Осужденная на 11 лет колонии по трем статьям Уголовного кодекса Мария Колесникова рассказала московскому корреспонденту Би-би-си Саре Рейнсфорд о своей жизни в тюрьме, о ситуации в стране, о том, понимала ли она, что ее ждет, когда рвала паспорт и о том, почему она танцевала на суде в клетке. Приводим интервью полностью.
Би-би-си: Как с вами обращались с момента вашего ареста? Как вам удается справляться психологически? Как вообще устроена ваша жизнь в тюрьме — камера, распорядок дня?
Мария Колесникова: Просыпаюсь всегда в 6.00 утра очень легко и бодро. В моей прошлой жизни этого невозможно было представить.
В 6.30 начинается тюремный завтрак в виде каши, сока, хлеба и чая. Но я никогда не ем так рано и ничего из предложенного не беру. «Принимаю душ», нагревая воду в тазике.
Сложно поверить, но в центре Минска люди содержатся в камерах с холодной водой, а душ принимают в общей душевой (на четыре человека без перегородок) один раз в неделю по 20 минут.
Бельё стираем в тазах, нагревая воду кипятильником. Сохнет оно ночью на батарее или на нарах.
В 8.00 утра — проверка, после чего 2−3 часа я учу языки или читаю на немецком или на английском языке. Это самое продуктивное время.
Около 9:00 выхожу на прогулку. Тюремный дворик — 3 метра на 3 метра (в Жодино был больше). Но даже там я умудряюсь бегать 40−50 минут и ещё 30 минут делаю упражнения.
Завтракаю после прогулки: бутерброды или, редко, каша с сухофруктами и обязательно — крепкий кофе. Делаю уборку в камере, и в этом есть определенное удовольствие: делать чище, уютнее, лучше то место, где ты находишься.
Если у меня нет встречи с адвокатами или допросов, то я читаю и пишу последующие 2−3 часа. Книги выдаются по заявлению, где нужно указать автора и название. Через несколько дней библиотекарь приносит всё, что нашли.
В Жодино книг для меня скорее не было, чем были. Администрация объясняла это тем, что проблемы с книгами для меня связаны со страхом, что в них есть какая-то информация, как у Ленина, «написанная молоком» (невидимыми чернилами).
Это и есть истинная причина изъятия и трехнедельной проверки книг Харари, Хокинга. «Молока не нашли» — вернули.
В СИЗО с книгами другая ситуация. Есть многое из того, что я прошу, даже учебники и книги на немецком и английских языках. В Жодино этого не было.
За всё время я побывала в пяти камерах с разным «составом» подруг-сокамерниц. Сейчас камера очень маленькая 2,5 на 3,5 метра, где двое нар на четверых человек, туалет, умывальник, телевизор, кипятильник, кружка, тазы, стол, скамейка. Через окно и решетки видно небо.
В Беларуси запрещено курение в общественных местах и даже на остановках, но тюрьма — не место для законов. Здесь курят почти все и везде: в камерах, коридорах, кабинетах. В моём случае — это не только вред здоровью и угроза жизни, но и вред, который не позволит мне остаться в профессии музыканта-флейтиста.
В 13.00−14.00 обед. У меня он также свой: суп или овощи с мясом. Позже кофе и сладости, которыми меня балуют друзья в передачах.
Следующие 3 часа читаю, работаю по делу (имеется в виду по уголовному делу Марии — прим. Би-би-си), пишу тексты и письма.
Ужин в тюрьме в 18.00, но я ужинаю в 17.00. Овощи, чай и халва.
С 18.00 пишу письма каждый день. В месяц получается около 200. Смотрю новости, которые и не новости вовсе, а «пятиминутки ненависти» длиной в часы, как у Джорджа Оруэлла. Очень «полезно», но жалко людей, которые это создают и в это верят. В 20.00 — проверка, затем забирают письма и заявления.
В 21.00 вечерний «душ» с кипятильником, книга. С 22.00 до 6.00 здоровый крепкий сон. Так много я не спала много лет, особенно последние месяцы перед 7 сентября 2020 года (день, когда Мария Колесникова была похищена, а затем арестована — прим. Би-би-си).
Би-би-си: Что вы думаете о предъявленном вам чрезвычайно серьезном уголовном обвинении?
М.К.: Режим перекладывает на нас то, в чем виноват сам. Потому что настоящий заговор с целью захвата власти совершил именно режим Лукашенко.
Если вы спросите в восторге ли я от того, что мне дали 11 лет, то нет, сложно найти человека, которому бы понравилась такая перспектива. Но когда я вспоминаю, за что на самом деле власти и их карманные суды дали нам с Максимом такие сроки, то дышать становится легко, а жить веселей.
Это абсурдное обвинение нам выдвинули потому, что мы были достаточно смелыми и честными с собой и белорусами, за то, что хотели позитивных перемен в стране и делали эти перемены. Не удивлена, что для режима это считается преступлением.
Би-би-си: Сожалеете ли вы о чем-либо? Поступили ли бы вы по-другому, если бы смогли заново прожить прошедший год? Может, лучше было уехать в той самой машине, как ваши коллеги?
М.К.: Нельзя сказать, что, когда я рвала свой паспорт, я не понимала масштаба последствий для себя. 7 сентября 2020 года я знала, что если меня не убьют, то точно посадят. Ведь люди, которые подчинились системе, не оставили в этом сомнений.
Весь год они старались сделать все, чтобы я пожалела. Год в жарких и холодных камерах, без воздуха, без света, без людей… Год без ничего, но я не жалею и сейчас поступила бы так же. Я здесь и сейчас прохожу сложный путь вместе со своим народом.
Мы вместе с белорусами ходили по улицам летом, обнимались, волновались, надеялись. Мы вместе начинали этот путь и сейчас мы вместе. Так что я не жалею.
Я жалею, что белорусам страшно, что мы все несвободны, и жалею тех, кто совершает чудовищные поступки против людей, против своей природы, против самой жизни.
Би-би-си: Что бы вы хотели изменить в Беларуси? И есть ли шанс, что это произойдет?
М.К.: Хочу, чтобы восторжествовала справедливость, работали законы и соблюдение права. Я хочу, чтобы белорусы верили в себя и друг друга. Я хочу, чтобы белорусы не боялись думать, говорить, критиковать, гулять и любить.
Я хочу, чтобы мы жили в свободной, богатой и безопасной стране, где власть служит народу, а не наоборот. Это очень простые, но необходимые вещи, и нам предстоит еще пройти сложный путь по их обретению.
Би-би-си: Судебный процесс был закрытым, и мы не можем общаться с вами напрямую. Что бы вы больше всего хотели сказать стране и остальному миру?
М.К.: Тюрьма — это отвратительное место, но здесь я особенно чувствую себя свободной и счастливым человеком.
Знаю, как много людей меня любят и думают обо мне — это дает мне невероятные силы идти дальше. И я точно знаю, что добро победит.
Я хочу, чтобы белорусы верили в себя и любили себя и друг друга. Нет, вы не стали хуже от того, что больше не выходите на проспекты с нашим флагом. Нет, вы не стали слабее из-за того, что опасаетесь за свою жизнь и свободу. Вам не в чем винить себя и друг друга, не в чем упрекать. Вы не проиграли, вы не смирились, вы все такие же невероятные. Да, друзья, вы — невероятные.
И я думаю, что у Беларуси еще есть ускользающий шанс разрешить кризис внутри страны собственными силами, но власть для этого должна повести себя иначе.
Би-би-си: Приговор оказался суровым. Вы были к этому готовы? Вам удастся справиться?
М.К.: Была ли я к этому готова? Честно сказать, немного не ожидала. Думала, дадут 12 лет.
Ну, а если серьезно, то последний год не оставил белорусам никаких иллюзий. Доверие ко всем государственным институтам разрушено. Все прекрасно понимают, что нет независимых судов и независимых судей. Что это больше не должности, это обслуга у режима. Что кадры подобраны так, что рука не дрогнет. А как только возникает сомнение, то кадры сразу меняются и перетасовываются.
Представляете, если бы вдруг, не глядя на то, что ей велели сделать, судья бы встала и вынесла оправдательный приговор. Человек бы вошел в историю как герой! О ней бы говорили и писали не меньше, чем о нас. Да, скорее всего ее арестовали бы сразу же после, но в этом и суть нынешнего белорусского времени — или ты человек, или отправляй невиновного (и ты знаешь, что он невиновен) на 10 лет в колонию, а потом как-то живи с этим, успокаиваясь на даче, на которую обменял свою совесть.
Би-би-си: Как вы думаете, почему против вас было возбуждено столь серьезное уголовное дело?
М.К.: Потому что мои принципы и мои ценности, как принципы и ценности Виктора Бабарико и штаба Бабарико, не вписываются в картину мира режима Лукашенко.
Мы убеждены, что права человека, свободы и закон должны быть на первом месте. Что власть должна меняться и выбирать ее должен народ. Что суды должны быть честными и независимыми, а не подчиняться власти. Что независимые журналисты должны писать, а не сидеть в тюрьме. Что в достатке должны жить белорусы, а не оккупировавшая власть и территорию страны группа людей.
Но это все противоречит системе, которую построил режим. Кроме того, мы слишком нравимся белорусам. :)
Би-би-си: Как вам удалось приспособиться к жизни после ареста — и физически, и мысленно?
М.К.: К новой жизни адаптировалась моментально и безболезненно. Новый опыт, новые люди, новые открытия.
К тому же я музыкант, а у классических музыкантов за годы репетиции вырабатывается практически армейская стойкость и дисциплина. :)
Би-би-си: Вы танцевали в суде в первый день процесса. Почему?
М.К.: Потому что танцевать лучше, чем страдать! Это мой привет всем родным, близким и всему миру.
Можно замуровать в тюрьму, спрятать от людей, дать 11 лет… Но все это, как и их страх, ненависть и кандалы, разобьется о наши песни, смех, танцы и любовь.
Британская журналистка Би-би-си Сара Рейнсфорд запомнилась белорусской аудитории тем, что задавала на «Большом разговоре» неудобные вопросы Лукашенко и разозлила его. Вскоре после этой пресс-конференции стало известно, что Рейнсфорд в Москве отказались продлить российскую визу и она должна будет покинуть страну до конца августа.