Год назад Лукашенко предложил политэмигрантам, которых он называет «беглыми», вернуться в страну — на коленях, покаявшись. Уже тогда зашла речь о какой-то комиссии во главе с генпрокурором Шведом и пропагандистом Азаренком, которая будет решать, кто из уехавших может вернуться и на каких условиях. Год спустя власть, кажется, подошла к реализации идеи. Все тот же Швед после совещания у Лукашенко заявил, что в ближайшее время появится межведомственная комиссия, которая будет рассказывать желающим вернуться, какие к ним претензии и какие условия нужно выполнить для возвращения.
Артем Шрайбман
Политический аналитик
Ведущий проекта «Шрайбман ответит» на «Зеркале». Приглашенный эксперт Фонда Карнеги за международный мир, в прошлом — политический обозреватель TUT.BY и БелаПАН.
Я вынужден пользоваться оговорками вроде «кажется», потому что и год назад это заявление, и затем не менее сенсационная инициатива амнистии для политзаключенных оказались пшиком. Нет никакой гарантии, что и сейчас власть не остановится на фазе анонсов или не выставит такие условия для возвращения, которые не будут иметь смысла. В стиле «приезжайте, отсидите, отдайте все ваши деньги и оставайтесь в стране».
Но если за очередными обещаниями будет стоять что-то более серьезное, чем обычно, то возникает вопрос: зачем власти эти игры в милосердие? Идет война, враги не дремлют, сам Лукашенко постоянно говорит о том, что расслабляться нельзя. Так в чем проблема оставить все как есть?
Первый заочно осужденный «экстремист» и по совместительству один из самых успешных белорусских медиаменеджеров Дмитрий Навоша очень точно отметил, что риторика про «беглых» (как и прочие любимые словечки Лукашенко вроде «наклонить») взялась из тюремного лексикона.
«Беглыми» бывают в первую очередь зэки, которые бегут из лагеря. В тюремной этике, да и по закону большинства стран, в таких людей можно стрелять при попытке бегства, если не получается их задержать. А если получается, им ужесточают наказание. Вина перед обществом и угроза от конкретного человека как бы вырастает, когда он пытается избежать наказания.
Лукашенко же со Шведом предлагают эту логику развернуть. Если бы политбеженец попался в руки ГУБОПиКа в Беларуси, ему бы светило «полное» наказание. А теперь же, по крайней мере на словах, переговоры с какой-то фильтрационной комиссией могут дать шанс на «индивидуальный подход» и смягчение кары.
Разумеется, что среди таких условий будут какие-то финансовые санкции (чего добру пропадать) и обязательства «сидеть под плинтусом». Возможно, попросят и покаяться на камеру для убедительности или сняться в очередном фильме БТ о том, как здорово живется вернувшимся после того, как приходилось спать под польскими мостами и питаться литовскими крысами.
Но сугубо логически, схема с возвращением будет иметь шансы убедить хоть кого-то ей воспользоваться, если по приезде политэмигранту будет светить какая-то морковка, то есть что-то менее суровое, чем если бы человек приехал просто так, без всяких унижений и переговоров.
Есть три возможных мотива для такого шага власти, если за словами в этот раз последуют дела. Эти мотивы не противоречат друг другу, и, скорее всего, работают каждый со своей стороны, имея значение для разных ведомств и групп в белорусской власти.
Во-первых, прагматика — желание вернуть в страну хоть каких-то специалистов на фоне утечки мозгов и рабочих рук, дефицита кадров сразу в нескольких секторах. Вдобавок с этих людей можно содрать штрафы или «компенсации ущерба» за право вернуться и не быть арестованным.
Если до этого дойдет, то это будет не первым решением такого рода. Коммерциализация репрессивного ресурса уже опробована на айтишниках и, по некоторым данным, работниках банков, которые донатили на связанные с протестами цели.
Видимо, кто-то в силовых структурах сообразил, что практичнее использовать тысячи небедных людей как дойную корову, угрожая им арестом, чем пытаться арестовать их всех одновременно, рискуя просто вытеснить большинство в эмиграцию. С политбеженцами такая же логика: проще обложить их мздой, чем оставлять в эмиграции и не иметь с этого ничего.
Второй возможный мотив — пропагандистский, утолить свою жажду унизить врага и показать своей аудитории, что «беглые» признают грехи и готовы принимать правила игры. Собственно, такой же была цель «покаянных» видео, которые ГУБОПиК штамповал конвейером. Порой казалось, что именно для кадра на фоне пририсованной двери человека и задерживали.
Попадая под колпак спецслужб после возвращения, недавние беженцы будут уязвимы для многократного использования в пропагандистских целях. Понадобится кому-то снять еще один фильм — попробуй откажись.
Наконец, третья причина как-то систематизировать, поставить на поток репатриацию политэмигрантов может лежать в желании малой ценой снять хоть какое-то напряжение в обществе и показать сторонникам свое добродушие и способность к прощению. Это может быть первой ласточкой того, что к властям возвращается уверенность в своем положении, которую они потеряли летом 2020 года.
Рассуждать о перспективах этой инициативы пока сложно, мы знаем слишком мало деталей. Лукашенко не забыл понизить планку надежд у тех, у кого они могли вдруг появиться, и заявил, что «огулом никто ничего не должен делать, ибо мы потеряем своих сторонников и законно потеряем».
Эти оговорки дают простую возможность заболтать очередное обещание так же, как в свое время амнистию, если изменится настроение. Если сами политбеженцы не захотят в хоть сколько-нибудь значимых количествах пользоваться новой «дорогой домой», то можно будет сказать, что, посовещавшись с Азаренком и Бондаревой, власть решила на поблажки «беглым» не идти.
Но в теории целевая аудитория в белорусской диаспоре у таких инициатив может быть. Среди политэмигрантов есть какая-то доля людей, которые не смогли устроиться на новом месте и хотят вернуться. А уже среди них можно попробовать найти самых доверчивых, которые поддадутся уговорам и, несмотря на случаи ареста вернувшихся под гарантии силовиков, вроде Татьяны Курилиной, поедут в Беларусь.
Но даже если условия будут относительно «простыми», ключевая проблема же для массового использования этого предложения все равно будет в отсутствии доверия, что власть может выполнять свою часть сделки. По большому счету, ничего не мешает завлечь в страну десятки или сотни отчаявшихся эмигрантов, заставить их выполнить унизительные условия, а затем кинуть.
Причем, последний ход необязательно должна делать верховная власть. Какой-нибудь майор, который хочет стать подполковником, всегда может прийти с обыском к «экс-беглому», найти у него в телефоне запрещенку или самому подписать его на нужные каналы и потом заявить, что вернувшийся гражданин сам нарушил условия соглашения, и поэтому сделка отменяется.
Возведение беспредела в норму рано или поздно начинает вредить его авторам: у них просто не хватает убедительных аргументов, чтобы показать свою способность вести себя иначе, чем обычно, следовать каким-то правилам и соглашениям. Сломать такой имидж можно только устойчивой сменой поведения, например, мораторием на новые репрессии. Но на этом месте в голову приходит лишь пословица про тех, кто пилит свой единственный сук, на котором нужно сидеть.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.