Девушка Павла Можейко Ирина Чернявко рассказала «Радыё Свабода», что известно о задержании общественного деятеля и уголовном деле против него.
«Родственники трое суток плакали, потому что для них это был шок»
Ирина живет в Польше уже больше года. Вместе с ней двое детей: Нине 10 лет, Юре — 3 года. Павел несколько раз приезжал к семье за последний год, но фактически жил на две страны.
В 2021 году он был задержан по «делу Пушкина», в конце года дело в отношении него было закрыто. В этом году 30 августа Павла снова забрали — уже по другому уголовному делу.
Параллельно пришли с обыском и к его отцу, которому 70 лет.
«Родственники Паши позвонили, что деда забрали из дома. Дедушка смотрит за внуками. Дети 13 и 6 лет остались одни дома. Они были напуганы», — говорит Ирина.
Связи с Павлом в тот момент уже не было. Его отца отпустили поздно вечером, но он ничего не смог рассказать, потому что дал подписку о неразглашении. В последующие дни прошла серия обысков у родственников, которые живут в деревнях.
«Мы с некоторыми даже никогда не виделись, я не подозревала, что такие люди существуют. Они потом три дня плакали, потому для них это был шок, — описывает масштаб собеседница.
«Он отказывался от всех работ, которые требовали его присутствия только за границей»
— Почему Павел поехал в Беларусь? Понимал ли он опасность преследования?
— Павел не видел для себя такой возможности, что он выезжает из страны навсегда. В Беларуси — родители, которые болеют, обязательства, которые надо исполнять.
Когда телеканал «Белсат» признали экстремистской организацией, он уже не сотрудничал с ним. Павел работал на «Белсате» от начала его существования. Это медиа дало ему максимум творческой реализации. Он вел первое ток-шоу «Госць Белсату», ток-шоу «Два на два», создал и вел проект «Intermarium» — программу, которая стала событием регионального масштаба, так как показывала историю с акцентом на Беларусь. В 2020 году программа остановилась из-за коронавируса и революции.
— Насколько настойчиво близкие Павла отговаривали его ездить в Беларусь? Как он реагировал?
— Все, кто узнавал, что он едет в Беларусь, были в ужасе: «Ты же понимаешь, что там создается концлагерь. Почему ты думаешь, что от тебя отцепились с "делом Пушкина"?» Это была для него очень важная позиция, что он не эмигрировал. Он отказывался от всех работ и проектов, которые требовали его присутствия только за границей, чтобы была возможность поехать в Беларусь. Павел знает свою родословную до XVII века. Они были крестьянами, из Беларуси, во многих поколениях. Лишить его родины — не думаю, что он видел такую перспективу, даже если это так дорого стоит. До конца он не верил в свое задержание.
— Как дети отреагировали, когда Павел впервые приехал к ним в Польшу, почти после годичной разлуки?
— Было неизвестно, узнают ли его дети, особенно маленький. Я Нине сказала: «Приедет очень важный гость, давай уберемся в доме». Нина не любит убираться: «Приедет какой-то гость, не буду убираться». Звонок в дверь. Я говорю: «Нина, иди поздоровайся с гостем». Она такая недовольная идет к дверям: «Привет». После смотрит на него: «Папа». Малой тоже узнал его быстро.
«Вдруг его побили, поломали ему ребра, и ты никак не можешь помочь»
— Как вы переживали первое время после его задержания?
— Никакой информации не было. В чем он был? Откуда его забрали? Из дома? С улицы? Может, в белье подняли. Главное — где он? Вот ночь прошла. Он вообще поел? У него есть одежда? Его били или нет? Вдруг его побили, сломали ему ребра, и ты никак не можешь помочь. Может быть, выбивали признание. Может быть, издевались при задержании?
— Как провели обыск?
— Были разбросаны книги и одежда в нашей квартире, в деревне тоже все было перевернуто. Книги, очевидно, перебрали все. Вся одежда, белье, детские игрушки выброшены (из шкафов). С матрацев сорвали простыни, расстегивали матрацы, вытряхивали ящики, раскидали документы. Вроде даже забрали свитер с надписью «Пагоня», потому что мы не можем его найти.
— Чем отличается нынешнее задержание от задержания 2021 года?
— В 2021 году я сразу знала что с ним, когда он шел давать разъяснения в РОВД. Когда он не вернулся после двух часов, адвокат включился в процесс. Генпрокуратура сразу тогда выпустила пресс-релиз. А тут ты ничего не знаешь. Павел третий раз ехал в Беларусь за год. Обычно дома был тревожный чемоданчик с необходимым на случай задержания. В этот раз его не было. Видимо, Павел не верил, что его задержат.
«Это были единственные спокойные месяцы вне террора за все время нашей семейной жизни»
— Были ли у вас претензии к Павлу за то, что его задержали, а вам теперь надо и детей воспитывать, и передачи ему передавать?
— Да, я была зла на него. Он поехал один раз, второй, третий. Возможно, он мог чувствовать себя с каждым разом все в большей безопасности. Но если допустить мысль, что могут задержать, ты подумай, что будет с твоей семьей в следующие 20−30 часов? Что с твоими делами? Что с людьми вокруг?
Ты начинаешь злиться: неужели были такие важные дела, чтобы туда ехать. С другой стороны, ты думаешь, он у себя дома, там его предки. Почему теперь кто-то выгоняет его с его земли? И я это понимаю, хоть мне это неудобно. Сейчас никакой злости нет. Я понимаю, что в отношении моей семьи происходит террор.
— Может, у Павла это была такая героическая позиция: я готов сидеть, только чтобы оставаться в Беларуси?
— Не в этом дело. Если бы он подозревал, что за ним следят, то не поехал бы в Беларусь. Хотя, когда начиналось «дело Пушкина», Павел находился в Польше и вернулся в Беларусь. Мы в ситуации террора живем все 20 лет. Это последний год, когда мы вместе с детьми чувствуем себя в безопасности, понимаем, что нам никто не выломает ногой двери, понимаем, что мы можем просто разговаривать по телефону, когда нет опасности, что у тебя могут забрать детей. Когда Павел смог приехать несколько раз на месяц-два — это и были единственные спокойные месяцы вне террора за все время нашей семейной жизни.
— Какая цена такой позиции: сохранять возможность ездить в Беларусь?
— «Над маім лунае лёсам Беларусь мая». Пару месяцев в фокусе нашего внимания были дети, какие им курсы нужны, какие таланты у них проявляются, как их друзья, куда поехать путешествовать, что нам сейчас посмотреть, учиться в этой школе или в той, как собрать шкаф, купить занавески, что приготовить на ужин. А потом твой фокус смещается на другое. Ты также занимаешься курсами и ужинами, но фоном твоей жизни является ГУЛАГ как часть твоей семьи.
Когда я писала письмо Павлу, поинтересовалась у Нины, о чем она хотела бы спросить папу. Она долго ходила, потом вернулась: «Какие книги по политике и истории он мне советует читать?» В ней это тоже внутри варится. Я не скрываю от своих детей происходящее. Это невозможно скрыть.
«Можете меня представить как "мать его детей"»
Павел и Ирина 20 лет вместе, однако до этого времени официально не расписаны. Их семейные отношения начались, когда Павла первый раз направили на «химию» за «клевету» на Лукашенко.
«Можете представить меня как "мать его детей", я так и прохожу у них везде, в "Желтых сливах"», — улыбается Ирина.
— Были ли у вас попытки пожениться после 2021 года?
— Когда Пашу посадили на 72 часа, он узнал, как жить в тюрьме. Мне нравится адаптивность Паши. Когда его закрыли 20 лет назад, у него не было особых понтов, что он журналист, его посадили несправедливо. Он сразу понял свой правовой статус, он простой человек и не ставил себя выше других.
В 2021 году он узнал, как стричься, как покупать товары в магазине, какая нужна одежда, как ходить на свидания. Он говорит: «Я придумал, как пожениться». Я ему отвечаю: «Зачем нам жениться в тюрьме? Давай сейчас поедем в ЗАГС, нас сразу зарегистрируют, учитывая наши обстоятельства». А он: «Ай нет, вдруг меня не посадят». Мы много смеялись над этой его мгновенной реакцией. Когда он сейчас выйдет, то я приготовлю ему кольцо, встану на одно колено, — улыбается Ирина. — Платье я уже присмотрела, если честно.
