Февраль 2022 года показал, что предсказать глобальные политические события часто невозможно: все может зависеть от решения если не одного человека, то небольшой группы людей. При этом война в Украине заставляет переживать за будущее региона и Беларуси даже тех, кто не особо интересовался политикой. «Зеркало» спросило у политических экспертов, чего они ожидают от 2023 года.
Мы задали одинаковые вопросы пяти политическим аналитикам. Среди них эксперт польского Центра восточных исследований Камиль Клысинский, российский эксперт по Центральной и Восточной Европе Иван Преображенский, украинский политолог Евгений Магда, белорусский экс-дипломат и старший исследователь Центра новых идей Павел Мацукевич, белорусский политолог и директор института «Палітычная сфера» Андрей Казакевич.
Будет ли Александр Лукашенко руководить Беларусью в конце 2023 года?
Камиль Клысинский: Вопрос, конечно, неблагодарный, потому что мы не знаем всех факторов, которые могут появиться. Но на основании тех данных, которые есть сейчас, я делаю вывод, что он удержит власть. Главный фактор для Лукашенко — поддержка России и лично Путина. Пока Путин при власти и пока ничто не предвещает падения путинизма, Лукашенко продержится. Имея помощь со стороны Москвы, он будет опираться и на белорусских силовиков. Пока, к сожалению, это работает так.
Иван Преображенский: Думаю, да, будет, потому что он опирается на поддержку Владимира Путина. А Владимир Путин, скорее всего, продолжит руководить Российской Федерацией.
Евгений Магда: Такой вариант сегодня выглядит достаточно вероятным. Думаю, главная угроза для Лукашенко исходит не изнутри страны, не от представителей белорусской оппозиции, а от его главного политического партнера — Путина. Лукашенко, с одной стороны, немало поднаторел в уходе от давления Кремля, с другой — его статус единственного официального военно-политического союзника России представляет для него угрозу. Понимает ли он эту угрозу? Думаю, что вполне, но изменить парадигму своего поведения он не в силах.
Павел Мацукевич: Будет, если не произойдет ничего медицинского. Думаю, что правильно этот вопрос задавать на рубеже 2024−2025 годов. Тогда возможна развилка из-за того, что различные обстоятельства могут подтолкнуть Лукашенко, чтобы передать власть доверенному лицу. Назову это трюком Алиева-Бердымухамедова, потому что круг лиц, кому может довериться Лукашенко, по-моему, вряд ли выйдет за пределы его семьи. Однако время покажет.
Андрей Казакевич: Скорее всего да, если не произойдет каких-то непредвиденных событий.
Пойдут ли лидеры западных стран на разговор с Лукашенко? При каких обстоятельствах?
Камиль Клысинский: Мы должны опираться на те факторы, которые есть сейчас. Если они не поменяются в будущем году, думаю, что лидеры западных стран на разговоры с Лукашенко не пойдут, потому что он просто недоговороспособный, нерукопожатный и очень токсичный. Он уже много раз подводил многих лидеров Запада, которые хотели быть ближе к Беларуси. Лукашенко нечего предложить, даже если бы он хотел пойти на переговоры с Западом и начать показывать жесты либерализации (то, что он уже делал несколько лет назад после аннексии Крыма). Сейчас он это не может повторить: даже если бы хотел, Москва не позволит.
При этом мы тоже понимаем, что он сам не хочет этих переговоров. Он должен что-то сделать, а сделать и не может, и не хочет. А лидеры Запада, особенно после соагрессии со стороны Беларуси против Украины, тоже не воспринимают Лукашенко как гаранта независимости страны, «гаранта безопасности» в регионе и «донора стабильности». Это уже не работает. Поэтому я очень скептически оцениваю перспективы всяких переговоров с Лукашенко. Даже если мы примем во внимание, что в России появится новая власть, я не думаю, что тогда Лукашенко будет главным игроком в Беларуси. Ситуация сильно поменяется, и в таких условиях переговоры лично с Лукашенко тоже будут не нужны.
Иван Преображенский: Думаю, лидерам западных стран нет никакого смысла идти на разговор с Лукашенко. Это возможно только в одной ситуации — если Россия будет находиться на грани полного военного поражения, а Александр Лукашенко попытается предать Владимира Путина и перейти на сторону победителей. Это для него не ново, он уже пытался многократно это проделывать то в одну, то в другую сторону, меняя свою ориентацию.
Евгений Магда: Очевидно, что Лукашенко на это рассчитывает, ведь у него есть опыт получения внешнеполитической амнистии от ЕС. Но нужно понимать, что сегодня ситуация несколько иная, и перспектива диалога с Западом для Лукашенко другая: он сможет говорить с западными партнерами только после поражения России в войне против Украины. И предметом переговоров будет только политическое выживание Лукашенко при условии его ухода из власти.
Павел Мацукевич: Это очень вероятно, если ему удастся избежать более активного участия в российской «спецоперации» в Украине. Надеюсь, лидеры западных стран как раз упредят это участие и инициируют контакты с Лукашенко, чтобы предоставить ему поле для маневра. И соответственно — некий шанс на выход для Беларуси и из войны, и из России.
Андрей Казакевич: Скорее всего нет, если не будет какой-то стабилизации (нормализации) отношений между Россией и Западом. В условиях продолжения войны Россия вряд ли заинтересована в ослаблении контроля над единственным и стратегически важным союзником. Имея множество рычагов влияния в Беларуси, Москве не составит сложностей прервать такой «разговор». Со стороны Запада заметной политической воли для начала такого диалога также немного.
Если исходить из современного положения дел, то предусловием для начала такого диалога видится заметный и односторонний шаг белорусских властей — освобождение значительного числа политических заключенных — несколько сотен. Или какие-то шаги по дистанцированию от России (например, публичный отказ в ремонте техники, постановка вопроса о выводе российских войск и так далее).
В какой стадии война в Украине будет в конце 2023 года?
Камиль Клысинский: Мы понимаем, что идет война на истощение сил и средств и Украины, и России. И тут возникает вопрос, кто больше выдержит. Думаю, что в будущем году мы будем наблюдать попытки каких-то мирных переговоров. Я не совсем уверен, что это получится. Обе стороны стремятся достичь своих целей, а они совершенно противоположные. Наблюдается максимализм с обеих сторон. И это, конечно, очень усложняет вопрос.
Иван Преображенский: К сожалению, скорее всего, война продолжится. На каком этапе она будет, сказать трудно. Думаю, что положение Российской Федерации будет более очевидно. Я не военный эксперт, мне трудно говорить, будет ли, например, к этому времени освобожден Крым, Донецк или Луганск. Но, скажем так, освобождение Крыма более вероятно, чем освобождение Донецка и Луганска к концу 2023 года.
Евгений Магда: Как гражданин Украины, я заинтересован не только в скорейшем завершении войны, но и в победе своей страны. По моему мнению, победой станет полное восстановление территориальной целостности Украины в границах 1991 года. Это вполне реальный сценарий к концу 2023 года. Но при этом я не вижу у России стремления к примирению на сколько-нибудь реалистичных условиях.
Павел Мацукевич: Вероятно, в виде позиционной и вялотекущей, но изматывающей войны. Вполне возможно перемирие, по итогам которого каждая из сторон будет считать себя победителем. В любом случае, окончание войны в 2023 году, по-моему, вряд ли наступит.
Андрей Казакевич: Будет идти война на истощение. Линия фронта не сильно изменится. Интенсивность боевых действий снизится. Война станет более дистанционной. К концу года в России может начать складываться усталость от войны и рост желания ее завершить даже без достижения всех результатов (сохранения всех оккупированных территорий).
Вступит ли белорусская армия в войну в Украине в следующем году?
Камиль Клысинский: Не думаю, что белорусская армия приступит к военным действиям в Украине. Мы этот вопрос обсуждаем уже минимум полгода, немножко устали от этой дискуссии. Но я всегда подчеркиваю, что если Путин надавит на Лукашенко, тот отдаст приказ войскам войти в Украину. Пользы от этого никакой не будет. Белорусская армия совершенно не готова ни в моральном, ни в техническом плане. Она не тренировалась ни для какого нападения, там совершенно другая доктрина. У этого вхождения будет плачевный результат. И поэтому думаю, что в течение следующего года мы будем наблюдать лишь слухи и информационные вбросы со стороны Украины, со стороны других источников о том, что белорусская армия якобы к этому готовится. Но на самом деле, на мой взгляд, она на это не пойдет и останется в стороне.
Иван Преображенский: Думаю, что нет, потому что ни Александр Лукашенко, ни российское военное командование, ни Владимир Путин не доверяют лояльности белорусской армии. А российская сторона еще и боится, что белорусская армия, будучи сама абсолютно не мотивированной участвовать в этой войне, окончательно демотивирует российскую.
Евгений Магда: Полагаю, что нет. Инстинкт самосохранения должен быть сильнее преступных приказов Лукашенко или даже Путина. Это не означает, что Кремль откажется от давления на Минск, но белорусские военные продолжают получать не только идеологические установки, но и информацию о ходе российско-украинской войны. Поскольку я не считаю граждан Беларуси глупее граждан Украины и не наблюдаю у них тяги к массовому самоубийству, вторжение белорусской армии в Украину мне кажется маловероятным.
Павел Мацукевич: Нет. Но это очень возможно, если Запад не поможет режиму, пойдя с ним на контакт, а продолжит гнуть свою кривую линию санкционного давления и изоляции Беларуси.
Андрей Казакевич: Вероятность такого есть. В любом случае стоит ждать эскалации с участием Беларуси. Учения, случайные обстрелы, помощь в логистике, ремонт, другие вспомогательные функции, возможно участие вспомогательных подразделений на различных театрах военных действий. Непосредственное участие в наступательных операциях как ударной силы маловероятно.
Что из глобальных политических событий произойдет в мире (не учитывая войну в Украине)?
Камиль Клысинский: Думаю, мы будем наблюдать, как мир медленно выходит из кризиса. Это будет затяжной процесс. Но все-таки я надеюсь, что, несмотря на плохие события в Украине и напряжение в регионе Восточной Европы, мир будет налаживать заново и отношения между разными странами, и экономические связи в торговле. Несмотря на турбулентность на рынке нефти, все-таки большого всплеска цен мы не увидим. Инфляция упадет. Я осторожный оптимист в этом случае. Каких-то резких событий я пока не берусь предвещать. Достаточно экспертам из этого региона наблюдать за войной в Украине. И хорошо, чтобы больше таких резких поворотов не было.
Иван Преображенский: Мне трудно предсказывать. Например, могу сказать, что окончательно определятся кандидаты в президенты США, и это станет важным моментом. Пойдет речь о выборах в нескольких крупных европейских странах, начнутся избирательные кампании, и там могут произойти достаточно существенные политические изменения. Соответственно, можно прогнозировать новый вероятный политический кризис внутри Европейского Союза.
Евгений Магда: Наверное, нужно понять, что Россия атаковала не только Украину, но и стабильность в современном мире. Поэтому высокая турбулентность стала признаком состояния международных отношений. Вполне вероятными выглядят досрочные парламентские выборы в одной из стран G-7, попытки переворотов в Африке и Латинской Америке, намерения России оказать гибридное влияние на страны Южного Кавказа или Молдову. Меня — не скрываю — порадовали бы центробежные тенденции в России, хотя я понимаю, что это непростой процесс.
Павел Мацукевич: Си Цзиньпин, пошедший на третий срок председательства в Китае, вполне может решиться разобраться с Тайванем. США окажутся перед выбором, участвовать в конфликте или остаться в стороне, чтобы не подвергать мир риску глобальной катастрофы. Беспрецедентность третьего срока Си Цзиньпина выдает его претензии на особое место в истории Китая и дает повод тревожиться за то, что она может быть военной.
Андрей Казакевич: Мировая экономическая рецессия, экономический спад в Китае.
Что будет с доверием/популярностью белорусских лидеров демократических сил?
Камиль Клысинский: Это сложный вопрос. Думаю, будет усугубляться конфликт между лидерами. Мы не увидим объединенную оппозицию. Будут появляться новые политические центры белорусской эмиграции, как минимум один такой центр уже есть в Киеве. Я имею в виду политическую коалицию «Киберпартизан» и полка Калиновского.
Все это усложнит вопросы популярности и авторитетности белорусской оппозиции, и она станет перед этим вызовом: что делать, чтобы повысить свою авторитетность и влияние на ход событий. Тем более что явление потери связей с белорусами в стране, которое мы уже сейчас видим, усугубится. Эмиграция будет жить своей жизнью, а белорусы в стране — своими заботами. Недопонимание только вырастет.
Иван Преображенский: Насколько я понимаю, там сейчас есть определенные репутационные проблемы. Из-за этого усилилось противостояние между разными группами белорусской оппозиции. Если у них появится надежда на возможность демонтажа режима Александра Лукашенко, то я думаю, произойдет полная консолидация белорусской оппозиции. В противном случае, наоборот, скорее, возрастут внутренние противоречия, а они будут приводить к снижению уровня ее легитимности как в глазах белорусов, так и в глазах западных потенциальных союзников белорусской оппозиции. Не то чтобы они отвернутся, но интенсивность их помощи еще сильнее снизится.
Евгений Магда: Я полагаю, что им необходимо создать общий политический миф 2020-го, чтобы использовать его в общих интересах. Без консолидации демократических сил Беларуси бороться против Лукашенко невозможно. Если этот вопрос не решить, оппонентам Лукашенко будет непросто удержать политическую инициативу. Мне порой кажется, что они тратят на борьбу друг с другом больше, чем на противодействие режиму Лукашенко.
Павел Мацукевич: Мне кажется, что доверие к ним продолжит свободное падение, в котором лидерам демсил не останется ничего иного, кроме как делать вид, что это запланированный полет с большим протестным потенциалом.
Андрей Казакевич: Она останется на уровне 2022 года, если война продолжится.
Станут ли бойцы полка Калиновского по-настоящему политической силой?
Камиль Клысинский: Многое зависит от того, что мы понимаем под понятием настоящая политическая сила. В очень особых белорусских реалиях это не будет, конечно, никакая партия в нормальном виде. Но будут такие амбиции с их стороны, чтобы влиять на ход событий в Беларуси. И это очень интересный процесс, которому сложно противостоять со стороны других больших центров. Те не могут представить похожие структуры, как полк Калиновского. И поэтому в какой-то мере они могут стать политической силой. Но еще раз, я повторюсь, не в понимании нормальной цивилизованной страны, где ведется большая политическая жизнь. Это будет очередной миграционный центр, белорусская диаспора.
Иван Преображенский: Думаю, что бойцы политической силой в принципе стать не могут. Поэтому, скорее всего, и не станут. Но если они будут успешно продолжать сражаться вместе с украинской армией, то кто-то из политиков может стать более серьезной политической силой, если всем будет очевидно, что именно он их и представляет.
Евгений Магда: Я вижу такие попытки в том числе в контактах с представителями украинской власти. Однако в политическом смысле состав полка Калиновского очень мозаичен, трудно представить единую политическую платформу для его военнослужащих. Им придется показать свою способность договариваться, создавать альянсы и формировать свою повестку дня.
Павел Мацукевич: В 2023-м нет, хотя дальнейшее развитие пиара вокруг полка может позволить кому-то из его бойцов, если Киев благословит политическую кампанию, начать мериться политической популярностью с грандами из Кабинета на фоне падения рейтинга у последних.
Андрей Казакевич: Да, но не в виде полка, а в виде определенной политической надстройки. Наверное, также произойдет консолидации вокруг них других национально-демократических сил.
