Одиннадцатый день в Украине война. Все это время, рассказывает Валентина, ей тревожно: ее 19-летний сын в армии. Молодой человек пока в части, но каждый день мама молится, чтобы военные действия остановились и ее «ребенка никуда не отправили». Zerkalo.io поговорило с родителями, чьи сыновья сейчас служат.
По просьбе героев все имена в тексте изменены.
У Светланы трое детей. Одного из них — Сергея, призвали в мае. Он срочник одной из воинских частей в Минской области. Сейчас молодой человек, насколько понимает мама, находится где-то на границе.
— В феврале их отправили на учения. Обычные, плановые учения, — вводит в курс дела Светлана. — Перед этим в январе я к нему съездила. Числа 21-го он мне позвонил, сказал: «Так надеялись, что День защитника Отечества будем отмечать в части. А тут нас снова куда-то отправляют». Куда именно, он не сказал. Их с ребятами, видимо, попросили не сообщать, и они же, герои, не говорят.
Своего телефона, как я понимаю, у него нет, звонит он с чужих номеров, но регулярно. «Мама, — успокаивает, — не переживай, мы никуда не пойдем, скоро встретимся». В каждом разговоре я пытаюсь донести до него информацию о ситуации в Украине. Я уже не обращаю внимания, прослушивают этот номер или нет. Каждый раз повторяю, чтобы он даже не смел идти на Украину. А, если придется, чтобы поднимал белый флаг, опускал оружие, сдавался, но не стрелял в людей, не воевал. Не нужно воевать.
— А он что отвечает?
— Говорит: «Мама все будет хорошо, ты зря расстраиваешься, никуда мы не пойдем. Никуда белорусы не лезут», — эмоционально отвечает Светлана и рассказывает, что регулярно общается и с командирами молодого человека. — Я им повторяю, мы доверили вам своих сыновей. Прошу, чтобы они ни в какую Украину не смели идти и вести наших детей в эту мясорубку. Мы просто запрещаем. Мы же мамы, мы за своих сыновей пойдем и на границу, и под танки ляжем. Вы представляете, что мы сейчас переживаем? Я просто хочу пойти туда, где сын, и забрать его. Я его девять месяцев вынашивала, рожала, воспитывала. Моего мужа рано не стало. Детей я сама поднимала. Мне было нелегко, а сейчас мой ребенок в опасности.
— Как командиры реагируют на ваши звонки?
— Командиры у сына хорошие, аккуратные. Они сказали: набирайте в любое время дня и ночи. Они выслушивают меня, дают поговорить с сыном, говорят, все будет хорошо, — отвечает Светлана, чуть позже женщина начинает спрашивать сама. — Зачем вы мне задаете все эти вопросы? Чем эти разговоры могут помочь? Я просто хочу, чтобы мамы пошли на границы к своим детям. Стали там и молились — и все.
«Я против этой войны, он против этой войны»
Сыну Валентины 19 лет, его призвали в октябре. Служит он по контракту. Для того, кто должен быть срочником, «попасть на контракт», рассказывает мама, было непросто.
— Сразу мы этому обрадовались. Сыну не нужно было находиться в части 24/7, и ночевать почти всегда он мог бы дома. А сейчас контракт — это повод для дополнительной тревоги, — не скрывает эмоций женщина и вспоминает день, когда в Украине началась война. — С 23-го на 24-е у сына было дежурство, он ночевал в части. В такие дни я обычно утром его набираю, спрашиваю, как дела. Мое утром 24-го началось с сообщения от него: «Мама, что случилось? Наших подняли по тревоге». Я ответила: «Не знаю», и стала читать новости. Я не верила, что это может быть правдой. Какая война в 21-м веке? Ближе к вечеру сын приехал домой: его отпустили за вещами. Сказал, их переводят на казарменное положение, чтобы при необходимости можно было быстро всех собрать и отправить «куда нужно». Максиму было страшно, он плакал. Мы тоже боялись, мы прощались. Я говорила, что мы будем за него молиться и надеяться, что они никуда не поедут. Дала ему с собой иконку.
Через три дня напряжение чуть спало. А потом началось снова. В среду часов в 10−11 утра он мне сообщил: «Все, мама, формируют колонну и нас отправляют». И положил трубку. Я позвонила своим родителям. Мы собрались в часть. Честно, не знаю, что бы мы там делали. Это было импульсивное решение. Пока одевались, мой отец дозвонился до Максима, тот сказал, в течение дня будет сформирована колонна. Решение об отправке примут в четверг-пятницу. В четверг отец сам поехал в часть, разговаривал с одним из офицеров. Тот сказал, что они сами ничего не знают, надеются, их никуда не отправят.
В чатах, где переписываются мамы срочников, я стала искать родителей, сыновья которых служат там же, где и Максим. Нашла одну женщину. Она сказала, что батальон ее сына в среду вечером все-таки уехал в Гомель. Сегодня пятница (мы общались 4 марта. — Прим. Zerkalo.io.), мой ребенок, к счастью, еще на месте.
Появилась информация, что Максима с другими мальчишками могут увезти под Кобрин. Говорят: на усиление границы. Когда сын мне об этом сообщил, я сказала: «Если окажешься в Украине, сдавайся украинцам».
— Зачем вы ему это сказали?
— Я против этой войны, он против этой войны. Как можно тогда поднимать оружие? Один священник сказал, война — это, когда они дети убивают других. Мы молимся, чтобы наших ребят туда не отправили, но, если это случится, пусть сын сдается, — эмоционально описывает ситуацию Валентина и рассказывает, как Максим реагирует на ее слова. — Он свято верит, если что, они будут лишь укреплять границу. Я отвечаю: «Посмотри видео с российским мальчиками, им тоже говорили, что они едут на учения», и во всех соцсетях отправляю памятки, что делать тем, кто решил сдаться. Возможно, я слишком паникую, но пускай он сейчас отмахнется от меня, словно от назойливой мухи, а в экстренной ситуации знает, как поступить.
— В каком Максим эмоциональном состоянии?
— Страх, тревога. Когда у него появилась уверенность, что их отправят лишь на укрепление, ему стало легче, — рассказывает Валентина. — Каждый день спрашиваю, что у вас в части говорят по ситуации. Он мне: «Обстановка непонятная, я ничего не знаю». На днях лопатила интернет, пытаясь найти контакты его командиров, но не нашла. Сын злится, говорит: «Мама, не вмешивайся, мама, все нормально». Но я знаю, мамы, у которых есть телефоны, командирам звонят.
— Зачем?
— Чтобы офицеры знали, мы не дремлем, нам не все равно. Чтобы помнили, они несут ответственность за наших детей, — отвечает Валентина. — Нашим детям это, конечно, может не нравиться. Они не хотят выглядеть маменькиными сынками. Ну и пусть. Просто по молодости не понимаешь, что страшнее, чем оказаться на войне, ничего не может быть.
«Все время сидели в новостях, следили за перемещениями [войск и техники]»
Сына Василия призвали в мае, он находится в одной из воинских частей Витебской области. В армию он пошел после университета, служить ему осталось три месяца.
— До войны ничего особенно у них в части не происходило: стрельбища, учения — все в порядке. Утром 24-го сын с нами общался. О войне он тогда ничего не знал, а потом на пять дней связь с ним пропала. Я набирал, но телефон был недоступен. Жена связалась с одной из мам, ребенок которой служит с нашим. Женщина звонила в часть. Там успокоили: «Все нормально», — рассказывает Василий. — Все эти дни мы старались держать себя в руках, не паниковать. Все время сидели в новостях, следили за перемещениями [войск и техники]. Через пять дней мобильные им выдали на час, и сын позвонил.
Пояснил, что они были в полном боевом снаряжении, так и спали. Даже с оружием. Почему так? Не объяснял, я так понимаю, их не особо консультируют по этому вопросу. Сказали, полная боевая готовность и все. В четверг и пятницу он снова был с телефоном. Я рассказал ему коротко (думаю, телефоны прослушиваются), что происходит в Украине, — у нас там родственники. Что-то он уже знал сам.
Сейчас он вроде нормально, не показывает ничего. Сказал, все, как обычно, ходят на полигон, стрельбища, хозработы на территории.
«Прасіла яму перадаць, што таксама паеду ва Украіну»
Сыну Марины 20 лет. В армию его призвали в ноябре. Служит он в части, которая находится в Минской области. Мама молодого человека сейчас за границей, поэтому общается с парнем через бабушку с дедушкой.
— Напярэдадні вайны ў сына скончыўся шампунь, галярка, ён папрасіў бабулю ўсё гэта прывезці ў нядзелю, 20 лютага. А ў суботу позна ўвечары патэлефанаваў і сказаў: «Не прыязджайце, нас адпраўляюць у камандзіроўку». І вось 21-га яны паехалі ў Гомель, быццам бы з-за рэферэндума. Я ноч не спала, для мяне было ясна: справа не ў рэферэндуме — гэта вайна, — описывает ситуацию Марина. — Наколькі мы разумеем, зараз ён знаходзіцца ў вайсковай часцы пад Гомелем. Бабуля яму тэлефануе: «Што вы там так доўга?». Ён: «Нам абяцалі тыдзень, зараз кажуць — застаемся да красавіка».
Датэлефанавацца да яго немагчыма, але ён два разы на тыдзень набірае сам. Дзед неяк спытаў, ці ведае ён пра ваенныя дзянні, сын адказаў «так» і дадаў, што іхняя частка тут ні пры чым. Калі дзед пачаў казаць падрабязнасці, сын адразу: «Ціха, ціха, нас слухаюць».
— В каком он состоянии?
— У зачараваным: усё добра, усё нармальна, жывыя, здаровыя. Але я адчуваю, што дзіцяці кепска.
— Вы первая мама, которая очень спокойно обо всем рассказывает.
— У майго сына прыгодаў хопіць на фантастычную кнігу. Калі я ўжо пасля гэтага ўсяго выжыла, то нармальна, — отвечает Марина. — Я прасіла яму перадаць, што таксама паеду ва Украіну.
— Зачем?
— Каб ён ведаў, што ва Украіне знахозяцца і родныя яму людзі. Хлопцы павінны разумець, што твораць, і не слухаць прапаганду, якую ім доўбяць. Я ўпэўнена, у крытычнаяй сітуацыі ў майго сына хопіць мазгоў, каб ні ў чым не ўдзельнічаць.