На совещаниях с Лукашенко чиновники очень часто что-то записывают. Причем сам политик в такие моменты может не говорить ничего конкретного, что, казалось бы, обязательно нужно законспектировать. Для чего они это делают? Требует это протокол или сам Лукашенко хочет, чтобы чиновники выполняли функции стенографистов? Действительно ли они записывают слова политика или в блокнотах фразы вроде «телок на заднем»? «Зеркало» задало эти вопросы тем, кто много лет работал в системе и сам участвовал в таких совещаниях.
«Делают вид, что записывают что-то мудрое, сказанное вождем»
Бывший госслужащий Анатолий Котов на совещаниях с Лукашенко был несколько раз, в 2017−2018 годах. Тогда он работал в Национальном олимпийском комитете и дирекции Европейских игр. Мужчина вспоминает: на таких встречах создаются все условия, чтобы делать конспекты и записывать что-то.
— Блокноты не приносят с собой, их раскладывают перед совещанием. Поэтому всегда у каждого участника будет карандаш или ручка для записи. Это правило подготовки совещания с участием Лукашенко. И даже если у людей с собой блокноты, их часто не достают, — констатирует он. — А дальше есть несколько версий, почему чиновники пишут. Самое простое — записывают за Лукашенко какие-то его поручения и мысли, как прилежные школьники. Понятно, что, когда идет какая-то артикуляция с его стороны, вряд ли люди просто рисуют в этих блокнотах.
Но бывает, когда Лукашенко молчит, говорит кто-то другой, а чиновники продолжают что-то писать. В таком случае, рассказывает Анатолий, они могут готовиться к тому, что их попросят выступить.
— В целом это понятно и логично: человек знает, что дойдет его очередь выступать, и накидывает свои мысли или какие-то тезисы, — объясняет он. — И есть еще один вариант. Если наблюдать со стороны за кадрами с совещаний, часто видно, что люди пытаются делать вид, что что-то записывают, даже если рисуют чертиков или цветочки. Такой способ психологической защиты, который очень часто срабатывает. Потому что поднять глаза на совещании реально воспринимается как вызов. И люди делают вид, что пришла в голову какая-то мысль или что записывают что-то мудрое, сказанное вождем. Конечно, мы еще не дошли до Туркменистана или Северной Кореи, где каждое слово записывается и за этим очень внимательно следят. Но думаю, мы близко к этому.
Для беларусских чиновников, отмечает Анатолий, нет правил (в том числе негласных), что и как писать на совещаниях. Поэтому постоянное стремление что-то выводить в блокноте скорее их собственное. Инструкций не давали и после скандально известной фразы о «мерседесах и телках на заднем».
Напомним, ее в блокноте написал один из участников совещания у Александра Лукашенко по развитию летних видов спорта в 2018 году. Кадр, где чиновник записывает эту фразу, попал в эфир телеканала ОНТ. Она сама стала мемом.
— Вроде бы по умолчанию очевидно, что именно писать и что не нужно чертиков рисовать. Но это все равно делается, такая человеческая натура. Тут можно вспомнить Путина, который может на совещании несколько минут обводить скрепку, — приводит пример Котов. — Но сейчас подобные вещи вырезаются. Я думаю, что это все так же случается, просто теперь за тем, что идет в эфир, лучше следят.
У самого Анатолия, рассказывает он, не было привычки делать вид, что чем-то занят. Тем более на совещаниях, которые он посещал, присутствовало достаточно людей, и вероятность «быть вызванным» не казалась такой высокой.
— Конечно, какие-то вещи записывал, но больше по делу: не забыть какое-то поручение или какой-то тезис. Все те совещания касались спорта, и по большей части мы их сами и готовили, — объясняет экс-чиновник. — Поэтому процентов на 80 было понятно, что будет сказано, и подробно конспектировать смысла не было. Я даже несколько раз выступал докладчиком. Слава богу, ко мне не было каких-то вопросов. Вообще если уже поднимут, то нужно или знать, что сказать, или, если обрушится царственный гнев, смириться с этим. Таковы правила игры.
Общую атмосферу на подобных встречах экс-чиновник называет нездоровой. А поведение их участников и желание не выделяться объясняет страхом:
— Они боятся нарваться. Поэтому самое простое, что можно сделать, — сидеть, уткнувшись взглядом в стол, в страхе, чтобы не назвали фамилию. Наверное, это похоже на нездоровую школьную историю, причем доведенную до абсурда. Когда нет диалога, взаимодействия, взаимного уважения. А есть боязнь того, что сейчас вызовут. Поэтому чиновники и ведут себя как школьники. Например, чем дальше место от Лукашенко, тем, с одной стороны, менее престижно, а с другой — более безопасно, туда начальственный гнев не долетает. Сложнее всего людям, которые сидят в первых рядах. Им, как прилежным ученикам, наверное, приходится очень много записывать. Но такая манера противоречит базовым правилам менеджмента. Складывается ситуация, когда самый главный начальник умнее всех и он рассказывает, как и что нужно делать. Эффективность таких моделей управления стремится к нулю. Зачастую все это сводится к заявлениям, которые делаются, по сути, для камеры. Пожурить нерадивых чиновников то за скот, который не хочет выживать, то за экономику, которая не растет. Это не про менеджмент, а про публичное унижение и шоу для народа.
«Задача одна: сидеть и записывать»
Экс-чиновник Валентин (имя изменено) долгое время работал в МИД, и в период с 2015-го по 2020-й несколько раз участвовал в совещаниях с Лукашенко. В том, что присутствующие на них постоянно что-то пишут, мужчина не видит ничего необычного: уверен, что это распространенная практика на встречах во многих странах. Но предлагает свою версию того, что именно могут записывать подчиненные Лукашенко:
— Не все его мысли попадают на камеру. Самое интересное — это читать стенограммы, которые готовятся по итогам всех заседаний. Потому что там все пишется со всеми паузами, междометиями и не связанными между собой падежами. И стенограмма — это поток мыслей Лукашенко, причем безграмотных и не структурированных. Поэтому у человека, сидящего там, есть возможность живьем записать все перлы, которые там звучат, а потом поделиться среди друзей или в бане, чтобы посмеяться. Хотя сейчас он объективно стал грамотнее говорить, на тридцатом году своего правления. В начале это был вообще мрак.
Как и Анатолий, Валентин считает, что совещания у Лукашенко вряд ли можно назвать именно так.
— По большому счету люди идут туда не как на праздник, как на каторгу, — говорит он. — Ясно, что вменяемых дискуссий там нет, есть только нагоняи. Это не то место, где обсуждение с аргументами и рассмотрением различных вариантов. Как правило, это все уже заготовлено, и проект предполагаемого решения по итогу совещания тоже готов. Остается открытым только вопрос, кто сколько получит по ходу разбора результатов работы, выгонят или просто ограничатся выговором. Причем не думаю, что есть какие-то категории чиновников, которые чувствуют себя там более свободно. Все под колпаком. Может быть, поэтому он себя чувствует королем на фоне остальных: ничего не угрожает, никто не спорит. Все понимают, что споры до добра не доведут. Поэтому задача одна: сидеть и записывать.
«Можа быць цытата Лукашэнкі на восем радкоў»
Еще один наш собеседник, Андрей (имя изменено), несколько лет работал в Администрации Лукашенко. Должность мужчины была не такой высокой, чтобы лично ходить на совещания с политиком, но позволяла детально знать о том, что на них происходит. Экс-чиновник вспоминает: такие совещания обычно посещали глава Администрации и его заместитель, иногда на них отправляли руководителей главных управлений ведомства. Руководители уровнем пониже могли рассчитывать на это совсем редко, а их заместители совсем не могли.
— Але нататкі, зробленыя падчас такіх нарадаў, я бачыў часта, — вспоминает экс-чиновник. — У нашым упраўленні, асабліва на кіруючых пасадах, людзі былі насамрэч высокаадукаваныя. Таму кіраўнік прыходзіў, і ў яго на палову ліста, максімум на ліст паметак. І тэзісна, канкрэтна адзначаныя важныя моманты. Потым ён збіраў нас, напрыклад, каб данесці інфармацыю, бо гэта магла быць наша будучая праца на бліжэйшыя паўгода ці год. Я бачыў гэтыя лісты, там магло быць, напрыклад, шэсць пунктаў. То бок запісвалі тое, што трэба. Але з таго, што казалі ў Адміністрацыі і якія плёткі хадзілі, ведаю, што так не ўва ўсіх.
Отдельного правила о том, что все обязаны постоянно писать на совещаниях, Андрей не слышал. Тем более что его руководители так обычно и не делали. Во многом стремление конспектировать каждое слово объясняет механизмом психологической защиты, который включался у людей во время совещаний с Лукашенко.
— Людзі, якія ў сабе не ўпэўненыя (асабліва калі Лукашэнка ладзіць разнос), лічаць за лепшае глядзець у нататнік і пісаць хоць што-небудзь, — объясняет он. — Шмат для каго найбольш важна проста не глядзець у вочы Лукашэнку. Гэта вельмі бачна па відэа з нарадаў: нават калі не запісваюць, чыноўнікі рэдка глядзяць непасрэдна яму ў вочы ці ў ягоны бок, часта ў паперку ці перад сабой, і ківаюць галовамі. Бо невядома, якім бокам абернецца зрокавы кантакт, ведаючы характар Лукашэнкі. Усё ж такі чалавек мае своеасаблівы тэмперамент, харызму, погляды на жыццё. І прамы позірк можа трактаваць як агрэсію, выклік падначаленага.
С другой стороны, сидеть и совсем не писать тоже нельзя, рассказывает экс-чиновник:
— Гэта проста небяспечна з усіх пунктаў гледжання. Гэтага не зразумеюць ні калегі, ні Лукашэнка: «Што, самы разумны, самы смелы?» і так далей. Думаю, у яго такі комплекс выкладчыка. Таму верагодна, што калі ён пабачыць, што хтосьці не запісвае, гэта выклікае пытанне: «А чаму вы не пазначаеце за мной?» Думаю, ён бы нават не пасаромеўся пра гэта ўслых спытаць. Таму і выводзяць нешта. Гэта можа быць проста павольнае запісванне папярэдняй цытаты альбо ўласнае развіццё думкі. То бок Лукашэнка кажа коратка, а чалавек разумее, што з гэтага для яго вынікае яшчэ тры-пяць тэзісаў. Таксама часам іх запісы трапляюць у камеру, і я бачыў, што можа быць цытата Лукашэнкі на восем радкоў, хаця яе змест можна перадаць двума словамі.
Такое поведение чиновников, считает Андрей, еще раз подчеркивает то, что система построена на страхе:
— Прычым пачынаючы ад простых беларусаў і заканчваючы нават самым топавым чыноўнікам. Кожны намагаецца не патрапіць на вочы барыну, бо могуць быць наступствы.
