О том, что его бизнесу в Беларуси уже конец, основатель «Нового зрения» Олег Ковригин понял еще в январе, когда 150 сотрудников ДФР пришли сразу в пять клиник. По его словам, в это время ему предлагали «решить вопрос», но он не захотел. 27 июля Минздрав лишил медцентры лицензии, на следующий день они прекратили работу. Об уголовных делах, намеках на взятки и потере бизнеса, который существовал 25 лет, Олег Ковригин рассказал «Зеркалу».
«Дело не политическое. Такой подтекст ему пытаются придать, чтобы оправдать свои действия»
— Как вы себя чувствуете после всего, что случилось?
— Я созидатель по натуре, не революционер. И, естественно, я строил больницы не для того, чтобы их просто разрушили. После новости о лишении лицензии был огромный поток звонков, я, честно говоря, уже устал отвечать, поставил телефон на беззвучный режим. Тем более что ко мне приехали друзья из Германии. Что я буду делать сегодня (интервью записывалось 28 июля. — Прим. ред.)? Вечером с немецкими друзьями поужинаем в ресторане.
Но это не потеря всего бизнеса. Лишь в одной из стран было принято абсолютно нелогичное, не государственное, не гуманное и глупое решение. На протяжении шести месяцев расчетные счета «Нового зрения» были заблокированы, имущество и все здания компании арестованы. В течение шести месяцев мы не могли оплачивать покупку расходных материалов, лекарств и даже отопление здания за счет средств компании. Хотя по законодательству разрешены текущие расходы, чтобы не допустить остановки предприятия. Мы подали необходимые ходатайства — их отклоняли со стандартными и глупыми формулировками. Мы не могли оплатить ничего. В данный момент на счетах компании арестовано около 9 миллионов рублей, которых хватило бы, чтобы рассчитаться со всеми поставщиками и на возможные штрафы. Но вместо этого мы видим работу по прекращению нашей деятельности.
Сейчас мы минимизируем потери. Нужно уволить порядка 500 человек и, по возможности, трудоустроить. Звонят директора из разных коммерческих центров — «Мерси», «Лодэ» и других. Пожалуйста, мы подаем данные сотрудников, которые могут перейти — моментально всех трудоустроить сами мы не можем естественно. Делаем так, чтобы люди в меньшей мере почувствовали потерю работы. Плюс ко всему сегодня выплачивается заработная плата за этот месяц полностью. Люди относятся к случившемуся абсолютно с пониманием. Весь коллектив понимает, к чему все шло.
Я еще раз хочу подчеркнуть, что дело не политическое. Такой подтекст ему пытаются придать, чтобы оправдать свои действия.
— Каким образом?
— Важно отметить, что я абсолютно аполитичный человек, гражданин европейской страны и не могу давать оценку политической деятельности в Беларуси. Я никогда не участвовал ни в каких политических партиях и движениях. В 2020-м в «Новом зрении» было принято решение конкретно мною как консультантом Совета учредителей (то есть главой совета учредителей большой компании, которая владеет активами в разных странах), что руководство не будет участвовать в протестных акциях. Потому что врачи должны лечить всех. То есть если бы там привезли раненого омоновца, то лечили бы его, как и человека, который участвовал в маршах. Это было четкое решение, и оно зафиксировано документально: я не рекомендовал сотрудникам и всему руководству участвовать в акциях. Потому что я считаю, что революции делаются на площадях не медицинскими работниками.
Позиция у специалистов была разная, у каждого свое мнение. Я же не могу контролировать 500 человек. Несколько наших сотрудников участвовали в протестах по своей инициативе и попали под раздачу. Возможно, по этой причине силовики смогли больше развязать себе руки. Но в реальности это дело не политическое, а бандитов, которые просто решили забрать бизнес.
Я думаю, первое лицо государства об этом даже не знает. Естественно, ему об этом будет доложено под удобным углом. Будет предложена какая-то позиция, которая создаст мнение о том, что нормально, у нас все хорошо. Покажут цифру 1,7%, заявят, что это вообще мизер и не принесет ущерба республике (посмотрим, как они будут объяснять вал осложнений при лечении пациентов в дальнейшем).
— С чего началось дело по поводу зарплат в конвертах?
— На пустом месте, причем очень жестко и конкретно. 17 января, 16.55, 150 сотрудников Департамента финансовых расследований КГК ввалились в здания всех клиник одновременно (информацию об этом КГК сообщил только 17 апреля. — Прим. ред.). Согнали врачей и медсестер в одну комнату. Некоторых допрашивали до пяти утра, адвокаты отсутствовали. Получили вырванные куски показаний, ни на чем не основанные. Люди посчитали, что проще сейчас выйти, подписать какую-то бумажку, не понимая, что, подписывая это, ты уже ввязываешься. Были изъяты компьютеры, которые показали отсутствие фальшивых операций. Но через месяц они сделали повторную экспертизу. И нашли в компьютере директора на рабочем столе какой-то странный документ типа ведомости о якобы выплатах зарплат в конвертах. Справочно: уголовное дело в отношении директора не возбуждено.
В то время как у некоторых чиновников находят по полмиллиона в гаражах, по нашему уголовному делу о зарплате в конвертах нет ни одной фотографии, где разложены даже 50 долларов. Нет ни одного доллара, ни одного конверта. Но о чем-то же это говорит?
При этом, чтобы получить нужные показания, идет давление. В частности, так как я консультант Совета учредителей, то к моей 89-летней матери, которая живет в 70-километрах от Минска, были три визита сотрудников ДФР. Для меня большой вопрос, что они искали, так как я 12 лет не был в Беларуси.
Через других людей передавали просьбы о том, чтобы я ничего не говорил, никаких интервью не давал, в частности «Зеркалу».
Мой случай достаточно типичный, как я понимаю. Кругом просто «молчание ягнят». А я не ягненок, и их не боюсь.
— А на остальных учредителей есть такое давление?
— Учредители компании — иностранцы. Поэтому давление оказать можно только лишь виртуально. Но они настолько спокойно к этому относятся. Мы понимали, что работаем в стране высокого риска, что будут проблемы. Мы к этому готовы. То есть рассматривают варианты подачи исков в суды. Я уверен в их успешности. Возможно, ситуация повернется, как у обезьяны, которая попала в ловушку, взяв банан, находящийся в кокосе. Она не может отпустить банан и высвободить руку из кокоса. И вот таким образом охотник ее ловит.
«Сейчас предлагают к продаже всю собственность „Нового зрения“ разным коммерческим компаниям»
— Сколько уголовных дел было в отношении «Нового зрения» за всю историю работы?
— Нынешнее и еще как минимум три, которые сейчас закрыты. Правда, одно из их пытаются реанимировать. Это уголовное дело 2016 года, которое было закрыто дважды (для меня было удивлением, что его рассматривали еще и в 2020-м). Нас обвиняют в том, что «Новое зрение» покупало медицинские товары дороже, чем они стоят на заводе. Но где это видано, чтобы, например, тракторный завод продавал трактора прямо у проходной? Ну да, существует товаропроводящая цепочка — торговый дом, дистрибьютер. Естественно, мы покупали не напрямую у производителя. Нам же заявили: раз вы не можете предоставить документы, что вы купили медтовары у производителя с 2012 по 2016 год, значит, мы их оцениваем в ноль. То есть эти суммы не уходят в затраты, а идут в прибыль. И нужно платить налог на прибыль, а это огромная сумма.
— В 2013 году ведь было дело в отношении вас за якобы контрабанду медицинского оборудования, верно?
— Я хотел, чтобы вы специально озвучили сумму — 40 миллионов неденоминированных рублей или 4000 деноминированных. А в подозрениях сказано так: в неустановленное время в неустановленном месте во главе неустановленной группы лиц я привез лично медицинский прибор (чего я не делал). Какой, мне за несколько лет так никто и не сказал. И это статья о контрабанде в особо крупных размерах. До 10 лет.
Но мой адвокат внимательно изучил законы. Оказывается, существует перечень того, что относится к контрабанде — деньги, оружие, наркотики, сигареты и так далее. Перечень на тот момент устанавливался Совмином. Медицинского оборудования в этом перечне не было. То есть состава преступления по контрабанде не было. Они не имели права даже возбуждать уголовное дело по такой статье. Даже если бы я перевез какой-то прибор (хотя я его не перевозил). В итоге это уголовное дело закрыли.
Около 7 лет длились расследования по разным уголовным делам в отношении меня, проводилось огромное количество обысков, изымали компьютеры и телефоны. А сколько раз они при этом нарушали закон, не пересчитать.
Сейчас стоит тупая цель — просто-напросто забрать вообще все бесплатно. Они посчитают якобы не полученные налоги (это при том, что проводилась масса проверок, мы были постоянно под прицелом) — и под этим предлогом конфискуют недвижимость, оборудование и все, что они заблаговременно арестовали. Сначала лишение лицензии, а потом — лишение всех зданий и сооружений.
Насколько мне известно, сейчас ходят «ходоки» и предлагают к продаже всю собственность «Нового зрения» разным коммерческим компаниям.
— В комментарии «Зеркалу» вы сказали четко, что знаете заказчика. Есть у вас понимание, кому это будет выгодно? Или все национализируют?
— Я думаю, что национализации не будет, все произойдет другим путем. Во вторник мы наймем антикризисного управляющего. Дальше все оборудование, здания будут выставлены на торги. Деньги будут поступать на заблокированные счета. Ну, а затем посмотрим, как дадут возможность провести торги. И уже там мы увидим, у кого рыльце в пушку. Даже если это будет условный Иванов, за ним всегда можно будет увидеть реального владельца, там все это вылезет.
Естественно, это не уровень президента. Это абсолютно очевидно. Ему это более чем не интересно. И если бы он знал, что это происходит, наверное, люди, которые там участвовали, получили бы огромные проблемы.
— Почему вы так думаете?
— Потому что это не государственный подход. Мы делали социальные вещи. Уволены до 500 человек. Даже если через какое-то время попытаться все восстановить, то это будет уже невозможно. Теряется уникальная микрохирургия, сравнима с хирургией в Великобритании и Японии. Мы уже не соберем такой коллектив, понимаете? А у нас же были переговоры с ведущими специалистами мирового уровня. Шли поставки самых лучших расходных материалов, проводилась научная работа. Никакая госбольница не сможет конкурировать даже близко. А они говорят о 1,7%… То есть взяли от общего количества всех пациентов: сломанные ноги, поломанные руки, отрезанная голова, позвоночник, пересадка почек и все остальное.
Раз у нас такая клиника плохая и незаметная, то почему жена бывшего министра здравоохранения Василия Жарко оперировалась у нас? Почему к нам высокопоставленные чиновники приезжали подбирать очки? Есть же больше количество госбольниц. Да потому что мы — лучшие.
Я отношусь ко всему, что сейчас происходит, как профессионал. То есть какие-то конкретные лица совершили действия, которые с государственной точки зрения являются преступлением. Во время Сталина таких бы людей просто расстреляли.
«Как раз взятки и стали причиной, по которой я уехал из Беларуси»
— Почему вы приняли решение уходить? Например, у «Нордин» и «Лодэ» приостанавливали лицензии, но они каким-то образом возобновили их и продолжили работать. Знаете ли вы, каким способом, и почему вы им не воспользовались?
— Я отвечу так. Помните диалог с профессором Преображенским, когда у него просили купить журналы в помощь немецким детям? «Но почему вы отказываетесь? — Не хочу. — Вы не сочувствуете детям Германии? — Сочувствую. — А, полтинника жалко? — Нет. — Так почему же? — Не хочу…»
О том, как решаются такие вопросы, я могу сказать только на примере одного человека, Евгения Шигалова, чтобы не навредить никому. Это владелец рынка Ждановичи, который умер в 2014 году.
У него была аналогичная ситуация (в 2008-м году Шигалова задержали за незаконный захват земли, злоупотребление служебными полномочиями. — Прим ред.).
Я был единственным человеком, который приехал к его жене после того, как Евгения арестовали.
Так вот после того как его отпустили, мы встретились в самолете, летели с ним в Лондон вместе. Он похудел сильно, перенес инфаркт. Я спросил у него как дела. Он говорит: «20 миллионов долларов наличными и 30 миллионов долларов штрафа». (Шигалов вложил в строительство «Чижовка-Арены» 40 миллионов долларов. — Прим. ред.).
— Вам намекали на то, что нужно занести деньги — и вопрос решится?
— Так эта же история раскручивалась с января. Поэтому я могу с большой долей уверенности сказать, они ждали, что я передам какие-то суммы — и дело закроют. Но мне настолько брезгливо об этом думать… Понимаете, есть страны, в которых приходит налоговая инспекция, а ты не испытываешь страха, просто спокойно с ними уточняешь данные, тебе могут даже насчитать возврат налогов. Поэтому, естественно, я не рассматривал вопрос о даче взятки. И точно так же считали владельцы предприятия.
Не могу утверждать, давали «Нордин» и «Лодэ» взятки или нет. Но если за владельцем «Нордина» поехали за 300 километров на дачу, забрали, допросили вместе с женой и выпустили в одиннадцать вечера, то повод для размышлений есть.
Честно говоря, желания бороться с бешеной собакой у меня нет. Если люди не представляют ценности для государства, то окей. Мой труд нужен везде, поверьте, он будет востребован в другой стране. Конечно, я возьму сейчас творческий отпуск на месяц. А потом у меня появится новый проект.
— Собеседники «Нашай Нівы» из бизнес-среды говорили, что если бы у вас работал, например, какой-нибудь генерал в отставке, то клиника осталась бы и продолжила деятельность. Вы как считаете?
— Но у меня же не частная военная компания. Я думаю, если бы у меня работал генерал в отставке, который смог бы договориться, наверное, да, работали бы. Но мне противна сама мысль о нелегальном финансировании так называемой крыши. Мы никогда и никому не платили.
Приходили последние проверки — ноль нарушений. Условно, какую-то запятую там пропустили 13 лет назад — лишили лицензии, посчитали подложными документами. Но ведь Минздрав принимает решение о выдаче лицензии, а не я, на документах — подпись министра. Они были обязаны проверить все. Однако якобы выдают лицензию, которая не соответствует действительности. Более того, два здания в Бресте и Витебске построены после выдачи лицензий. Плюс ко всему три года назад был реконструирован медцентр в Минске. Нас все это время несколько раз проверяли заново.
Вообще, как раз взятки и стали причиной, по которой я уехал из Беларуси. Я сам придумал уникальную клинику «Женщина» в 2011 году. Восьмиэтажное здание, в котором все было очень продуманно. Первый этаж — приемное отделение. Второй этаж — смотровые кабинеты (если необходимы анализы, тут же сдаются). Тут же этаж, где консультируют и делают ЭКО. Дальше грязная операционная, если нужно что-то сделать быстро, затем — операционные сложные, с роботом да Винчи, который стоит невероятных денег и которым там можно проводить операции хирургам из разных стран. А также — частный роддом. Все должно было быть для людей за адекватные деньги. Была получена земля, выделена городом, заключен проект. Я получил 40 миллионов фунтов стерлингов кредита из английского банка. А мне тупо предложили дать взятку — 10% отката — и работай дальше.
Я просто вернул деньги обратно в банк. Строительство клиники приостановили. Вот из-за чего я выехал из Беларуси. Сейчас я очень востребован за рубежом. У меня просто есть выбор какого-то контрагента, с которым я буду работать, и все. Инвесторов хватает.
Просто каждый проект — это два-три года моей жизни. И я хочу посвятить их достаточно спокойной жизни. Тем более что мне уже идет шестой десяток. С моим образованием, с моим видением медицины я бы мог занять любую должность ответственную в любой стране. Я могу быть министром здравоохранения. Честным и неподкупным, эффективно использовать деньги на медицину, которых, например, в Беларуси выделяется очень много.
— Кто в таких ситуациях требует взятки обычно?
— Здесь есть два варианта. Первый. Они не говорят: несите деньги тому-то и тому-то. Они думают, что ты сам умный и найдешь следователей и так далее. Второй. Посылают знакомых тебе людей, которым доверяют, и они озвучивают условия решения проблемы, которую сами создали.
— Когда в «Лоде» и «Нордин» пришли, вы уже понимали, что с вами это тоже произойдет?
— Я понимал, что может быть такой процесс. Но заранее узнать об этом невозможно. Я же подписку о сотрудничестве не давал и не собирался давать. Поэтому, конечно, меня информировать не могут. Я живу уже 15 лет в другой стране, просто-напросто живу своей жизнью. «Новое зрение» — это лишь один из проектов, в котором я являлся создателем, вдохновителем и архитектором.
— Вы считали, сколько уже потеряли?
— Я оцениваю потери инвесторов как эксперт. Ориентировочно бизнес продается всегда из расчета шесть годовых доходов плюс стоимость зданий, сооружений. Я думаю, речь идет о сотнях миллионов долларов.
«Вы думаете, не было предложений „решить вопрос“? Были»
— Каково было осознавать, что это все происходит на ваших глазах, но повлиять на это вы не в силах? Хотелось как-то решить вопрос и оставить бизнес?
— Они пришли в компанию с западным мышлением, которая не делала нелегальных операций и не делает ничего нелегального. Пришли к человеку, который не будет делать по щелчку пальцев то, что они хотят. Я никогда никому не платил, даже рэкетирам в свои годы.
— Рэкетиры в 90-е и современный подходы к «решению вопросов» — что хуже?
— Сейчас просто происходит невероятное. То есть сегодня они получили карт-бланш делать все, что хотят, и им за это пока ничего не будет. Но в жизни есть закон бумеранга. То есть всегда все возвращается.
— В какой момент вы поняли, что все — бизнес уже не спасти?
— Как только они пришли в таком количестве без пяти минут до закрытия клиники.
— Прямо вот так сразу?
— Конечно, да. Вы думаете, не было предложений «решить вопрос»? Были. 5−6 человек предлагали это. Вы знаете, чувство брезгливости от таких предложений у меня сохранилось навсегда. Я не хочу идти на компромиссы. Да, я бы заработал денег больше. Но мне такие деньги не нужны.
— Что будет с врачами «Нового зрения»?
— Очень большое количество запросов сразу, тут же моментально из разных стран, из разных медицинских центров о том, чтобы дать возможность нашим врачам перейти на работу. Пока они будут работать где-то. Как только появится какая-то хорошая перспектива, я ее начну реализовывать. Где-то в сентябре-октябре.
Я планирую открыть клиники еще в Лондоне и дополнительно на Мальте. И мне нужно договориться об упрощенном принятии белорусов. Тем более что белорусский паспорт часто, к сожалению, токсичен. Поэтому мне нужны будут дополнительные разрешения. Я, конечно, заберу сразу всех профессионалов, кто захочет приехать работать за границу. Но такую большую сеть клиник я делать не буду.
Офтальмология в Беларуси откатилась на 20 лет назад моментально. Безвозвратно. И будет все хуже и хуже. Но самое главное, когда я разговаривал с людьми, которые имеют отношение к власти, то задавал им вопрос: вы понимаете, что это будет плохая ситуация? А они отвечали (дословно): «Нам нас**ть».
— В смысле? Это же их семей касается в том числе.
— Нет, понимаете, их семьи могут лечиться в клиниках в Москве, Петербурге. Тоже неплохой уровень. Мы у них учились. Там они найдут специалистов.
Но мы были номер один. Мы задавали тренды в офтальмологии. «Лодэ» — это многопрофильные клиники. У собственника «Вока» — параллельный бизнес. То есть специализированного центра как такового нет. Специализированные были только мы. Мы брали пациентов от 1 дня. А самому возрастному нашему пациенту было более 100 лет. Я считаю, что потери от нашего ухода будут очень серьезными.
— Оцените, какая в данный момент ситуация в медицинском бизнесе Беларуси.
— Дело в том, что я давал уровень вип-обслуживания обычным людям. Когда начал работать в Беларуси, то нормальным разрезом в глазу считался 1,5 сантиметра. Его зашивали капроновыми нитками (из таких делаются женские колготки). Через полгода работы я купил первый американский прибор, который сделал разрез бесшовным: свел его до двух, а потом 1,8 миллиметра. Число инвалидов по зрению уменьшилось.
Операции, проведенные у нас или в Великобритании или в Германии, абсолютно одинаковые по качеству. Мы используем и там и здесь дорогие расходные материалы. Но операции там стоят дороже, а в Беларуси дешевле, учитывая уровень жизни.
В офтальмологии в основном мы пользовались американским оборудованием. Основная компания-поставщик — это Alcon USA. В последний год Беларуси уже не продавали самые современные приборы. Мы их получали путем, так сказать, непрямых поставок. А госклиники так никогда в жизни не получат.
После того как были введены санкции, правительство США запретило поставки всех расходных материалов и приборов. Запрет начал действовать с 1 июля 2023-го. В Беларусь разрешили поставлять только растворы для контактных линз, растворы BSS (это типа водичка с солью) и хрусталики. Все как для Афганистана, скажем так. Остальное — нет. Ни приборов, ни эксимирно-лазерных установок — ничего.
Появился параллельный импорт. Но я думаю, что если будет большое желание это пресечь, если к этим приборам не будут поставлять расходные материалы, которые подходят только к ним, то в офтальмологии наступит каменный век.
Как долго это будет? Это зависит от правительства США. Я бы хотел, чтобы этого вообще не было, потому что медицину никогда не трогали. Меня это очень сильно расстраивает, и я понимаю, что и это глаза людей, и это их уровень, качество жизни. Но вот именно офтальмологию именно через эти санкции долбанули. И в этот момент, когда долбанули санкции, когда мы как-то пытались еще что-то делать, получить дополнительный удар…
Да, если надо будет оперироваться кому-то, у кого есть деньги, съездят в Арабские Эмираты. У кого нет денег, никуда не съездят. То есть пока они будут видеть как могут. На них будут тренироваться молодые врачи, чтобы набить руку и свалить за границу. А сейчас в стране — вал отъездов врачей. У нас уехало шесть хороших врачей за последнее время только лишь в Германию. Шесть. Учитывая, что мы работаем по западному принципу «минимум врачей, максимум обслуживающего персонала», это очень много.
Где 6 там и 26. Они потянут за собой коллег. Скажут, есть такое хорошее место, приезжай ко мне. А хорошего врача нужно выращивать десять лет. Я занимался и учебным процессом, и научной работой, и могу сказать, что, дай бог, чтобы чиновники исправили ситуацию каким-то образом. Но как профессионал я считаю, что это уже невозможно. Можно сделать одну хорошую больницу, но не десять в разных областях Беларуси. А одна не справится с тем потоком, который есть, с необходимым качеством. Так что нас ждет ухудшение — это точно.
