Сергей — молодой мужчина, папа троих дочерей. Мы встречаемся в Вильнюсе, в который их семья приехала пять дней назад — подальше от войны. Сейчас они живут в небольшом отеле недалеко от центра. До этого неделю их домом было бомбоубежище. Всего в Киеве около 4,5 тысяч специальных помещений, где люди могут спрятаться от обстрелов и взрывающихся снарядов. Укрытия рассчитаны на 2,6 миллионов человек. А это — история одного из таких бункеров.
Начало
Сергею 38 лет, родился и вырос в Киеве, в районе с сочным названием Виноградарь. Здесь живут его мама и бабушка. А в доме по соседству — родители жены. До 24 февраля мужчина работал ювелиром и в то, что может случится война, не верил до последнего — пока не услышал взрывы. Доносились они со стороны аэропорта «Борисполь».
— Мы с женой и детьми живем на Троещине, наша многоэтажка — крайняя в районе. В случае, если в нашу сторону полетят ракеты, мы скорее всего встретим их первыми. Плюс район, как и вся левобережная часть города, находится в низине. Рядом Киевское водохранилище, если взорвут дамбу, нас затопит, — описывает ситуацию Сергей, поясняя, почему оставаться в своей квартире он посчитал небезопасным. — Услышав взрывы, я разбудил жену и дочек, мы быстро собрались и поехали в Виноградарь.
Первое, что начал делать Сергей в Виноградаре, — искать бомбоубежище.
— Райончик у нас небольшой. Рядом были четыре бункера. Первый — в девятиэтажке, где жили родители жены. На входе висела табличка «Укриття». Внутри было пусто, довольно сухо, и работало электричество, — рассказывает собеседник и говорит: место оказалось неплохим. — На всякий случай, мы с дочками обошли еще несколько укрытий. Где-то стояла вода, где-то сидели подвыпившие люди. В общем, я решил: первый вариант — лучший, и стал его обустраивать.
Бункер, как его называет Сергей, — настоящее бомбоубежище, которое построили в 1972-м. Тогда же, когда и возвели дом, где живет его теща. На глаз — оно метров семь в ширину и пятьдесят в длину. Перекрытия крепкие, двери мощные.
— Было ясно: ночевать здесь будет не только наша семья. Спать на голом полу неудобно, поэтому я снес туда четыре двери, что бесхозно стояли в парадной, нашел лавочку и пластмассовые заборы, которые используют дорожники, — перечисляет собеседник. — Люди, приходя сюда, брали с собой туристические коврики, покрывала, одеяла. Так и обустраивалась. Были и те, кто заходил лишь со стульчиком и телефоном.
Для подзарядки мобильных в убежище сделали розетку.
Люди
В ночь с 24-го на 25 февраля в бункере спало около сорока горожан. Всего за семь дней, сколько здесь находился Сергей, через убежище прошло человек 130. Это жители разных домов округи. Остаться тут мог любой, независимо от прописки.
— Несмотря на то, что людей много, столпотворения у нас никогда не случалось. Места хватало всем, если нужно теснились. Все это происходило без конфликтов, не та ситуация, чтобы конфликтовать, — вводит в курс дела собеседник. — К тому же, люди постепенно выезжали из города, их места освобождались для других. Думаю, и сейчас там так же.
В бомбоубежище некоторые заходили во время комендантского часа — с восьми вечера до семи утра, другие жили тут постоянно. Сергей с семьей относилась ко второй категории.
— Домой я забегал за едой, в туалет и раз помыл голову. Почти все остальное время находился в бункере. Тут, казалось, безопаснее, — рассказывает мужчина и говорит, что его родня, например, спускаться не торопилась. Не верили в опасность по-настоящему и заходили лишь во время сильных обстрелов. — Порой в бомбоубежище тоже бывало страшно. Как-то в километре от нас, вроде как сбили самолет. Он упал и взорвался. Мощность была такой, что даже в укрытии задрожал пол. В тот вечер люди пришли сюда еще до комендантского часа.
Страх вызывал и хаос, который царил в убежище в первый день. Люди бесконтрольно заходили и выходили, а в сети уже появлялась информация о диверсантах и мародерах.
— Все закончилось тем, что утром второго дня к нам зашла какая-то женщина и стала внутри фотографировать. Когда мы спросили, кто она, ответила: «Журналистка». Но после просьбы показать удостоверение, оказалось, «снимает она якобы для себя». Мы заставили ее все удалить, — описывает ситуацию собеседник и вспоминает, что после этого в бомбоубежище поняли: тут нужен порядок. — Мы собрали людей и решили: необходимо определить тех, кто будет отвечать за внутреннюю безопасность. Идею приняли. Одна из девушек — Татьяна, предложила мою кандидатуру на должность коменданта. Другие поддержали.
У коменданта была команда помощников из нескольких мужчин. Сама Татьяна стала местным администратором. При входе ей поставили столик, на нем стоял ее ноутбук, куда она записывала номера телефонов и имена всех, кто приходил в бункер.
Безопасность
В бомбоубежище установили свои правила и разобрались со входной дверью.
— Закрываться на замок в бункере нельзя, но, так как к нам могли попасть мародеры или диверсанты, мы решили себя обезопасить, — рассказывает Сергей. — С одним из мужчин, Борей, мы принесли со стройки крепкую арматурину и сделали из нее засов. Параллельно я попросил соседа, который спустился с болгаркой и срезал все защелки снаружи. Это для того, чтобы никто не смог закрыть нас с улицы.
Во время сирен и обстрелов засов всегда открывали — вдруг кто-то срочно решит забежать, в часы тишины — с 20.00 до 7.00 закрывались. За два дня, продолжает Сергей, всех удалось приучить приходить в убежище по расписанию или предупреждать о возможном опоздании. Но ситуации бывают разные. Случалось, в бункер стучались и после комендантского часа. К двери тогда подходили трое: Сергей — у него была саперная лопатка, Андрей с молотком и Борис с пистолетом, в котором резиновые пули. Прежде, чем открыть, пришедшего проверяли.
— На двери убежища мы оставили мой мобильный. Если, допустим, человек опоздал, он звонил мне, мы сверяли, есть ли его номер в базе Татьяны, если да, пускали, — рассказывает собеседник. — Параллельно с этим у нас был и числовой пароль. Работал он так. Мы выбирали число, допустим 16. Когда после комендантского часа кто-то стучал, я мог сказать, например, два. В ответ человек должен был произнести ту цифру, которая в сумме с двумя, давала бы 16.
— А если человек у вас никогда не был, его мобильного нет в базе и числовой пароль он не знает?
— Тоді я починав розмовляти з ним українською. Просив сказати: «Залізниця, поляниця». Кацапы (россияне. — Прим. Zerkalo.io) не могут это произнести, у них ломается язык, — отвечает собеседник. — Кроме того, мы спрашивали, кого из района он знает, кто его соседи.
— Были ли еще какие-то правила?
— Свет в бомбоубежище горел всегда, курить внутри было нельзя, и после 22.00 мы просили, чтобы дети не бегали, — перечисляет Сергей и снова возвращается к теме безопасности. — С первых дней стала появляться информация, что диверсанты оставляют на крышах домов метки в виде креста или Z. Их наносили флюоресцентной краской, которая видна в темноте. Во время вылазок мы с мужчинами проверяли чердаки. Возле входа на крышу посыпали мукой. Чтобы, чуть что, по следам понимать: поднимался туда кто-то или нет. К счастью, чужие к нам не заходили.
Атмосфера
Люди в бункере собрались разные. У всех свои привычки, поэтому первое время, рассказывает Сергей, было непросто. Потом все перезнакомились и «стало даже интересно». Чтобы чем-то себя занять, жители принесли в убежище книги, нарды, карты.
— Мы много общались и, конечно, делились информацией, — описывает обстановку Сергей. — Здесь, в замкнутом пространстве, я впервые почувствовал, что процентов 90 новостей, которые появляются в интернете, неправда. Бывало, пока пройдешь 50 метров от одного конца бункера до другого, столько всего наслушаешься: кто-то прочитал, что Путин умер, кто-то — что из Беларуси уже выпустили ядерные ракеты. Все это учит избирательно подходить к новостям. Я, например, прислушивался только к тем фактам, которые рассказывала Таня. Она читала проверенные источники.
— Из-за стресса, страха и бесконечного потока информации люди часто паниковали?
— Если кто-то начинал волноваться из-за новости, мы говорили: «Не парься, это фейк», и человек успокаивался, — легко отвечает на сложный вопрос Сергей. — За семь дней в бункере я видел слезы лишь раз. Плакала Танина дочка. Оказалось, у нее день рождения — 13 лет. Они с мамой должны были пойти на каток, а вместо этого сидели в бомбоубежище. Когда Таня мне про это рассказала, наш Андрей, как раз побежал в офис, хотел взять роутер, чтобы настроить в бункере Wi-Fi. Я позвонил ему, попросил купить торт. Тортов в магазине не было, но он принес кекс, свечи и газировку. Ребенок был счастлив.
— А как вы сами во всем этом держались?
— Все время я был на адреналине, а адреналин притупляет страх. Наверное, когда это ощущение закончится, я буду дрожать где-то под подушкой, но там, как и сейчас, я держался и держусь, — описывает свое состояние Сергей. — Возможно, из-за того, что у нас получилось самоорганизоваться и люди чувствовали себя под защитой — пусть из защиты только молоток и лопата, ночью многие крепко спали. Я не мог. Просто периодами проваливался в сон. В одну из ночей я задумался, а смог бы я убить человека? Представил, как могу оказаться в такой ситуации. И понял: если возникнет угроза моим близким, то да — смогу.
Отъезд
Сергей не скрывает: с первого дня войны в их семье думали об отъезде. С женой они воспитывают троих несовершеннолетних детей, это, рассказывает мужчина, позволяло им уехать всем вместе. В планах было остановиться в Дании — там живет сестра супруги. Поездку оттягивали: верили, что скоро победа (и сейчас верят). Утром 3 марта, вспоминает собеседник, жена сказала: «Пора», и днем они вызвали такси до вокзала.
Обязанности коменданта, а с ними и саперную лопатку, которую Сергей нашел на крыше 25 февраля, он передал Геннадию.
— В бункере Гена появился через несколько дней после начала войны. Очень тихий и скромный. Когда мы разговорились, оказалось, в свое время он участвовал в боевых действиях в Африке. Сходу определяет: летят наши ракеты или россиян, — рассказывает Сергей. — Я попросил его меня заменить: все-таки он человек опытный. К тому же, у меня было ощущение, что я ему доверяю. Хотя сразу, только заселившись, Геннадий совершил небольшую ошибку.
— Какую?
— Самые непослушные люди в бункере — это бабушки. Они всегда гнут свою линию. Если бабушка вспомнила, что, например, у нее дома есть морковка, и решила приготовить пирог, война, не война она пойдет его готовить. А потом будет угощать нас, — с улыбкой поясняет Сергей и возвращается к ситуации с Геннадием. — Его место находилось около двери, а чтобы ее открыть — достать арматурину, нужны силы. Женщина с этим не справится, поэтому они просили у мужчин. К тому же, у нас было правило, если кто-то собирается вернуться после комендантского часа, нужно предупредить. Как-то ближе к восьми вечера одна из бабушек попросила у Геннадия выпустить ее домой. Он выпустил и забыл нам сказать. В 21.00 в бункер кто-то постучался. При этом телефон у меня молчал. Мы с ребятами во всеоружии рванули к двери. Спросили пароль, человек ответил. В напряжении открываем, а на пороге наша бабушка в двумя ведерками. В одном — кофе, в другом — суп. И как ты после этого будешь ее ругать? Ну, а Геннадий получил небольших словесных «мандюлей», но все прошло очень интеллигентно.
— Как вы объявили людям, что уезжаете?
— Мы не всем сказали, в лицо я старался не говорить. Я не мог, я бы просто расплакался. Предупреждал, когда обнимал. Сообщил нескольким ключевым ребятам и любимым бабушкам. Рассказать остальным попросил Таню.
Изначально из Киева семья Сергея собиралась ехать в Рахов — город в Закарпатской области Украины, но до отправления поезда в том направлении, недалеко от вокзала упала ракета. На вокзале, вспоминает собеседник, началась паника. В итоге мужчина с женой и дочками сели в ближайший эвакуационный поезд на запад и добрались до Львова. Оттуда на бесплатном автобусе до Вильнюса. Пока в планах побыть здесь.
— Вы поддерживаете связь с людьми из бункера? Как они?
— Когда 24 февраля мы ехали из Троещины к родителям, я забыл дома телефон. Теща выдала мне свой, ее номер и был указан на двери бункера. В нем остались все контакты. Периодически она спускается в убежище. Рассказывала, что Таня с дочкой уже в Польше, Андрей отправил семью за границу, а сам вернулся. Геннадий с обязанностями справляется.
— Во всех бомбоубежищах все так организованно?
— Нет, просто у нас подобралось несколько активных ребят, которые предложили людям жить по правилам. И люди, понимая, что так безопаснее, это приняли. Знаю, недалеко от нас, один из бункеров взяли под контроль бывшие отставники. Там тоже дисциплина.
— Вы представляете, как закончится война?
— Я не знаю, я могу только сказать, что все закончится и что мы всех победим. Но насколько я верю в свои слова… Но с Украиной все точно будет в порядке. Украина — это будущая Швейцария. А Беларусь и Россию ждет [экономический] п****ц.