Почему Лукашенко отпустил некоторых политзаключенных? Как конкретно Китай может влиять на беларусского политика и ситуацию на границе? Санкции ударят по людям или властям? Почему генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш встречался с Лукашенко? Эти вопросы задали нам вы, а мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит», это его текстовая версия.
— Почему Лукашенко отпустил некоторых политзаключенных?
— Честным ответом будет: мы пока не знаем наверняка. Но я могу предположить несколько объяснений, которые мне кажутся более или менее вероятными.
Мы не знаем пока имен всех освобожденных, но уже почти наверняка можно исключить заявленную Лукашенко мотивацию. По данным Службы скорой гуманитарной помощи — альянса нескольких гуманитарных фондов и правозащитных структур — большинство из освобожденных не являются людьми преклонного возраста или тяжелобольными.
Слава богу, что все эти люди вышли на свободу. Это, бесспорно, позитивная новость. Но эта информация говорит нам о том, что политзаключенных для амнистии и помилований отбирали не по принципу «освободить самых уязвимых», а по какому-то другому, пока не понятному нам.
Если мы исключаем чистый гуманизм, то остаются более прагматичные мотивы. Например, это может быть частью какой-то пока неизвестной сделки Минска с Западом. Но здесь возникает вопрос: а что беларусская власть может получить взамен?
Это точно не будет отмена санкций. ЕС и США уже отреагировали на новости об освобождении политзаключенных короткими заявлениями. Их суть сводится к тому, что мы принимаем это во внимание, приветствуем этот шаг, но ждем полного освобождения политзаключенных. То есть ни о каком смягчении западной позиции здесь речи не идет.
Возможно, Минск получит за это какую-то встречу с высокопоставленным западным чиновником или дипломатом. На прошлой неделе, например, Лукашенко встретился с генсеком ООН, который отметил освобождение беларусских политзаключенных.
Могло ли это быть условием встречи? В теории да. Но на практике мне сложно представить себе ООН, выдвигающую такие требования Минску. Особенно учитывая, сколько в этой организации других стран с еще большим числом политзаключенных, чем в Беларуси, и с чьими лидерами чиновники ООН спокойно встречаются.
Посмотрим, будут ли в обозримом будущем какие-то новые контакты высокого уровня с какими-то западными представителями у, например, нового министра иностранных дел Максима Рыженкова. Если да, то у этой версии — обмена нескольких десятков человек на новые дипломатические возможности — появятся более веские доказательства.
Другой вариант, что Минск делает это авансом, без предварительной договоренности, просто рассчитывая, что Запад оценит этот гуманитарный жест. Учитывая, что в этом сценарии речь идет о персональных надеждах Лукашенко, мы вряд ли когда-то доподлинно узнаем, что он думал в этот момент. Но если это так, то это максимально наивная надежда.
Запад не будет смягчать позицию оттого, что Лукашенко освободил несколько десятков человек. Масштаб остающихся проблем с правами человека слишком велик, а новых политзаключенных набирают параллельно с амнистией. То есть смены курса не происходит.
Для того чтобы не уступки, а хотя бы разговоры о них серьезно встали на повестку дня на Западе, масштаб политической амнистии должен измеряться как минимум сотнями людей. Тогда это заметят, задумаются, что это значит, и начнут думать, как на это реагировать. Но чтобы добиться смягчения санкций, придется делать и другие шаги. Например, сворачивать репрессии.
Если в Минске этого не понимают, то скоро поймут по отсутствию действительно серьезной реакции Запада. Но я не готов поверить в такую наивность беларусских властей. Диалог между ними и западными дипломатами на самом деле идет постоянно. И в Минске должны знать, что такой шаг просто недостаточен для того, чтобы вызвать реакцию собеседников.
Можно предположить, что эта амнистия была направлена не на весь Запад, а, например, на Польшу, с которой сейчас у Лукашенко наиболее острый конфликт. Но если среди освобожденных не окажется Андрея Почобута, то не стоит ждать и односторонних уступок от Польши, потому что для нее кейс этого журналиста наиболее важный.
А вот если Почобут в этом списке в итоге окажется, то вся эта комбинация в моих глазах приобретает вполне понятную логику. Тогда я буду склоняться к версии, что все остальные освобожденные политзаключенные, как и рассказы Лукашенко про наш славянский гуманизм, это все такое риторическое прикрытие одной-единственной индивидуальной уступки Варшаве.
То есть ситуация с Польшей стала настолько напряженной, а риски для транзита через Беларусь настолько выросли, что Лукашенко наконец-таки решился пойти на главную уступку: отпустить Почобута. Но из-за того, что ему не хочется выглядеть как человек, который уступает под внешним давлением, появляется версия про гуманитарную амнистию тяжелобольных.
Так можно рассказать своим сторонникам, что лидер не идет на уступки, а просто проявляет милосердие. Но про Почобута по телевизору им можно просто не рассказывать, не возвращаясь к этой теме.
И если так произойдет, это все равно будет поводом для радости. Потому что, если бы Лукашенко не нужна была такая дымовая завеса, было бы только хуже. Эти люди оставались бы в тюрьме.
Но, увы, в таком случае, если не последует какой-то более широкий разговор с Западом по теме политзаключенных, сложно ожидать, что опыт этой одной группы будет повторен в ближайшем будущем.
— На прошлой неделе ЕС ввел новые санкции против Беларуси. Это ударит по людям или государству?
— Это один из самых массивных санкционных пакетов ЕС в отношении Беларуси за последние два года. Многое будет зависеть от того, как приграничные с нами Литва, Латвия и Польша будут трактовать и применять эти санкции. Но уже понятно, что удар по разным потокам потребительских и промышленных товаров в Беларусь может быть серьезным.
Под санкциями сотни наименований — от электроники, запчастей, бытовой техники до некоторых видов обуви, одежды, даже предметов гигиены, если их квалифицируют как предметы роскоши (то есть если одна единица товара стоит больше, чем 300 евро, с бóльшими лимитами для электроники). И уже с 4 июля с польской границы приходят сообщения, что людей с этими товарами не пропускают в Беларусь.
Несложно предсказать, что часть этих ограничений ударит по людям, по потребительскому рынку, другая — по промышленности, которая не сможет дождаться европейских запчастей.
В наши дни, учитывая, что эти санкции ввел только ЕС, это не означает полного исчезновения этих товаров в Беларуси. Какие-то из них завезут контрабандой, какие-то — через третьи страны, но в любом случае их стоимость вырастет. Какие-то из этих товаров, скорее всего, перестанут ввозить из-за невозможности конкурировать с более дешевыми беларусскими, российскими или китайскими аналогами.
Логика многих из этих конкретных запретов труднообъяснима. Я не понимаю, как экспорт в Беларусь ковров, дорогих маникюрных инструментов или кухонных приборов усиливает режим Лукашенко или позволяет России вести войну. Надеюсь, в ближайшие недели беларусские журналисты или оппозиционные политики поставят эти вопросы перед европейскими чиновниками или дипломатами.
Но такой огульный подход к санкциям показывает, что уже мало кто в западных столицах задумывается о разделении между вредом для людей и вредом для властей. Эта дифференциация осталась в прошлом, а сам пакет санкций, в принципе, в первую очередь направлен не на Беларусь, а на Россию.
Логика здесь такая: чем меньше европейской электроники, товаров двойного назначения, чипов будет поступать через Беларусь в Россию, тем больше денег российский ВПК будет тратить на то, чтобы добыть их в третьих странах. Российские санкции просто механически распространили на Беларусь, убрав некоторые важные для отдельных европейских стран строчки вроде люксовых авто.
В этом смысле удар и по простым беларусам, и даже по беларусскому государству — это не цель этого санкционного пакета, а, скорее, побочный ущерб. И на третьем году войны его просто не берут в расчет, когда пытаются решать более важную задачу.
— Польские СМИ пишут, что их МИД рассчитывает на давление Пекина на Минск, чтобы Лукашенко выполнил требования Варшавы. Как конкретно Китай может влиять на беларусского политика? Будет ли это делать? В чем интерес Китая?
— Интерес Китая в том, чтобы его товары без проблем пересекали беларусско-польскую границу. Это самый быстрый путь транзита китайских товаров в Евросоюз. Альтернативный транзит через Украину невозможен по понятным причинам, транзит через Литву и Латвию не может похвастаться такой же пропускной способностью.
По оценкам экономистов, через беларусско-польскую границу идет больше 5% китайского экспорта в ЕС. Доля не критичная, но переводить все эти объемы на альтернативные маршруты дорого, и не факт, что возможно полностью. Кроме того, здесь включается и имиджевый компонент. Потому что через Беларусь проходит китайский торговый маршрут «Пояс и путь» — это личная инициатива [председателя КНР] Си Цзиньпина. Любые сбои на ее пути — это удар по престижу проекта.
Что касается инструментов, то в теории они есть. Китай — это второй по значимости торговый партнер для Беларуси после России. Для Китая же Беларусь, разумеется, заменима по всем аспектам экономического сотрудничества. Пожалуй, кроме какой-то доли транзита, о которой я уже сказал.
Поэтому если бы Пекин захотел привести Минск в чувство, то экономических рычагов хватает. Достаточно просто на какое-то время увеличить долю других поставщиков калия. И Минск быстро бы понял намек. Но Китаю не пришлось, и я не уверен, что надо будет это делать. В отношениях Минска и Пекина нет особого конфликта. Иначе бы Беларусь не приняли торжественно в ШОС — организацию, в которой Китай доминирует.
Пекину достаточно легкого намека для того, чтобы Лукашенко решил даже превентивно не подходить к той черте, где создается дискомфорт для его китайских товарищей. И таким намеком вполне могло стать заявление китайского МИД по итогам встречи президента Польши Анджея Дуды и Си Цзиньпина, когда китайские дипломаты просто попросили деэскалировать эту ситуацию.
Асимметрия в отношениях Минска и Пекина такова, что это беларусские власти должны заранее угадывать, что может расстроить Китай, и избегать этого всеми силами. И с миграционным кризисом мы видим признаки того, что это происходит.
С середины мая падает число попыток нелегально пересечь границу Беларуси с ЕС. С начала июня беларусские власти начали демонстративно проводить задержания групп мигрантов по стране. А самое интересное произошло после визита президента Польши в Китай. Даже из этого падающего числа мигрантов беларусские власти стали перебрасывать большинство с польской границы на латвийскую.
Налицо желание послать все возможные сигналы Варшаве и Пекину о том, что Минск понял серьезность ситуации и пытается ее деэскалировать. Несмотря на заявления Лукашенко о том, что он Евросоюз не будет охранять от мигрантов.
Здесь остаются два вопроса. Хватит ли этих сигналов Польше для того, чтобы снять с повестки угрозу закрытия границы, и как долго продлится это затишье? В прошлом уже бывали ситуации, когда беларусские власти сначала снижали поток мигрантов, а потом снова повышали его, когда политические страсти спадали.
— На ваш погляд, ці можа расійская ўлада пасля смерці Лукашэнкі адкрыта паставіць кіраваць Беларуссю свайго чалавека? Ці магчымы нейкі паўтор у нашай краіне сітуацыі з Данбасам у 2014 годзе?
— На такія гіпатэтычныя пытанні вельмі цяжка адказваць, бо мы не ведаем вельмі важных акалічнасцяў.
Напрыклад, што такое «свайго чалавека»? Сённяшні Лукашэнка — гэта свой чалавек? Ён не адпавядае нейкім пажаданням Масквы? Калі не адпавядае, то чаму яна падтрымлівае яго эканамічна? А калі ён для Расіі свой, то ў чым прынцыповая праблема зрабіць з любога наменклатуршчыка, які прыйдзе на змену Лукашэнку, такую ж кантраляваную фігуру? Навошта адкрыта ставіць свайго генерал-губернатара, рызыкаваць стварэннем новай гарачай кропкі, калі любы падабраны самім Лукашэнкам пераемнік зробіць працу не горш?
Далей вельмі важна разумець, якой будзе сама Расія на момант сыходу Лукашэнкі. Такая Расія, як зараз, натуральна, будзе больш схільная да адкрытага ўмяшальніцтва ў транзіт улады ў Беларусі. А такая Расія, якой яна была ў дзевяностыя, наўрад ці змагла б зрабіць нешта падобнае сілавым шляхам.
Але нават калі мы застаемся ў логіцы рэваншысцкай, імперскай і даволі заможнай Расіі, то калі Масква пабачыць, што на змену Лукашэнку прыходзіць даволі кантраляваная групоўка ці палітык, для мяне невідавочна, навошта рабіць сілавы захоп краіны па данбаскім сцэнары.
Прынамсі, пакуль у апошнія дзесяцігоддзі Масква выкарыстоўвае вайсковую сілу як наступны крок у палітычным канфлікце з мясцовай антырасійскай ці недастаткова прарасійскай уладай. У вашым жа сцэнары гэта быццам бы адбываецца на пустым месцы. Пры гэтым, канешне, мы нічога не можам выключаць. Ментальны стан крамлёўскай улады яшчэ менш прадказальны, чым прозвішча пераемніка Лукашэнкі. Але з паводзінамі Масквы дагэтуль гэты сцэнар будзе разыходзіцца.
Таксама мае значэнне, хаатычна ці спланавана будзе праходзіць транзіт улады ў Беларусі. Калі гэта рэалізацыя сцэнару Лукашэнкі, то я б чакаў ад яго ўзгаднення пераемніка з Масквой загадзя.
Мне падаецца больш актуальным хвалявацца не з-за таго, што Крэмль можа аднойчы паўтарыць данбаскі сцэнар у Беларусі. А з-за таго, што наша краіна праз шматгадовую ізаляцыю і дзеянні самой улады можа стаць не асабліва адрознай ад таго ж Данбасу. Прычым без усялякіх інтэрвенцый.
— Почему генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш встречался с Лукашенко? Разве это не бьет по его репутации?
— Здесь важно понимать несколько малозаметных факторов. Гутерриш встретился с Лукашенко на полях саммита ШОС, где генсек ООН также встретился с большинством других лидеров стран — членов этой организации. И пусть там нет президентов, чья легитимность оспаривается десятками стран, но там есть вполне жесткие авторитарные режимы вроде Китая или диктатур Центральной Азии.
Поэтому для Гутерриша здесь нет серьезной репутационной проблемы. Он регулярно встречается с лидерами стран, которые враждуют с Западом, обвиняются в преступлениях и нарушениях прав человека.
ООН не смогла бы функционировать как всемирная организация, если бы ее чиновники встречались только с гуманными и демократическими руководителями. В ДНК этой организации — максимально отдаляться от политических баррикад в той или иной стране. Даже если это означает общение с еще менее приятными людьми, чем Лукашенко.
К тому же в Беларуси до сих пор работает сеть агентств ООН, и это, наверное, единственная международная организация, которая все еще реализует в Беларуси гуманитарные проекты на десятки миллионов долларов. То есть организация никогда не ставила на паузу контакты с властями Беларуси и не отказывалась их признавать.
Но если внимательно посмотреть на сообщения самой пресс-службы ООН по итогам саммита ШОС, то там встреча с Лукашенко выделена из всех остальных и далеко не в самом лучшем для беларусской власти ключе. Это был единственный пресс-релиз ООН, в котором поднимаются неудобные для собеседника Гутерриша вопросы. В отчетах со встреч с китайским или таджикским лидерами — только комплиментарные для них фразы.
В пресс-релизе же по итогам встречи Гутерриша с Лукашенко — и озабоченность по поводу прав человека в Беларуси, и призыв продолжать освобождение политзаключенных. Кроме того, пресс-служба ООН подчеркивает, что эта встреча состоялась по инициативе Минска. Ни в одном другом отчете со встречи Гутерриша с президентами Китая, Таджикистана, Казахстана, Кыргызстана, Монголии таких оговорок нет. Только с Лукашенко генсек ООН решил объясниться, что не искал сам этой встречи.
По меркам ООН это довольно критичное и унизительное для Минска заявление. И беларусские власти, кстати, смотрят на эту ситуацию именно так же. Неслучайно новый министр иностранных дел Максим Рыженков в довольно беспрецедентной манере решил поспорить с пресс-службой ООН, доказывая, что они, по сути, соврали в своем сообщении.
Это подтверждение того, что Минск понимает неловкость ситуации, когда даже нейтральная ООН расставляет флажки и показывает свое отношение к ситуации с правами человека в Беларуси.
