферы влияния? Причин множество, но фактически борьба за контроль над какими-либо территориями является своеобразным продолжением геостратегии государства — только в большем масштабе. К примеру, Беларусь важна для России как военный плацдарм на западе, отводящий военную угрозу от самой РФ. Для обеспечения контроля над этой территорией Кремль готов идти на различные уступки и жертвы: финансовую помощь белорусским властям, обеспечение их оружием и так далее.
Олег Гайдукевич абсолютно прав, говоря, что Запад заинтересован в наличии своих инструментов влияния в Беларуси. К примеру, Евросоюз имеет с нашей страной значительную границу и хочет сотрудничать в самых разных сферах — например, по уже упомянутой проблеме миграции. Но это не является какой-то тайной за семью печатями, а вполне официальная политика. Существует инициатива «Восточное партнерство», в рамках которой ЕС решает эти и иные задачи с Беларусью и другими странами бывшего СССР (год назад Беларусь вышла из инициативы из-за европейских санкций). Существовали и другие проекты, а некоторые реализуются до сих пор — так, ЕС продолжает финансировать развитие белорусских регионов.
И уж точно Гайдукевич лукавит, когда заявляет, что причиной для санкций против Беларуси стал ее союз с Россией. Наша страна вошла в военный союз с РФ в рамках ОДКБ еще в 1993 году, однако никаких санкций за это против нее введено не было. Все ограничения, введенные против Беларуси, были связаны с конкретными действиями белорусских властей. Чаще всего — с электоральными компаниями и последующими репрессиями в отношении населения страны и политических оппонентов. Сейчас к этим причинам добавилась еще одна — соучастие в российской агрессии (предоставление территории для военной интервенции также считается соучастием по международному праву).
Поэтому говоря о «геополитике» как о причине для давления Запада белорусские политики не только ошибаются с термином — они еще и пытаются объяснить действия ЕС и США каким-то тайными планами, цель которых — установление контроля над территорией Беларуси. На самом же деле это обычная и открытая политика, которой пользуются в международных отношениях все страны — в том числе и сама Беларусь.