Подробности скандальной истории с экс-начальником отдела Витебской прокуратуры Александром Ильиным стали известны благодаря «Альянсу расследователей Беларуси», который опубликовал приговор. Напомним, мужчина вместе с «помощниками» держал в секс-рабстве как минимум десять девочек: похищал, истязал, насиловал сам и «поставлял» их для других, в том числе сотрудников прокуратуры, СК и КГБ. Однако они проходили по делу лишь свидетелями и ответственности не понесли. Жительница Витебска решила узнать, почему этих силовиков не судили. С таким вопросом она позвонила в прокуратуру и СК. А «Зеркало» спросило у бывшего прокурора, как в этой ситуации должны были действовать силовики.
О чем речь?
Как следует из приговора, Ильин с 2002 по 2005 год «поставлял» несовершеннолетних девочек своим знакомым, в том числе сотрудникам милиции, прокуратуры и КГБ. Некоторым пострадавшим на тот момент было от 12 до 15 лет.
В документе фигурируют Борис Соколов, на тот момент начальник УБЭП УВД Витебского облисполкома, Игорь Новицкий (начальником КГБ в Полоцке), сотрудники прокуратуры Витебской области Лесковец (первый зампрокурора) и Яцук (начальник отдела), бизнесмен Владимир Захаров, еще один бизнесмен Легчилин, некто Шиндиков.
Там также указывается, что свидетели Соколов, Легчилин, Новицкий, Яцук и Захаров заявляли, что не вступали в интимные отношения с потерпевшими. Но, как говорится в приговоре, это «опровергается совокупностью признанных судом достоверных доказательств — показаниями потерпевших, которые на всем протяжении следствия неизменно утверждали о вступлении по указанию Ильина в интимные отношения с его знакомыми и перечисленными выше свидетелями».
Ильина приговорили к 17 годам лишения свободы, но уменьшили срок до 16 лет. Отбывать наказание экс-прокурора отправили в колонию усиленного режима, в октябре 2022-го он там умер. Других людей, которые назывались выше и занимали должности в различных структурах, лишь допросили как свидетелей, они не были осуждены и оставались на свободе.
Прокуратура: «Это вообще не телефонный разговор»
Витеблянка позвонила в Следственный комитет и прокуратуру по Витебской области с вопросами, почему указанные в приговоре силовики оказались на свободе и проводится ли какая-то проверка сейчас, когда расследователи опубличили их данные. Запись разговора она передала «Зеркалу».
— Были новости, что у нас в Витебске еще в 2013 году был осужден сотрудник прокуратуры за то, что насиловал несовершеннолетних, брал в сексуальное рабство, избивал их. По делу проходили сотрудники милиции, КГБ, прокуратуры, но как свидетели. Их девочки опознали, но они на свободе… — объяснила вопрос витеблянка во время звонка в прокуратуру.
— Я поняла, о ком вы говорите, но, знаете, это вообще не телефонный разговор. Вам нужно прийти на прием. По телефону вас никто не видит. Это нужно паспорт, ваши данные, — ответила сотрудница.
— Это же все есть в открытом доступе. Есть приговор, там все данные. Почему не проведено никакое следствие дальше, эти люди остались свидетелями? Для этого же не нужны мой паспорт и мое обращение.
— Если вы хотите, можете письменно обратиться.
— Чтобы людей осудили за преступление, которое доказано, нужно письменное обращение написать?
— Есть определенный порядок обращения граждан. По телефону никто же вас не видит, понимаете?
— Я понимаю. Но если бы это мой сосед был и я узнала [о его преступлении], я бы пожаловалась в милицию. Все давно известно, приговор был еще в 2013 году, а люди до сих пор на свободе. Мне страшно, наши дети ходят по улицам…
— Если там правдивые данные, конечно, будет проводиться проверка.
— А почему она раньше не проводилась? Столько лет прошло.
— Такие вещи я не могу вам по телефону сказать. Вы можете обратиться письменно, прийти на прием. Если эти данные есть, будет дана правовая оценка.
— Так она десять лет (с момента оглашения приговора. — Прим. ред.) не давалась.
— Вы же не знаете.
— Так нет информации, [что они были осуждены и понесли наказание]. А если есть, почему это не оглашено? Может, кто-то может рассказать про это, написать? У вас есть пресс-служба, пусть бы они опубликовали. Это же для общественности важно: у всех дети.
— Работа в этом направлении проводится, — ответила женщина.
Следственный комитет: «А кто вам, обычному человеку, будет сообщать такую информацию?»
С таким же вопросом девушка позвонила в УСК по Витебской области, отдел по работе с обращениями граждан. Там разговор пошел примерно по такому же сценарию: сотрудница сказала, что ведомство не дает комментарии по телефону, и предложила писать обращение.
— Почему вообще нужно писать обращение, если люди совершили преступление и остаются на свободе. Эта информация у Следственного комитета есть, а я должна писать обращение.
— Потому что вы тем самым реализуете свое право.
— А почему СК без обращения не может заняться этим вопросом?
— Позвоните в дежурную часть, ваш сигнал зафиксируют и проведут проверку по вашим доводам, разберутся. <…> У них есть единая книга, проводилась проверка или нет. Я не уполномочена давать такие комментарии, не провожу проверку, у меня нет доступа к этим базам данных.
— В дежурной части будут знать? Подскажите, пожалуйста, номер телефона.
— Какого органа? Вы даже не можете сказать, кто проводил проверку и кто должен реагировать.
— Я обычный человек, откуда я могу знать, кто проводит такие проверки? Если был суд…
— А кто вам, обычному человеку, будет сообщать такую информацию? Проверка проводилась по вашему заявлению? Вы какое отношение имеете к этой проверке? Вы свидетель? В отношении вас проверку проводили?
— Я живу в Витебске, где люди, которые совершали преступления, находятся на свободе. У меня ребенок маленький, племяннице 12 лет. Я не знаю, попадет она в руки этих людей или нет. Вы считаете нормальным, что преступники ходят по городу, а я и другие люди не имеют права знать, будут они наказаны или нет?
— При наличии достаточных оснований будут приняты меры реагирования.
— Так эти основания есть. Есть протокол (речь о приговоре суда. — Прим. ред.), где все написано.
— Значит, обращайтесь, — перебила витеблянку сотрудница СК. — Если вы хотите каким-то образом оградить ваших детей, вашу семью, близких родственников от преступных посягательств, возможных преступных посягательств — органы внутренних дел компетентны этим заниматься. Если в отношении вас, ваших близких проводились какие-то проверки, по вашим заявлениям проводились какие-то проверки — пожалуйста, сообщите, кем они проводились. Я вас перенаправлю. Больше никаких комментариев по этому поводу я давать не могу. Пожалуйста — в дежурную часть УВД или территориального ОВД по месту жительства. Даже по телефону фиксируют ваш сигнал. Будут проводить какие-то проверки, какие-то мероприятия.
— Это какой-то кошмар. Все данные у всех есть, был приговор, а людям надо обращаться, чтобы осудили преступников, которые проходили как свидетели.
— Так вы с чем не согласны — с приговором? У вас есть сведения, новые обстоятельства, которые были неизвестны при расследовании уголовного дела и вынесении приговора? Пожалуйста, заявляйте о вновь открывшихся обстоятельствах. <…> Органы внутренних дел проводят первоначальную проверку. Мы уже после расследуем уголовные дела. По определенной категории преступлений мы самостоятельно проводим проверки. Но изначально все обращаются в органы внутренних дел. Если у вас в отношении этого приговора Ильина есть какие-то сведения, которые не были учтены, вы можете сообщить в милицию.
— Там даже проверять нечего — там все есть в материалах дела.
— Ну, если все есть в материалах дела, по этому делу постановлен обвинительный приговор, правильно?
— Одному человеку, остальные прошли как свидетели, хотя тоже участвовали в этом всем.
— Вы не согласны с этим приговором. Есть порядок обжалования приговора суда — пожалуйста. В УПК он закреплен.
— Я просто в шоке. Я разговариваю с сотрудником Следственного комитета, который мне, обычному человеку, говорит обжаловать приговор, когда там есть фамилии людей и факты совершения ими преступлений. Вы разбираться с этим не собираетесь, а должна я обжаловать! — возмутилась девушка.
— С чем конкретно вы не согласны? Вы задаете мне провокационные вопросы. Чем я могу вам помочь, скажите, пожалуйста?
— Передайте своим коллегам, своему руководству, чтобы этим занялись.
— [Звоните] в дежурную часть — там зафиксируют ваши данные, и по этим фактам проведут проверку. Проверят информацию, которую вы им предоставите. Пожалуйста.
Экс-сотрудник Генпрокуратуры: «Дело явно хоронили и хотели замять, чтобы не было общественной огласки»
— Как должны были действовать ведомства, которые занимались делом Ильина до оглашения приговора в 2013 году, и суд, признавший его виновным?
— Судя по всему, дело передали в суд в начале весны 2012 года. При этом Ильин еще в 2007-м был объявлен в розыск, то есть в производстве оно находилось достаточно давно. Что касается Соколова, Новицкого, Лесковца, Яцука, Захарова, Легчилина и Шиндикова — и на момент предварительного следствия, и на момент начала суда о них и их отношениях с потерпевшими все было известно. Надо смотреть материалы, но, поскольку были протоколы опознания, эти люди 100% отрабатывались и в их отношении должны были быть приняты процессуальные решения.
Как мы видим из приговора, тот же Борис Михайлович Соколов, начальник УБЭП Витебского УВД, проводил время в компании Ильина и местных бизнесменов в саунах, банях, вступал в половые сношения с несовершеннолетними. Есть другие фигуранты, которых девочки также опознали. Суд признал, что это действительно было. Тут усматриваются признаки преступления по статье 168 УК Беларуси (Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста).
Верховный суд частично изменил приговор — исключил некоторые статьи за истечением срока давности привлечения к ответственности. Но в остальном оставил его в силе, в том числе и утверждения, что факты преступления Соколова, Новицкого, Яцука и других лиц в отношении несовершеннолетних установлены. Значит, к ним должны были применять, как у нас говорят, разрешающие постановления. В суде этих фигурантов опрашивали как свидетелей. Тут есть два варианта.
-
Первый — уголовное преследование прекращается за истечением срока давности. Когда идет следствие, обвиняемый должен дать согласие на это. Но вдруг он хочет быть оправданным и признанным невиновным? Если он не соглашается, дело направляют в суд, который уже должен разбираться.
Если эти люди дали согласие, то они признали себя виновными в совершении преступления. В этом я очень сомневаюсь, поскольку они были действующими сотрудниками силовых органов, а это все — ты автоматом вылетаешь с работы, теряешь пенсию.
- Второй — отказ в возбуждении уголовного дела, и я на 99% уверен, что в материалах есть такое постановление в отношении Соколова и остальных. Возможно, использовалась уловка, что они не осознавали, что девочкам нет 16 лет. Но это глупость, поскольку судом доказано, что Ильин об этом знал. Исходя из отношений с Ильиным — давних, долгих дружественных и многократных встреч, в том числе в компании этих девочек, они должны были все понимать. Кроме того, это не просто какие-то граждане — это сотрудники правоохранительных органов.
Еще, возможно, следователи сказали, что недостаточно доказательств: слово девочек против слов «уважаемых милиционеров и сотрудников КГБ». Тогда это входит в противоречие с выводами суда. А суд признал показания потерпевших достоверными и указал их в качестве доказательств вины Ильина. В таком случае эти отказные постановления должны быть отменены. И тут вопрос к надзирающим прокурору и гособвинителю, к тому же суду, кассации. Если это не сделал суд первой инстанции — Белорусский военный суд, значит, должен был сделать суд кассационной инстанции — Верховный. А прокуроры должны были еще и отреагировать в адрес руководителей МВД и КГБ о невозможности дальнейшего нахождения этих людей в рядах органов внутренних дел и госбезопасности.
Опять же, странно, что рассматривал дело Белорусский военный суд: Ильин не был военнослужащим, он подпадает под юрисдикцию так называемых общих судов. Его соучастников как раз судили в Витебском областном суде. Так что приговор всплыл — вопросов тьма. То, как это дело шло, свидетельствует, что его явно хоронили и хотели замять, чтобы не было общественной огласки.
Ильина осудили в 2013 году. Он скрывался, поэтому его дело могли вынести в отдельное производство. Но в отношении его соучастников должно было быть единое уголовное дело — там говорится о девушке и Гулидове (сообщалось, что Ильин совратил 17-летнюю девушку, а потом вовлек ее в поиск других жертв-школьниц. Гулидов занимался их перевозкой. — Прим. ред.). А мы видим, что в 2008-м Витебский суд разными составами фактически одновременно рассматривал два дела и вынес параллельно независимо друг от друга два приговора — 11 декабря девушке и 17 декабря Гулидову. Хотя они действовали в составе одной группы Ильина.
То есть дело раздробили на части. Весь круг потерпевших и свидетели должны были пройти по делу Гулидова, той девушки, а потом по делу Ильина. Может, там, кроме указанных, еще более высокопоставленные фигуранты или более широкий круг лиц из структур и органов Витебской области раздроблен, спрятан и таким образом похоронен.
Почему похоронен? Если в рамках общего уголовного дела в отношении кого-то проводятся следственные мероприятия на причастность к преступлению, эти материалы должны выделяться в отдельное производство, чтобы им можно было дать юридическую оценку и потом проверить правильность принятых решений.
Но у нас следствие и прокуратура всегда хитрят. В правоохранительных системах, когда есть люди, которые вроде бы и причастны, но их вину не могут или не хотят доказать, выносят разрешающие постановления — тогда вместе с общим уголовным делом все материалы уходят в суд. Оттуда их уже невозможно истребовать, перепроверить, отменить либо по ним возбудить уголовное дело. Так хоронят материалы в отношении того, кого хотят выгородить.
То есть если материалы в отношении Соколова, Новицкого, Яцука, Захарова и других — в том уголовном деле Ильина, отменить решения уже невозможно. Делалось все, чтобы люди не узнали о событиях, которые творились в Витебской области. Но масштаб преступлений можно предположить: начальник полоцкого КГБ и видные предприниматели, начальник отдела прокуратуры. А сколько там лиц, которые в приговоре не фигурируют и чьи фамилии девочки не смогли назвать?
Как тот же Соколов остался в МВД после приговора, где установлено, что он ходил по барам и саунам с бизнесменами, которых проверял как начальник УБЭП, при этом с ними были несовершеннолетние девочки, — для меня вообще загадка. За более мелкие проступки с треском вылетают из органов, а у него карьера потом даже продолжилась (Соколова повысили до замначальника ГУБЭП МВД. — Прим. ред.)
— Сейчас уже их нельзя привлечь к ответственности за истечением срока давности: преступления по ч 1. ст. 168 считаются менее тяжкими, их срок давности — пять лет. Можно только поднимать вопрос об изучении материалов дела и даче оценки тем же прокурору, гособвинителю. Есть приговор, там установлено, что эти люди вступали в половую связь с несовершеннолетними. С учетом их профессиональной подготовки и должностей они не могли не понимать, что это фактически дети, какая за это ответственность для них. Почему они не были уволены из органов внутренних дел за преступление и проступок, дискредитирующий звание сотрудника милиции?
«В правовом государстве обязательно должны были взять на контроль, начать прокурорскую проверку»
— Звонка обычного гражданина достаточно для начала проверки? Или на самом деле обязательно нужно писать обращение, приходить на прием?
— Когда сообщается о преступлении, сотрудники обязаны реагировать моментально. Даже если это сообщение поступило в прокуратуру — тогда его перенаправят в органы внутренних дел для реагирования. Но когда человек сообщает о событиях прошлых лет, требуют обратиться письменно в органы или прийти сделать заявление под протокол. И тут бывают манипуляции нормами УПК со стороны прокуроров, следователей и милиционеров.
Поводом к возбуждению уголовного дела могут быть заявление граждан, сообщение о преступлении в СМИ, непосредственно обнаружение органом уголовного преследования сведений, которые указывают на признаки преступления (это указано в статье 166 УПК РБ. — Прим. ред.). Заявления граждан могут быть устными и письменными, но устное должно заноситься в протокол. То есть законом предусмотрено, что гражданин должен его озвучить в органе уголовного преследования либо направить туда письменно.
Когда им не надо, они говорят «приходите, пишите заявление» или «приходите — мы запротоколируем». А когда они заинтересованы, такие звонки уже могут рассматриваться как непосредственно обнаружение сведений органом уголовного преследования. То есть в прокуратуре могли бы сами все это инициировать.
В правовом государстве публикации в электронных СМИ — это сообщения о преступлениях, на них обязаны реагировать. Но для режима Лукашенко все электронные СМИ, которые пишут о деле Ильина, — экстремистские ресурсы. То есть формально на них не могут ориентироваться. Но, повторюсь, этот факт в правовом государстве обязательно должны были взять на контроль, начать прокурорскую проверку, как так случилось.
Какие решения процессуальные были приняты тогда и почему? Куда смотрели прокуроры после вступления приговора в силу, когда этим приговором установлено, что и другие лица вступали в половые сношения с несовершеннолетними? Но в нынешних реалиях, конечно, они будут говорить «пишите письма, приходите с заявлениями». Для чего это делается? Когда человек приходит в прокуратуру или в СК, на него можно оказывать психологическое давление, можно вообще задержать, придумать, что он, например, поддерживает экстремизм, раз обращается за информацией на экстремистские ресурсы.
Еще момент: по делу Ильина есть приговор. Для прокуроров, следователей, милиционеров, если есть судебное решение, — «Все, все вопросы к суду, мы умываем руки». Нет никакой срочности, не совершается новое преступление, пресекать преступные действия не нужно: «Факты давно известны, еще и через суд прошли, мы сидим спокойно на своих стульях и не шевелимся». Но такое отношение было и до 2020 года.
