Минск и Москва подписали договор об общих принципах налогообложения по НДС и акцизам. Это «полностью решает для Беларуси вопрос российского налогового маневра в нефтяной сфере», заявил премьер-министр Роман Головченко. Экономисты же смотрят на сближение налоговых систем двух стран не так позитивно. Старший научный сотрудник BEROC (Киев) Дмитрий Крук объснил, почему так происходит.
«Фактически мы встраиваемся в налоговую орбиту России»
— Минск и Москва подписали договор об общих принципах налогообложения по НДС и акцизам. Если говорить не о деталях документа, а о сути, то что изменится в Беларуси после вступления в силу договора, то есть в 2023 году?
— Нет так, чтобы это прочувствовал каждый налогоплательщик либо чтобы это мгновенно сказалось на текущей макроэкономической динамике. Но это затрагивает фундаментальные сущностные характеристики свободы налоговой политики нашей страны и маневров в ней. По сути договор сводится к тому, что Беларусь отказывается от свободы в распоряжении важнейшими инструментами налоговой политики. Это касается установления ставок, корректировки их в более низкую сторону, формирования списка подакцизных товаров, перечня льгот, которые могут быть установлены на национальном уровне, и условий освобождения от их выплат. Беларусь не сможет решать эти вопросы на свое усмотрение, а должна будет придерживаться этого договора.
Еще один важный момент по НДС — теряется свобода маневра в установлении предельных сумм, до которых операции будут не облагаться НДС. Это важно для малого бизнеса, большая часть которого подпадала под эту льготу.
На 2023 год предельные суммы выручки (дохода) для Беларуси установлены в размере 3 млн рублей для организаций и 1 млн для ИП. Для компаний и ИП из РФ планка — 270 млн российских рублей (более 11 млн белорусских рублей по курсу Нацбанка на 11 октября).
В общей сумме я называю это утратой значительной части налогового суверенитета. Ведь НДС и акцизы — одни из самых значимых для бюджета налоговых поступлений (НДС составляет треть всех налоговых поступлений в бюджет, акцизы — 6,6%. При этом налоговые доходы в целом формируют почти 89% доходов бюджета. — Прим. ред.).
Документ содержит еще один важный момент. Он касается наднационального налогового комитета, который пусть и не получает важных полномочий, но по сути все выходы за рамки, прописанные в договоре, потенциально допустимы по согласованию с ним. В части этого органа важен сам прецедент появления такой наднациональной структуры. Хоть это не одна из ключевых форм потери части суверенитета, но все же она важная. Особенно учитывая, что постепенно такие структуры могут обрастать полномочиями.
— Когда власти обеих стран только заявляли о подготовке к сближению порядка налогообложения в рамках Союзного государства, были опасения, что как раз Беларуси придется подстраиваться под российскую систему. В рамках этого документа, как вы считаете, Минск подстраивался под Москву или нет?
— В деталях и конкретных пунктах не скажу, не владея подробно стандартами российского администрирования, условиями освобождения от уплаты акцизов и НДС. Но в нормах, которые заложены в договоре, просматривается ориентир на российские. Более того, смысл этого договора во многом был в том, чтобы привязать белорусские нормы к российским. Так что идеология как раз в том, что там, где были отличия в рамках отдельных элементов администрирования и управления этими двумя косвенными налогами, они подгоняются под российский шаблон и дальше Беларусь утрачивает право их свободно корректировать. Фактически мы встраиваемся в налоговую орбиту России.
— Как указано в документе, в странах начнет работать интегрированная система администрирования косвенных налогов. Учитывая, что, во-первых, эта система разработана в России, во-вторых, россияне будут ей управлять, Москва получает доступ к информации о белорусских компаниях-налогоплательщиках. Есть ли в этом какие-то плюсы и какие могут быть риски?
— На мой взгляд, это один из самых главных пунктов договора. Возможно, на ближайшую перспективу он важнее остальных. Москва получает доступ ко всей налоговой (и не только) информации о белорусских юридических лицах, потому что НДС платит подавляющее большинство.
Я это сравниваю с видеонаблюдением. Если я у кого-то дома поставил видеонаблюдение, то я могу, конечно, сказать, что использую его в благих целях, но есть определенные элементы частной жизни, которые лучше хранить при себе. То же самое касается информации о том, какие операции совершаются белорусскими компаниями, о масштабах юридических лиц, с кем и какие сделки они проводят, в каких объемах, куда направлены соответствующие финансовые потоки. Мягко будет сказать, что это чувствительная информация. Я бы сказал, что это информация стратегического характера. Такого рода данные о компаниях предоставляют огромную ценность, и как они могут использоваться, одному богу известно.
Такого рода информацию страна как раз-таки должна защищать. Вернусь к своему банальному примеру: если это должно быть открыто и прозрачно — давайте все у себя поставим видеонаблюдение и за нами будет смотреть большой брат, ведь у него нет плохого умысла. Здесь аналогичная ситуация.
Думаю, как раз по инициативе белорусской стороны в тексте договора много внимания уделено тому, как важно добросовестно использовать эту информацию, последствиям в случае выявления ее использования не по назначению. Потому что в этой информации по сути скрыт огромный пласт знаний о том, как сильна или слаба белорусская экономика, ее отдельные отрасли и фирмы.
Минск оказался готовым на все ради компенсации за налоговый маневр
— В договоре есть один момент, некоторых он особенно смущает. Это то, что там прописана своего рода награда для Беларуси за выполнение условий договора — бюджетные трансферты, то есть компенсация за налоговый маневр. Факт расстановки акцентов заставляет думать, что Минск, как выражается один известный политик, «нагнули», и за это предлагают плату в виде бюджетных трансфертов. Как это видите вы?
— Чуть-чуть по-другому. Это же старая формула, когда во второй половине 2019 года россияне обнародовали график своего налогового маневра, — и когда белорусская сторона поняла, что теряет все преимущества договора от ЕАЭС и привязки к российским ценам, а это в свою очередь означает, что нефтепереработка перестает быть конкурентоспособной. Тогда же они подняли вопрос о том, что должна быть некая компенсация. То есть ее инициатором была белорусская сторона.
Статья 8 договора: При выполнении белорусской стороной всех вытекающих из настоящего договора обязательств российская сторона ежемесячно в порядке и на условиях, которые установлены настоящей статьей, предоставляет белорусской стороне межгосударственные бюджетные трансферты (далее — трансферты) в размере, определенном статьей 9 настоящего договора. (Так как формула, по которой будут рассчитывать сумму выплат, привязана в стоимости нефти, можно говорить, что это и есть та самая компенсация за налоговый маневр, которой добивались белорусские власти. О том, что это именно компенсация за налоговый маневр, говорил и Роман Головченко. — Прим. ред.)
Я бы не сказал, что белорусскую сторону сейчас «нагнули». Она была заинтересована и по сути говорила, что готова на все, только дайте компенсацию, чтобы поддерживать отрасль нефтепереработки. После этого россияне выдвинули условия. Если использовать эту же метафору, я бы сказал, что белорусской стороне поставили условия, как она должна нагнуться, — и она нагнулась так, как ее просили.
Но корень этой проблемы лежит в горизонте, на который ориентируются белорусские власти. Для них важно всеми правдами и неправдами поддерживать жизнеспособность нефтепереработки, чтобы она была способна сохранять рентабельную работу. Бюджетные трансферты — это во многом залог того, что НПЗ смогут остаться в зоне положительной рентабельности. Взамен Минск готов отказаться от более важных вещей, которые дадут о себе знать в долгосрочной перспективе.
Россияне хорошо понимали значимость такого обмена. А он неравноценный: я вам две копейки сегодня, но за них по сути вы продаете огромную часть экономического суверенитета страны.
— То есть вы говорите, что Беларусь обменяла часть налогового суверенитета на «две копейки» — компенсацию за налоговый маневр?
— Если совсем просто — да. Исходя из формулы, прописанной в договоре, и при нынешних ценах на нефть «Юралс», в год трансферты будут около 500 млн долларов. Так как в порядке расчетов трансфертов в договоре речь идет о 2023−2024 годах, то можно говорить, что полная сумма, которая будет причитаться в соответствии с этим соглашением, около 1 млрд долларов (если это соглашение не будет денонсировано). На эту сумму Минск обменял часть налогового суверенитета.
— Кроме этого миллиарда Беларусь хоть что-то выигрывает от такого договора?
— Это уже искусство интерпретации, считать ли это выигрышем. Да, прямо сегодня для нынешних белорусских властей это дает возможность поддерживать рентабельность нефтепереработки. А это крайне важная отрасль, которая при рентабельной работе будет барьером для схлопывания ВВП. Можно сказать, что благодаря этому договору в 2022—2023 годах снимается огромное количество вопросов для этой отрасли, а в целом для экономики это чуть значимо улучшает предпосылки для динамики ВВП.
Но в более длительной перспективе это только усугубляет ловушку привязки экономики к нефтеперерабатывающей отрасли. Вместо того, чтобы адаптироваться к вызовам времени, экономика ориентируется лишь на то, чтобы поддерживать то, что позволяло ее держать на плаву предыдущие годы.
Получается, что не нефтепереработка работает для развития экономики, а, скорее, в жертву приносятся перспективы развития, чтобы сегодня не получить огромный спад в этой отрасли.