Власти пытаются наказать как можно больше беларусов, которые участвовали в протестах после президентских выборов 2020-го или просто высказывались против действий системы. Над уехавшими из страны проводят заочные суды, а перед этим открывают специальное производство. Политическим «обвиняемым» назначают государственного адвоката, который должен отстаивать их интересы в зале суда. Но многие из них не могут связаться со своими защитниками — те просто не отвечают на звонки и сообщения. «Зеркало» рассказывает, что об этом известно.
«Написано: владелец этого паспорта находится под защитой государства. А государство отказывается от своих обязанностей меня защищать»
В марте нынешнего года стало известно, что СК начал процедуру спецпроизводства в отношении правозащитника и бывшего политзаключенного Леонида Судаленко. Его обвиняют по ч. 1 и 2 ст. 361−4 (Содействие экстремистской деятельности). Судаленко узнал фамилию адвокатки, а затем попытался связаться с ней через Telegram и Viber. Он отмечает, что писал и звонил в разное время суток, зная, что адвокаты могут не брать трубку, будучи на заседании. Но никакой реакции не дождался.
— Я направил ей такое письмо: «Пожалуйста, у вас есть два пути — отказаться от дела или меня защищать. Если не будете защищать, заявляйте самоотвод и выходите из дела». Даже прислал копию паспорта, чтобы она могла меня идентифицировать. Я знаю, по какой статье меня обвиняют, но каковы обстоятельства дела? Хотел это узнать. Она прочитала и не ответила. Дал ей возможность связаться со мной, но она не вышла на связь и самоустранилась. Наверное, у нее подписка о неразглашении. Но уточнить мою правовую позицию по делу она обязана. У нее появились такие обязанности, когда она приняла на себя это спецпроизводство (я уже даже не говорю о том, должна она вообще меня защищать или нет). Также адвокат должна выдать мне копию приговора, потому что, согласно спецпроизводству, она будет выдана исключительно защитнику, даже на сайтах он не вывешивается. А как мне его получить? Поэтому после суда я снова напишу — предложу, раз она не хочет со мной разговаривать, выслать копию заказным письмом по месту регистрации.
Судаленко рассказывает, что пытался сам найти другого адвоката, который бы взялся работать с его делом. Но нанять никого не смог:
— Обзвонил адвокатские конторы в Гомеле. Как минимум пять человек, как только слышали мою фамилию, сразу находили семь причин, чтобы отказаться от участия. А я даже предложил двойной тариф. То есть по этим делам кого-то найти невозможно.
Пока правозащитник направил жалобу в Минюст на нарушения со стороны своей защитницы. Правда, говорит, ведомство передало ее в Гомельскую областную коллегию адвокатов, а там нашли способ избежать комментария насчет таких действий.
— Они ответили, что у адвоката нет обязанности идентифицировать онлайн. Мол, приходите к ней, она будет работать на вашу пользу. То есть фактически отправили в тюрьму. Потому что если я приеду в страну, меня снова арестуют, так как я объявлен в розыск. А семь лет в тюрьме я не выдержу со своим состоянием здоровья, для меня это будет фактически смертный приговор. Поэтому ехать, участвовать в этом не могу из-за угрозы своему здоровью и жизни.
12 июня Гомельский областной суд начнет рассматривать уголовное дело Леонида, туда же он направил заявления об отводе адвоката и судьи, которых ему назначили.
— Судьи — потому что он назначил рассмотрение дела с нарушением ст. 115 Конституции, которая говорит о том, что правосудие в Беларуси осуществляется на основе соревнования и равенства сторон в процессе, — отмечает Леонид. — Фактически этот судья является соучастником преступления по вынесению заведомо неправомерного приговора (ст. 392 УК РБ. — Прим. ред.). Как и адвокат, когда не согласовывает со мной защиту. Также я предложил (ссылаясь на ст. 343 прим 1 КПК), чтобы меня опросили через видеоконференцию как обвиняемого.
Правозащитник говорит, что также направил предложение в Верховный суд, чтобы Конституционный суд проверил саму процедуру спецпроизводств на соответствие Конституции. Он считает, что нормы главного закона страны могут нарушаться.
— По моему убеждению, противоречит, потому что невозможно в сложившихся условиях обеспечить соревнование и равенство сторон в процессе. У меня такой же паспорт, как и у Валентина Сукало — главного судьи страны (председателя Верховного суда. — Прим. ред.). На второй странице написано: «Владелец этого паспорта находится под защитой государства». А государство отказывается от своих обязанностей меня защищать. Наоборот, сначала из-за политических репрессий вынудило уехать, а сейчас продолжает преследовать. Также были публичные заявления высших чинов, что, возможно, будут лишать гражданства, полученного по рождению.
Также у меня арестовали земельный участок, находящийся в пожизненном наследуемом владении, а на нем стоит дом, он в собственности жены. Пока в беларусском законодательстве не ввели термин «семья врага народа». Пока не думаю, что придут и заберут этот дом. Но придут ли они в квартиру, где жена и сын живут? Потому что, хоть эта квартира и на ней, мы ее в браке получили. Вот все эти аргументы я привел председателю суда, но не знаю, как будут развиваться события.
Судаленко считает, что спецпроизводства, с учетом сроков и штрафов, которые по ним грозят фигурантам, — это политическая расправа над уехавшими за границу несогласными, чтобы забирать у них имущество.
— По «экстремистской» статье срок лишения свободы — до семи лет, штраф — до 50 тысяч базовых, это более полумиллиона евро по этой экстремистской статье (2 млн рублей. — Прим. ред.), — объясняет мужчина. — Такой штраф даже для европейской страны нереален. А с беларусскими доходами как можно его давать? Эти судьи, которые выносят приговоры, думают, что в страну никогда не вернется законность? Я себя считаю умным человеком и уверен, что скоро это все исчезнет и всем придется отвечать. Лукашенко, уходя, независимо от того, как это произойдет, вместе с собой все приговоры заберет. Вопрос времени, когда политически репрессированные будут реабилитированы с выплатой разумных и справедливых компенсаций.
Правозащитник считает, что так госсистема в стране превращает адвокатов в соучастников преступлений, которые совершаются в сфере права.
— Кроме человека в мантии на месте судьи, в зале будут сидеть секретарь, прокурор и назначенный мне адвокат, который будет молча кивать головой. Что она будет говорить? «Судаленко не виноват»? Так она не имеет права на это, так как, повторюсь, не знает моей правовой позиции. Будет говорить: «Судаленко виноват»? Тоже не имеет права, так кто она? Сообщница, а не моя защитница. Они фактически лишили меня права защиты в этом процессе.
Правозащитник говорит, что после вынесения приговора будет продолжать защищаться: подавать апелляцию, а затем и кассацию.
— А потом — вытащить дело на возможные международные площадки. Опять же, есть доклад Совета ООН по правам человека, и там говорят о разумных основаниях считать, что в Беларуси совершаются уголовные преступления против человечности в виде этих преследований. Мой кейс тоже в этот портфель ляжет. Ситуацию нужно менять. Мы не должны молчать — нужно даже не говорить, а кричать о происходящем в стране, — заключает Леонид Судаленко.
«Важно не поощрять нормализацию новой реальности, которую предлагает нам режим, и не привыкать к ней самим»
С похожей «коммуникацией» уехавшие беларусы сталкивались и раньше. В марте суд Заводского района Минска вынес приговор по делу о «срыве республиканского референдума» 2022-го. Одной из фигуранток была руководительница инициативы «Честные люди» Елена Живоглод. Судья Дмитрий Лукашевич приговорил ее к четырем годам колонии. Но никаких деталей самого процесса Елена так и не узнала, как и фамилии человека, который должен был выступать ее адвокатом.
— Я писала заявление в Республиканскую коллегию адвокатов, заведующим юридическими консультациями двух районов Минска, в котором просила сообщить, кто мой адвокат по спецпроизводству. Хотела реализовать свое право на защиту — попросила выслать мне информацию по электронной почте, — объясняет Елена. — Я обращалась в январе 2024 года, напоминала им, что ответа нет, но не получила его до сих пор. В своем обращении я ссылалась на п. 3. ст. 18 Закона «Об адвокатуре и адвокатской деятельности». Он говорит о том, что адвокат не вправе действовать вопреки интересам клиента, то есть моим, не вправе занимать правовую позицию, которая не согласована с клиентом, за исключением такого права в случае признания вины.
Активистка честно признается, что не ждала ответа от коллегий, теперь действующих в соответствии с интересами властей. Но считает, что самим фигурантам таких политически мотивированных дел не стоит закрывать глаза на нарушение прав и норм.
— Это был мой интерес, насколько они щепетильно и кропотливо отрабатывают по всем этим специальным производствам, — говорит Елена. — Мне казалось важным обозначить свое отношение к действиям режима, не промолчать в ответ. Из-за того, что они не ответили, я не расстроилась. Но вижу реакцию некоторых моих коллег, коллежанок из демократического сообщества на эти делопроизводства, так называемые суды. И меня настораживает, когда к этому подходят с юмором и шутками. Мне кажется важным для нас, для общества не поощрять нормализацию такой новой реальности. И там, где уместно и возможно, обозначать свою гражданскую позицию, указывать на беспредел, в том числе правовой. Здесь мало смешного. Нужно обозначать, что это надуманные уголовные дела и ничего общего с законом они не имеют.
Что отвечают в Республиканской коллегии?
Журналистка «Зеркала» позвонила в Беларусскую республиканскую коллегию адвокатов от имени родственницы одного из уехавших беларусов, который проходит фигурантом по одному из таких дел. Услышав вопрос о том, почему назначенные государством адвокаты игнорируют своих клиентов и тем самым не выполняют свои обязанности, по телефону отвечать отказались.
— Я не могу вас проконсультировать. Если вы хотите получить консультацию, пишите письменное обращение — вам ответят. Ничего не могу вам пояснить. Я не уполномочена это делать, — ответила сотрудница коллегии и добавила, что ей ничего не известно, есть ли поручение или негласная рекомендация для специалистов не предоставлять никакой информации своим подзащитным по спецпроизводствам.
«За что вообще наказывать адвокатов — за то, что они выполняют свою работу и предоставляют материалы суда?»
Многие члены Беларусской ассоциации адвокатов по правам человека работали с подобными делами. Президентка ассоциации Мария Колесова-Гудилина рассказывает, что не все беларусы пытаются связаться со своими защитниками внутри страны или хотя бы узнать их фамилии. Однако, по ее подсчетам, более 20 человек обращались с такими вопросами. Все безрезультатно.
— По-хорошему, адвокат, получив все материалы дела, должен ознакомить своего клиента с ними. В принципе, я думала, что так и будет. Адвокаты будут давать постановления, и мы будем видеть, что там происходит, — говорит она. — Но типичная ситуация, когда мы вообще не знаем, что за адвокат ведет дело. Пытаемся узнать на стадии следствия. Но это практически невозможно. Узнаем уже во время суда, когда пишем ходатайство и получаем на него ответ уже от суда. Дальше у людей были попытки связаться с адвокатами в мессенджерах. Там кому-то не отвечают, кому-то отказывают, кого-то даже блокировали. Пытались связываться через почту юридической консультации, через жалобы в Министерство юстиции. Ответа нет. Хотя клиент имеет право требовать материалы его дела — вдруг он хочет отказаться от услуг, нанять другого человека? И здесь такой удивительный факт: за какой-то комментарий в СМИ или какую-то ерунду адвокатов лишают лицензии, а когда они отказываются контактировать со своим клиентом, на это министерство не реагирует никак. Получается, какие-то двойные стандарты.
По словам Колесовой-Гудилиной, ей и ее коллегам не известно ни одного случая, когда беларусу за рубежом удалось бы добиться какой-то информации по делу или реакции адвоката.
— С одной стороны, я понимаю этих адвокатов, потому что у них берут подписку о неразглашении, им угрожают, что привлекут к ответственности. Понимаю, что им страшно, не хочется садиться в тюрьму, например, за то, что они предоставят информацию. То есть эта история как бы понятная с человеческой стороны, но в то же время есть способы отказаться от ведения таких процессов, — считает Колесова-Гудилина.
Юристка обращает внимание на то, что в случае отказа адвоката коммуницировать нарушаются правила судебного процесса. В такой ситуации он не выполняет свое обязательство — действовать в интересах клиента. В таком случае он действует в интересах другой стороны или государства, как в случае с последними беларусскими реалиями.
— По Закону «Об адвокатуре и адвокатской деятельности» адвокаты должны действовать в интересах клиента. Но никто из них даже не выясняет эти интересы. Может, их подзащитные вину признают? Так что это нарушение всех правил, в том числе этических стандартов. Почему вдруг не работает адвокатская тайна? Почему человек не может пообщаться со своим адвокатом, которого ему назначило государство? — задается вопросами Колесова-Гудилина. — Само по себе спецпроизводство не запрещено Международным пактом о гражданских и политических правах. Но должны быть соблюдены нормы! Каждый человек должен знать, в чем он обвиняется. Когда мы видим закрытое судебное заседание, можем только догадаться или узнать из госСМИ, какого-то пресс-релиза СК или Верховного суда приговор. Как это соотносится со справедливым судом?
За что вообще наказывать адвокатов? За то, что они выполняют свою работу и предоставляют материалы суда? Не понимаю. Если идет вмешательство в отношения адвоката и клиента, здесь в любом случае нарушается право на защиту, адвокатская тайна и вообще в принципе ведение уголовного процесса. Потому что он строится на том, что есть защитник. И независимо от того, оплачен он за счет государства или самого клиента, права и гарантии не меняются.
При этом юристка не исключает, что даже в таких условиях назначенные государством специалисты могут пытаться отстаивать интересы своих подзащитных, даже если отказались контактировать с ними или проигнорировали их обращения.
— Я допускаю, что адвокат может даже очень неплохо работать в этом процессе, пытаться изо всех сил защитить и так далее. Но как вообще построить защиту без самого человека, который скажет, что он думает по поводу обвинения? — удивляется она.
Колесова-Гудилина тоже отмечает: беларусы, которые проходят фигурантами спецпроизводств, пытаются самостоятельно нанять другого защитника. Но ничего не выходит — специалисты не соглашаются работать с делами такого типа. Чем такое положение дел выгодно для властей?
— Тут все очень просто. Любой адвокат, который попадает в процесс, — это возможность получить какие-то материалы с живыми подписями. Это документирование всего, что происходит, — считает Колесова-Гудилина. — Если у нас есть документальное подтверждение участия того или иного судьи, народного заседателя, прокуроров, следователей и так далее, рано или поздно, хоть и не прямо сейчас, ответственность за их поступки их настигнет. Пусть и через 80 лет. Они все юристы и понимают это сами. Для этого и существуют платформы, которые документируют преступления против человечности. А в данном случае все, что они делают, — настоящие преступления. Поэтому зачем властям опубличивать доказательства?
Экспертка считает, что в Беларуси специалистов этой сферы «как будто ставят в безвыходную ситуацию» и могут толкать на такие процессы, не оставляя возможности отказаться от работы с ними:
— Мне очень жаль, потому что сейчас в стране адвокатуры не существует, но существуют адвокаты. Ситуация очень странная — как оценивать их действия или бездействие? Некоторые ведь попадают в такие процессы вынужденно. Например, многие были вынуждены уйти в юридические консультации. В некоторых таких консультациях есть дежурства по следствию, на судах. Если человек в этот день попадает на вызов по спецпроизводству, отказаться он не может. Не исключено, что он тысячу раз прекрасный адвокат, у него все нормально с совестью, ценностями, но он вынужденно оказывается в таких условиях работы. А если пытается следовать действующим теперь внутри страны нормам, к нему могут применить какие-то меры воздействия. Думаю, иногда могут специально делать так, чтобы такое дело на дежурстве попало кому-то определенному. Мне правда искренне жаль таких людей. Тем более если судьи сами все это творят, то у адвокатов ситуация другая. Но повторюсь, несмотря ни на что, какое бы ни было государство, нужно действовать в интересах клиента. Может быть, это сложно кому-то объяснять в ситуации, когда человек в концлагере и на кону его жизнь.
Что остается беларусам, которые становятся фигурантами таких дел и судов, на которых не могут присутствовать и о которых не могут ничего знать? Юристка советует не относиться к этому несерьезно и следить за ситуацией с помощью беларусских специалистов, которые находятся за границей. Вот почему это, по ее мнению, важно,
— Многие скажут: «Зачем вы легитимизируете этот суд тем, что к нему обращаетесь?» Но мы прежде всего юристы и действуем в правовом поле, пытаемся использовать те нормы, которые есть. Я считаю, что нужно принимать активную позицию. Один из моих подзащитных, Франак Вячорка, написал обращение в суд, чтобы его подключили к видеоконференции и дали возможность ознакомиться с материалами дела, предоставили информацию о защитнике. Ответ мы пока не получили, но будем с этой системой усиленно бороться. Другие люди могут тоже обращаться в нашу ассоциацию. Ведь если человек хочет потом воспользоваться какими-то международными механизмами (хоть их и очень мало сейчас для Беларуси), то встанет вопрос, почему он не обжаловал решение этого суда, — заключает Колесова-Гудилина.
Читайте также
