Зачем в школе нужна политическая пропаганда? С какой целью режим переписывает историю? Почему ОДКБ вместо армии отправила в Армению генсека организации Зася? Что может принести Беларуси вступление в ШОС? Эти и другие злободневные вопросы задали нам вы. Мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману — и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит». Теперь доступна и его текстовая версия.
— Государство продвигает нарратив «Зато у нас войны нет, это все благодаря Лукашенко, иначе растерзали бы и воевали». Насколько это влияет на сторонников протеста и можно ли убедить большую их часть, что лучше безопасность, хоть какая, чем свобода?
— Эти нарративы действительно влияют на какую-то часть нейтрального, аполитичного сегмента нашего общества. Разные социологические исследовательские центры с весны фиксируют рост экономического оптимизма, чувства собственного благополучия и даже доверия к власти. Но это все происходит за счет неполитизированной части общества — тех людей, для которых и двадцатый год прошел по касательной, и война идет где-то далеко, а Беларусь в ней не участвует. Но раз у соседей идет война, а у нас ее нет, то
часть этих людей, находясь под впечатлением от таких новостей, стали ценить статус-кво сильнее, чем раньше, несмотря на падение ВВП и доходов.
Но вы спросили о сторонниках протеста. Эта логика к ним не относится. Они как раз таки переживают обратную трансформацию взглядов. Люди из этого сегмента общества считают, что Лукашенко не спас Беларусь от войны, а втянул ее в войну, предоставив России территорию для обстрелов Украины.
Уже больше двух лет подавляющее большинство этих людей не досягаемы для государственного телевидения. Они получают информацию почти целиком из социальных сетей или независимых СМИ, обходя их блокировки.
Еще до войны большинство сторонников протеста объединяло то, что они чувствовали себя не в безопасности в своей собственной стране. С началом войны это чувство только усилилось, потому что усилились репрессии. Это явно не способствует ощущению мира и стабильности вокруг себя.
Ну и наконец, судя по нескольким свежим свидетельствам, сторонники протеста не примиряются с властью, а наоборот радикализуются в последнее время. Это видно по риторике и действиям демсил, которые, отзываясь на запрос своих сторонников, недавно создали Кабинет с силовиками на ключевых ролях. Это также видно по некоторым социологическим исследованиям.
Здесь позволю себе небольшой анонс: до конца месяца будут опубликованы результаты опроса команды «Белорусского трекера перемен». Исследователи с сюрпризом для себя увидели необычайно высокий уровень поддержки силового пути решения белорусского кризиса, особенно среди сторонников протеста. Поэтому у нас нет объективных признаков, чтобы судить, что отношение к власти этих людей каким-то образом изменилось в лучшую сторону.
Кажется, что этот эффект первого шока от войны исчерпал себя даже среди так называемых нейтралов.
— В последнее время режим делает все больше попыток переписать историю и культуру: уничтожаются могилы солдат Армии Крайовой, сажают экскурсоводов за «неправильную» трактовку истории. Насколько далеко это может зайти? Для чего это власти? Ведь чтобы люди воспринимали историю так, как хочет государство, нужны десятилетия, и очевидно, что у режима их нет.
— Переписывание истории под нужды текущей политики и борьба с ее неправильными трактовками — это попытка выстроить новую идеологию на базе прошлого. Любая идеологизация авторитарного режима — это первый шаг в сторону тоталитарного режима. В отличие от фашистских и коммунистических диктатур белорусской власти нечего предложить своим сторонникам с точки зрения мобилизационной идеологии со взглядом в будущее, она предпочитает строить эту мобилизацию на базе ненависти к историческим врагам. В этой роли всегда выступали какие-то страны, например, США, Польша или Литва, или какие-то группы людей вроде белорусских националистов. Поэтому пока белорусская власть играется с этой темой, от нее следует ждать репрессий в адрес тех, кого она считает носителями этой враждебной трактовки истории.
Если мы говорим о гидах, то очевидно, что репрессии против них могут продолжаться в виде отзывов лицензий или просто недопусков к работе тех, кого власть посчитает неблагонадежными. Ну, а затем будут аресты тех, кто будет проводить экскурсии подпольно, без лицензий.
Другими объектами чисток могут стать истфаки вузов, библиотеки, музеи, Академия наук и простые учителя истории, на которых донесут за какую-то не ту, отличающуюся от советской, трактовку истории.
Власти наверняка продолжат «вычищать» книжные магазины и школьные программы от каких-то неканонических книг. Могут даже попробовать объявить какие-то взгляды на историю экстремистскими. Как, например, они объявили незаконным отрицание геноцида белорусского народа во время Второй мировой войны. Разумеется, будет больше пропаганды, больше обязательных часов политинформации на историческую тему в школах, вроде того, что проводил Лукашенко на первое сентября. Больше денег провластным историкам на их активности.
Но вы правы в том, что добиться изменения в сознании у власти таким образом, скорее всего, не получится. Максимум, на что они могут рассчитывать, — закалить, насытить какими-то историческими мифами антипольской и пророссийской направленности своих ядерных сторонников.
«Принудиловка» в школе, скорее, даст обратный эффект, но вот чего власть сможет добиться своей идеологизацией истории — так это страха в сознании даже обсуждать эти темы, высказывать свое мнение на какие-то спорные периоды белорусской истории. Тут как и с политикой: если в стране есть какая-то обязательная линия партии, отклонение от которой наказывается, то большинство на всякий случай, «абы чего не вышло», предпочитает просто держаться от этой темы подальше.
— Зачем в школе нужна политическая пропаганда? Смотришь на фото детей с государственными флагами в Instagram школы — и по их лицам сразу видно, насколько им это «интересно». Власть сама себя этим дискредитирует, разве нет?
— Смысл достаточно прост — поставить заслон на пути вредных для власти идей. Чиновники искренне верят, что проигрывают войну за умы молодежи не потому что им нечего предложить, а потому что они плохо доносят свою идеологию.
Система привыкла работать через разнарядки и «принудиловку» абсолютно везде, во всех сферах жизни, поэтому было бы странно ждать от нее чего-то более креативного в работе со школьниками.
Я согласен с вами в том, что ни о какой эффективности здесь не может идти и речь: дети не впитывают как губки то, что им навязывают администраторы школ, заставляя сидеть часами в классах и слушать пропаганду. В части подростков естественным образом сработает обратный рефлекс — бунта и отторжения того, что тебе пытаются навязать против твоей воли.
У большинства школьников, думаю, это время, когда они просто будут сидеть в гаджетах и отключаться от того, что им говорят учителя. Со стороны это все очень напоминает идеологическую работу в СССР, когда на бумаге все были пионерами, комсомольцами, десятки миллионов пошли в партию. А когда все посыпалось, оказалось, что ни у кого нет никакой идеологии, потому что все это было только для галочки.
Таким образом власть не улучшает свои позиции по работе с молодежью, а на самом деле ухудшает их, потому что она с самого раннего детства воспитывает в школьниках аллергию к официозу и ко всему, что выходит из уст идеологов.
— Почему ОДКБ вместо армии отправила в Армению Зася?
— ОДКБ не первый раз показывает полную беспомощность в том, что касается ее основного мандата — защиты государств-членов этой организации от внешних угроз. Если помните, на первом заседании лидеров ОДКБ после начала российского вторжения в Украину этот вопрос даже не попал на повестку дня и в итоговое заявление глав государств. Лукашенко потом еще несколько недель критиковал союзников за то, что они пытаются отсидеться в стороне — а они пытаются. Даже в ООН государства-члены ОДКБ, кроме официального Минска, не голосуют в поддержку России по украинской теме.
ОДКБ вообще проявило себя эффективной организацией только один раз — в январе этого года, когда быстро собрала миротворцев, чтобы помочь Токаеву подавить бунт в Казахстане. И туда войска ОДКБ ехали не воевать, а охранять стратегические объекты, то есть скорее в качестве жеста политической поддержки, а не реальной боевой подмоги. Но одно дело — отправлять сотни десантников в безопасную командировку, а другое — на границу Армении и Азербайджана, где и стрелять могут, и придется поругаться с важным для всех партнером Баку и стоящей за его спиной Турцией. Конфликт Армении и Азербайджана — это вообще хрестоматийный пример хронической неспособности ОДКБ даже занять сторону одного из своих членов, не то что помочь ему вооруженным путем.
И первая причина тут историческая. Она состоит в том, что у некоторых членов ОДКБ отношения с Азербайджаном не менее тесные, чем с Арменией. А в случае Минска отношения с Баку всегда были даже глубже: Беларусь и Россия, например, поставляли оружие в Азербайджан. А Беларусь также закупала у Азербайджана нефть.
Получается, что прагматизм и экономика здесь явно доминируют над любыми союзническими интересами. Даже сейчас, после начала перестрелок на границе, ОДКБ собралась на экстренное совещание. Но и там они не смогли принять заявление с поддержкой Армении. Все, что они смогли сделать, — это выразить ей соболезнование в связи с гибелью ее граждан.
Кроме этого, лидеры стран ОДКБ решили отправить мониторинговую миссию на границу, а уже через несколько дней на саммите ШОС пять из шести лидеров ОДКБ, кроме Пашиняна, встречались, обнимались, фотографировались… с главой Азербайджана Алиевым. Не случайно в Ереване возмущены таким поведением союзников по ОДКБ и в эти же дни с радостью принимают у себя — кого бы вы думали? Да, главу Палаты представителей США Нэнси Пелоси. От высших армянских военных и гражданских чиновников мы уже слышим призывы о том, что, может быть, стоит выйти из ОДКБ, и благодарности в адрес Вашингтона за помощь в том, чтобы достичь перемирия с Азербайджаном.
И это подводит меня ко второй причине неспособности ОДКБ что-то предпринять в этом конфликте. Эта причина — слабеющая Россия. И Азербайджан, и стоящая за ним Турция, и Армения — все понимают, что Россия увязла почти всеми своими сухопутными войсками в Украине, и она не может серьезно продвинуться дальше, а только теряет территории, которые успела захватить в первые недели войны. Это придает смелости тем, кто еще раньше считал Россию сдерживающей военной силой в регионе. Если все и дальше пойдет по этой траектории и Россию все больше будут воспринимать как раненого зверя, то можно ждать новых попыток Азербайджана решить конфликт с Арменией военным путем. Но и не только. Можно также ждать, что и Грузия обратит внимание на свои отторгнутые территории Южной Осетии и Абхазии, и Китай будет более активно проводить экспансию в регионе Центральной Азии.
— Что может принести Беларуси вступление в ШОС? Есть ли какие-либо условия, которым новая страна-член должна соответствовать, и как это может отразиться на ситуации внутри Беларуси?
— ШОС объединяет настолько разные, в основном — азиатские, страны, что там сложно придумать какой-то общий критерий или набор требований, которым все они соответствуют.
Наверное, главный фильтр — согласие других членов организации на вступление Беларуси. В первую очередь таких важных стран, как Китай и Индия. Тут важно понимать, что процедура вступления Беларуси только началась, и это процесс не одного месяца, поэтому никаких немедленных последствий у этого не будет. Ну и потом, после того как членство Беларуси будет оформлено официально, очень сложно представить, что это изменит в жизни простых белорусов.
Дело в том, что ШОС — это не полноценное интеграционное объединение, в котором были бы какие-то органы, принимающие решения, зона свободной торговли или таможенный союз. Это и не военный альянс, чтобы рассчитывать на помощь китайских или индийских солдат в том, чтобы подавлять протесты в Беларуси.
По сути ШОС — это место регулярной встречи для лидеров нескольких азиатских стран, включая самые крупные из них. Примерно как СНГ на постсоветском пространстве. Для Китая эта организация — инструмент влияния в первую очередь в Центральной Азии. Для таких стран как Россия и Беларусь — это возможность показать Западу, что на нем свет клином не сошелся. Минск всегда стремится в подобные форматы международного сотрудничества, именно чтобы показать Западу, что изолировать Лукашенко не получится: он все равно найдет для себя форумы, где он будет встречаться с главами других государств.
Это своеобразная возможность показать свою субъектность, востребованность. Это такая белорусская многовекторность после 2020 года. Минск хочет продемонстрировать, что он не превращается в экономический придаток и военный плацдарм России, а способен играть в большую мировую дипломатию. В первую очередь здесь важны отношения с Китаем. Это по сути вторая страна, на которую пытается опираться Лукашенко после того, как западный вектор оказался отрезанным.
Если же переходить к прагматике, то интерес у Минска здесь может быть только один: на личных встречах с лидерами азиатских государств убедить их покупать больше белорусской продукции, у которой сегодня проблемы со сбытом в мире, и наладить под это логистику. Раньше Минск мог предложить себя некоторым крупным странам в качестве логистического окна в Европу, но сегодня после многих раундов санкций Беларусь уже не такое привлекательное направление для транзита.
А вот что здесь даст конкретно членство в этой организации, понять очень сложно, потому что Минск является наблюдателем в ШОС уже более десяти лет. И Лукашенко регулярно ездил на эти саммиты и мог проводить все эти двухсторонние встречи. Тем более что сегодня главная проблема — это не поиск рынков сбыта для белорусской продукции, например, калия или дерева, а поиск логистических решений в ситуации, когда почти все соседи Беларуси отказались пропускать белорусские товары. И об этом договариваться нужно не с Китаем или Индией, а с Россией, которая стала для Беларуси по сути окном в мир с точки зрения внешней торговли.