История соосновательницы популярной франшизы паб-квизов «Мозгобойня» Екатерины Максимовой не вписывается в стандартные сценарии предпринимательского успеха, но тем выше ее ценность. Четыре года назад «Про бизнес» уже рассказывал, как интеллектуальная игра объединила огромное количество людей в барах по всему миру, а теперь учредителям, кажется, не до игр — уже два года они судятся за активы компании стоимостью почти два миллиона евро, а Екатерина выступает одним из истцов. «Про бизнес» поговорил с предпринимательницей о ее счастливом детстве в Крыму, тяжелой утрате отца, непростой жизни в Беларуси и упорной борьбе за самую популярную франшизу паб-квизов.
«Мозгобойня» — командная игра, которая привлекает как студентов, так и топ-менеджеров. Она состоит из 49 вопросов на эрудицию и кругозор, которые разделены на несколько туров. Например, вопросы о событиях в мире, загадки в картинках, музыка, блиц-тур.
«Когда мне было 6 лет, умер отец. И дела семьи начали скатываться в бездну»
— Я родом из Крыма, поэтому у меня не совсем белорусская ментальность. Иногда это создает сложности, но чаще играет в плюс. Из-за того, что в Крыму гораздо больше солнца, люди не привязаны к сезону и стараются жить по принципу «здесь и сейчас».
А еще в начале 80-х годов Советский Союз взял курс на возрождение отечественной здравницы, и в регион приехало очень много образованной интеллигенции, которая знала себе цену и всегда находила новые области для деятельности. Такой же была и моя семья. После развала СССР отец начал заниматься коммерческой деятельностью в сфере логистики, соответственно, у семьи был хороший уровень жизни. Но внезапно, когда мне исполнилось 6 лет, папа умер, и дела семьи начали скатываться в бездну.
Из-за экономических проблем в Крыму, которые еще больше обострились во времена хаоса 90-х, мы жили в квартире без отопления и электричества, поэтому в одной из спальных комнат стояла буржуйка, которую приходилось постоянно топить.
Я думаю, что этот факт очень важен в контексте истории, потому что многие считают, будто мне просто повезло либо «папа помог». Но в реальности я всегда воспитывала в себе предприимчивость и чувство ответственности перед семьей, поэтому мне очень важно как-то двигаться в этой жизни.
На фоне бытовых трудностей спустя несколько лет мама решила вернуться на родину, в Беларусь, и мы оказались в Жодино. Там я провела активное детство: в 13 лет начала подрабатывать моделью на фабрике «Свiтанак», а параллельно училась в хореографическом классе и вместе с друзьями организовывала панковские тусовки.
«Работала ландшафтным дизайнером, но денег не хватало даже на еду»
Я всегда любила заниматься творчеством и свою будущую профессию видела только в этой сфере. Сначала хотела поступать на дизайнера в Литву, но мама не пустила. Компромиссом стал «ландшафтный дизайн» в БГТУ. Обучение было непростым, потому что это инженерное образование, но процесс мне нравился, так как голова постоянно забита нестандартными задачами из разных областей. А еще я продолжала заниматься танцами, у нас был свой коллектив и стабильные выступления каждые две недели. Эта социальная активность дала неплохой опыт в организации развлекательных ивентов.
По распределению от университета я попала в «Минский леспаркхоз», где стала мастером участка и курировала все пляжи вдоль водохранилища «Дрозды». Мастер участка — это когда у тебя в подчинении 8−10 просто пьющих мужиков либо зеков на «химии», которых ты должна привести в чувство к 8 утра, чтобы за ближайшие 2 часа они хоть что-то покосили.
Зимой работники обычно прятались в подсобке и пили свое плодово-ягодное, а летом было еще хуже. Обычно летним утром достаточно жарко, поэтому многие засыпали в кустах прямо на участке.
Разумеется, как раз в такие моменты звонит начальство со словами: «Екатерина Викторовна, вы где? Санстанция едет!» И тогда ты бежишь на участок, чтобы достать мужиков из кустов и унести куда-нибудь подальше.
Несмотря на такие приключения, у нас была классная команда, где меня уважали и всегда обращались по имени-отчеству, стараясь не подводить. Сама точно не знаю, как мне удалось себя поставить в таком коллективе. Я всегда была социопатом и интровертом. Только со временем научилась входить в контакт с людьми.
Неудивительно, что с детства я оказалась именно в панковской тусовке, где обычно собираются одиночки, неформалы, изгои, если хотите. Там мы нашли друг друга и старались держаться вместе, но в отношениях с другими людьми у меня всегда были грани, которые я никогда не переступала в общении, и не соглашалась ни на какие компромиссы.
Многих эта моя черта раздражала, поэтому в университете меня нередко называли «надменной хамкой», но это вряд ли верно, потому что на самом деле я люблю людей.
Наверное, это забавно звучит в контексте истории человека, который делает большой социальный проект для объединения людей по всему миру. Кстати, в детстве я никогда не увлекалась интеллектуальными играми и считала это пустой тратой времени, потому что главным развлечением в Крыму были горы и охренительная природа.
Отработка распределения пришлась на хаотичный 2011 год (в этом году произошла резкая девальвация белорусского рубля. — Прим. ред.), когда моя относительно высокая зарплата в 350 долларов в эквиваленте скатилась до 110 долларов, из которых 90 долларов уходили на оплату съемной квартиры. В ту пору я почти ничего не ела.
Папа умер, парня нет, а с мамой на тот период были плохие отношения, поэтому ждать помощи было неоткуда. Но я все равно считала, что смогу прорваться.
Еда — это не главное. К тому же на работе был старичок, который раз в день стабильно кормил меня супом и салатом. Да, порой я плакала, но на 100% была уверена, что светлое будущее наступит.
За пару месяцев до этих непростых событий я успела поступить на дизайнера в Литву, куда хотела пойти еще после школы, и оплатила первый семестр заочного обучения. Из-за внезапной девальвации у меня не было денег на проезд, и в Литву часто приходилось добираться автостопом, но этот опыт стал отличным поводом пересмотреть картину мира.
«Придумали „Мозгобойню“, подсмотрев идею в барах Вильнюса»
Я не бросила университет на фоне финансовых трудностей, потому что видела в обучении возможность вернуться в ту жизнь, которая была в моем детстве. С Крымом я ассоциирую чувство свободы, беззаботности и семейного уюта, где все было классным и радостным. Но когда мы переехали в Беларусь, чувство жизненной эйфории быстро ушло. Тут я впервые узнала, что, оказывается, люди пьют много водки, но особенно поражало, что это делают даже девочки в 15 лет.
Во время обучения я вписывалась во все образовательные инициативы и на одной из таких познакомилась с Сашей (Александр Ханин, сооснователь «Мозгобойни». — Прим. ред.). У нас быстро завязались теплые романтические отношения, а потом мы вместе создали «Мозгобойню», вдохновившись примером литовских баров, которые привезли тренд на паб-квизы из Лондона. Взяв за основу механику литовской игры, мы адаптировали правила под белорусские реалии и пригласили друзей на тестовый ивент в Минске. Людям очень понравилось, и на волне спроса мы организовали целую серию мероприятий, но ничего не заработали и взяли большую паузу.
Наверное, история могла этим и закончиться, если бы не постоянные вопросы знакомых: «Когда будет следующая „Мозгобойня“?».
Я ухватилась за эту возможность, взяла на себя все организационные моменты и уговорила Сашу остаться ведущим, потому что сама была социофобом. Вывести «Мозгобойню» на новый уровень мне помог двухлетний опыт в организации декора для свадеб, которым мы занимались вместе с подругой после моей отработки.
Там я научилась уделять внимание деталям и по максимуму использовать потенциал пространства. Люди не должны теряться на больших развлекательных ивентах, там всегда нужен понятный план рассадки и специальное меню, которое не помешает человеку вовлекаться в процесс.
Поняла, что дела идут в гору, когда меня стало физически не хватать на решение всех организационных вопросов.
Я всегда измеряю успех не финансовыми показателями, а своим временем и личной вовлеченностью. В какой-то момент в моей жизни стало так много «Мозгобойни», что я решила оставить другие начинания и полностью сфокусировалась на развитии этого проекта.
До 2015 года мы с Сашей точно не думали о том, что можем сделать на этом бизнес. Весь учет, все контракты, партнерства и работа с корпоративными заказчикам лежали на наших плечах. По сути, «Мозгобойня» первых лет — это классный, персонализированный проект, который стал экстремально популярным в Минске (до 3000 участников в неделю) и быстро вышел за пределы страны.
И только тогда мы наконец-то задумались о строительстве полноценного бизнеса и с помощью друзей из Питера запустили международную франшизу.
Если честно, то вести бизнес со своим молодым человеком — это непросто. В какой-то момент мы перестали быть парой и превратились в бизнес-партнеров, которые тусуются и живут вместе.
Отношения были никакими, но ситуация напоминала положение родителей, у которых только-только родился ребенок, и разойтись просто так не получится.
По мере развития «Мозгобойни» трансформировалась и моя личность. На старте я была социопатом, который хочет не просто выжить, но и чего-то добиться в жизни, не соглашаясь на ту серую реальность, где обитали большинство моих знакомых. Хотя жизнь просто не может быть красочной, когда у тебя в детстве умирает папа, но я все-таки смогла найти эти краски буквально 3 года назад. Раньше моим главным стремлением было желание сделать что-то великое, а потом просто взять и умереть. Но я смогла измениться и начала получать удовольствие от жизни, проделав большую внутреннюю работу. Психология помогла мне лучше понять себя, и она же прокачала мое предпринимательское «я» во всех сферах, где нужны социальные навыки.
Но на любом этапе неизменным оставалось стремление вписываться во все начинания и моя уверенность в том, что каждый из нас может больше.
2015−2017 годы стали для «Мозгобойни» самыми «жирными» с точки зрения личных финансов. У нас был небольшой коллектив из 10−12 человек с четким разделением функционала, и чуть ли не каждый месяц мы повышали себе зарплату. По этому поводу были постоянные споры с финансовым директором, но, следуя мнению большинства, зарплаты все равно увеличивались. На пике я зарабатывала примерно в 10 раз больше средней зарплаты в Беларуси на те времена. Но с другой стороны, следующие два года стали просто бешеными по темпу роста проекта, поэтому приходилось жить в треугольнике Минск — Вильнюс — Питер. Такая динамика очень изматывала и быстро сжигала внутренние ресурсы.
Помню, как в 2015 году, собираясь на игру, я ощутила полное бессилие и мучительно вернулась в постель прямо в куртке с ощущением, что если куда-то выйду, то тут же отключусь.
Стало ясно, что пора взять паузу в организационных процессах, разгрузиться и сфокусироваться на управлении.
«Впустили в состав учредителей франчайзи из Екатеринбурга, а потом начался настоящий „п****ц“»
В 2017 году количество франчайзи в экосистеме «Мозгобойни» достигло сотни, и заметным драйвером роста стали четверо ребят из Екатеринбурга. Они купили франшизу в 2015-м и за два года успешно вышли за пределы своего города, приняв на себя примерно 10−15% от оборота всей сети. Разумеется, аппетиты ребят росли, и они пришли к нам с предложением включить их в состав учредителей. К тому моменту мы (имеется в виду первоначальный состав учредителей: Екатерина Максимова, Александр Ханин, Семен Черноножкин, Юлия Родионова. — Прим. ред.) уже выработали иммунитет к любителям паразитировать на франшизе и постоянно отфутболивали «партнеров» с Урала, но они все равно раз за разом возвращались. Только потом я поняла, что на самом деле эти люди действовали очень организованно: от одного человека никакой угрозы не исходило, но под давлением сразу четверых лед все-таки трескался. Ребята не собирались выкупать доли, они просто хотели слиться с нами, не предложив внятного плана по развитию.
В общении было понятно, что они намекают на создание своего бизнеса под новым брендом в случае нашего отказа.
А нам не хотелось терять «оборотку», и мы согласились расширить состав учредителей до 8 человек под их обязательства взять на себя развитие маркетинга в компании.
После внезапного расширения в системе менеджмента начался ад. Я считаю, что в бизнесе самое главное и сложное — выстроить отношения между людьми внутри коллектива, а все остальное можно сделать с привлечением экспертных сотрудников. После переподписания учредительных документов у нас творился настоящий «п****ц».
Мы встречались на собраниях акционеров раз в квартал и пытались определить стратегию компании. Если вчетвером всегда успевали решить все насущные вопросы за несколько часов, а потом просто шли ужинать и общаться на определенные темы, то в расширенном составе проблемы начинались с первого пункта. И важно подчеркнуть, что в пылу споров общение переходило на рельсы личных противостояний «по понятиям». Иногда они (учредители из Екатеринбурга) доводили финансового директора до слез, обвиняя «во всех грехах», но на самом деле это были лишь пустые разговоры ни о чем.
Новым соучредителям резал глаза факт того, что мы строим компанию для себя: оплачиваем отпуска, ездим в спа и просто наслаждаемся жизнью. Нас постоянно упрекали: «Вы — транжиры, вам нельзя доверять компанию». В таком режиме мы продержались всего полгода, а потом наши питерские соучредители не выдержали и покинули компанию.
Под давлением одного из екатеринбуржцев мы провели реорганизацию российской сети и открыли новое юрлицо с единоличным собственником, чтобы, как он утверждал, облегчить управление внутри России. Однако головной офис компании, куда стекались все активы, находился на Кипре.
«Увод» российской части сети «Мозгобойня» и суд на почти два миллиона евро
Несмотря на ролевые пертурбации и некоторые управленческие упущения, к началу пандемии «Мозгобойня» подходила c пиковой посещаемостью в 100 тысяч игроков в месяц, и казалось, что мы сможем разрулить все трения (в 2020 году проект вошел в топ-30 самых выгодных франшиз России, по мнению Forbes. — Прим. ред.).
Но если говорить откровенно, то причинами того успеха я считаю правильный фундамент, заложенный при основании франшизы, и инерцию от движения, которое было задано до ухода питерских учредителей. Тут стоит отметить, что джентльмены из Екатеринбурга еще с момента вхождения в состав учредителей пытались сосредоточить в своих руках все управление, и спустя некоторое время после ухода Юли и Семена у них получилось. Ситуация дополнительно усложнилась из-за пандемии, когда мы с Сашей потеряли возможность приезжать в Россию после введения локдауна. Александр находился в Украине, а я — в Литве.
Созвоны перестали проводиться, а финансовые отчеты приходили все реже. По сути, нас физически отстранили от дел компании и долгое время кормили бумажками, сделанными на коленке с нулями в графе «прибыль». А потом один из екатеринбуржцев прислал мне странные аудиосообщения с ультиматумом: «Либо Вы работаете на меня, либо забираете себе Беларусь и кормитесь на ней». Меня такое предложение не устроило, и как только появилась возможность въехать в Россию, я отправилась в головной офис в Екатеринбурге, где мне сказали: «А зачем ты вообще приехала?» Там я поняла, что у нас с Сашей пытаются увести компанию, и сразу занялась аудитом, несмотря на сопротивление топ-менеджеров.
Оказалось, что в апреле 2021 года активы компании (4 товарных знака и деньги) на Кипре были выведены в Россию, где у юрлица остался единоличный владелец.
Я до последнего не верила своим глазам и впала в состояние фрустрации. Было ощущение, что у тебя словно отобрали дом, который ты сама построила и способна это доказать, но в реальности зайти туда можешь только с битой, а это уже нарушение закона. Некоторое время я была подавлена, но быстро взяла волю в кулак и решила, что буду бороться до конца и возвращать свое.
Редакция «Про бизнес» несколько раз пыталась получить мнение о ситуации в компании от российских партнеров Екатерины, но они не хотели ничего рассказывать.
В октябре 2021 года мы вместе с Александром Ханиным и Николаем Тисенко (соучредитель из Екатеринбурга, который в 2020 году отошел от управления компанией) подали иск в суд Кипра, чтобы оспорить сделку по отчуждению активов в Россию и вернуть товарные знаки. Это вполне возможно, потому что между Российской Федерацией и Кипром действует соглашение о правовом сотрудничестве, которое делает решения судов обоих государств обязательными к исполнению.
До суда стоимость активов по иску оценили в 1,9 миллиона евро, заложив в основу расчетов показатели роста в течение последних 5 лет. Я считаю, что на момент отчуждения стоимость активов была выше, так как финансовую ситуацию существенно исказила турбулентность пандемии.
Весной 2023 года в качестве обеспечительной меры суд запретил совершать любые юридически значимые действия с активами, а также обязал ответчиков предоставить данные обо всех финансовых поступлениях за последние 2 года. Сейчас моя главная цель в этом процессе — лишить этих людей прав на использование товарных знаков, связанных с брендом «Мозгобойня» в России.
В потере российской части бизнеса я нахожу и положительные моменты. Да, мы потеряли заметный кусок дохода, но зато приобрели много новых партнеров в разных точках планеты.
И вообще твой бизнес невозможно украсть, если ты сам его создал. Мы полностью оправились от всех потрясений, и сейчас моя небольшая команда делает хорошие обороты.
У нас есть амбиции вернуть позицию самого популярного паб-квиза в мире, и для достижения этой цели я делаю ставку на регионы, которые стали популярными среди русскоязычных релокантов. Я очень хочу, чтобы у этих людей появились такие же комфортные и теплые места для социализации, как когда-то в родных странах.