В 2006-м Сергей и Евгений закончили гимназию №1 города Мосты. Первый стал машинистом тепловоза, второй — начальником одного из отделов в Мостовском РОВД. После выборов-2020 бывшие одноклассники оказались в суде. Сергею дали три года домашней «химии» за комментарии в адрес Евгения. Вот только на этом история не закончилась. Сергей сбежал из Беларуси, а потом они с семьей рискнули через Мексику добраться до США. Путешествие, которое рассчитывалось «на две-три недели», продлилось три месяца. О том, как это было, мужчина рассказал «Зеркалу».
«Сергей Викторович? Значит, мы по адресу»
Сергею Каревику 34. С женой Марией и детьми они арендуют квартиру в Нью-Йорке. Мужчина работает в строительстве, супруга — в детском саду. Их старший сын Ваня ходит в школу, младшие Леша и Аня — в сад. Еще два года назад у мужчины была совсем другая жизнь. По утрам он спешил в локомотивное депо Волковыска, где трудился машинистом тепловоза, а вечером возвращался домой к семье.
— В Волковыске у нас была своя квартира, машина, зарплата у меня считалась неплохой для райцентра. Можно сказать, мы ни в чем не нуждались, — коротко описывает Сергей свою тогдашнюю жизнь и переходит к теме протестов: — Но как можно жить в стране, где ничего не меняется? Когда на работе говорят: «Потерпите годик, все устаканится, будут вам платить больше, только не уходите». Когда у власти постоянно те же самые люди? Даже выборы в профком — и те липовые. Приходишь на собрание, объявляют: «Избираем того-то». Голосуешь, для вида подписываешь протокол. С точки зрения закона все нормально: протокол есть, комиссия была, утвердили и утвердили. И так во всем. А я человек такой, я за справедливость, за перспективу для страны, за будущее детей.
Такая жизненная позиция после выборов-2020 и привела Сергея на акции. В августе он с другими людьми выходил на городские улицы, а в сентябре часто посещал чаты «Волковыск для жизни» и «Мосты для жизни». Говорит, это помогало понять, что происходит вокруг, «кого прессуют». 23 сентября 2020 года, в день инаугурации Александра Лукашенко, в одном из чатов «зацепился» с женой одноклассника-силовика, которого зовут Евгений.
— В тот день я был на эмоциях. Потом мне кто-то позвонил, рассказал подробности про одноклассника, что он был командирован в Гродно, где разгонял и прессовал людей. И все — одно на другое наложилось, — вспоминает собеседник. — В чате на 700 человек я написал, что скоро придет время и все за всё ответят. Жена одноклассника стала его защищать. Она мне написала пару слов, я — ей. И пошло-поехало. Переписка получилась нехорошая, но никаких угроз и неприязни в ней не было. Общая мысль вышла такая: рано или поздно все закончится и вы с мужем, может, еще пожалеете.
Через неделю, когда вечером Сергей возвращался со смены домой, его машину «резко перекрыли». Из салона к нему вышло три человека. Двое в гражданке, третий лейтенант или старлей. Никто из них не представился. «Вы ошиблись?» — удивился железнодорожник. «Сергей Викторович?» — уточнили они. «Да», — ответил он. И услышал: «Значит, мы по адресу».
— Открыли машину, бардачок, начали все доставать, но ничего не нашли. Никакого постановления они мне не показывали. На вопрос, на основании чего обыск, ответ: «Ты еще поумничай». Говорили: «Все узнаешь, не переживай». Были и, так сказать, угрозы: «Посидишь, подумаешь». В таком плане, — описывает ситуацию мужчина. — Потом пошли ко мне домой. Говорю: «Дайте жену предупрежу». «Мы сами», — ответили мне, позвонили в звонок и даже не дали дверь открыть. Супруга (она была на тот момент беременна) мыла детей, они не плакали, но перепугались. Позвали соседей как понятых. Те в шоке. Год рядом прожили. Никаких претензий к нам не было. Даже не шумели, все культурно: «Здравствуйте, до свидания». А тут такое прилетает.
Обыск проходил часа полтора. Что именно искали, Сергей не знает. Говорит, на все вопросы «всё гоготали и курили». «Для вида» открыли тумбочки, раскинули пару вещей, подняли диван, подергали тюль и шторы. Все это время мужчине не разрешали никуда отходить,
— Сидел в наручниках как последний преступник, — вспоминает он.
Из дома забрали всю технику — компьютер, ноутбук, телефоны и даже детский планшет, а затем повезли мужчину в его родные Мосты. На обыск к родителям. К тому моменту его отец и мать уже переехали ко второму сыну в Америку, так что жилье пустовало. Сергей заезжал туда раз в неделю-две, поливал цветы и присматривал за домом. Вспоминает, что там ничего не искали. Только открыли пару ящиков и забрали старенький компьютер.
— Потом они повезли меня в Мостовское РОВД. Сказали: «Записывай видео, это твой единственный шанс спастись. Подумаем, может, простим тебя. А так сразу присядешь, пока будем что-то решать». Сами понимаете, в такой ситуации признаешься в чем хочешь, — рассуждает собеседник. — Мне продиктовали текст. Мол, был на эмоциях, погорячился, раскаиваюсь, при встрече готов попросить прощения. Ролик длиной на минуту или 30 секунд. Первый раз сняли. Не подошло. Сказали, нужно больше извиняться, чтобы было видно сострадание. В итоге записали с третьей попытки. Опубликовали его через пару дней. Приятного от этого было мало. Кто-то отнесся с пониманием, кто-то прикалывался. Есть юмористы.
Ну, а в тот вечер из РОВД Сергея доставили в местный Следственный комитет. Следователь — молодой парень, «вел себя культурно и аккуратно». Предложил воды и покурить. Предупредил: «Не переживайте, поговорим часик-два, и поедете домой».
— Начали писать протокол, где, что, как, почему писал? Уголовного дела не было, просто проводилась проверка, — вспоминает собеседник. — Побеседовали, спрашиваю, а какой у меня статус? «Да какой [там статус], — отвечает, — успокойся. За такое не сажают, дадут тебе штраф».
«Выходит, чуть ли не за каждое слово — дело»
Два месяца Сергей жил как обычно. Сентябрьская ситуация стала понемногу забываться, и тут у него зазвонил телефон. Это был следователь: «Сергей Викторович, не очень хорошие новости. На вас завели уголовное дело по ст. 366 УК (Насилие либо угроза в отношении должностного лица)». Железнодорожника пригласили на допрос, мужчина стал искать защитника. Встреча со следователем прошла максимально комфортно. Написали протокол — и разошлись. Через пару дней, когда мужчина поехал к теще на день рождения, его снова попросили явиться в Следственный комитет. Адвокат посоветовала взять с собой вещи.
— Захожу в кабинет, следователь опять: «У меня не очень хорошие новости, вынужден задержать вас на трое суток». И куда-то убежал. Прибегает и говорит: если не хотите до суда сидеть, нужно деньги заплатить. Какие? Сто базовых, на тот момент это было 2700 рублей, то есть больше тысячи долларов. Сказал, когда сумму перечислите на счет СК, может — но не факт — вас выпустят. Все же жена беременна, двое детей, — вспоминает Сергей. — Я позвонил Маше. Попросил спросить у того-то, у того, говорю: «Найдешь?» Отвечает: «Найду». И на следующий день привезла квитанцию. Но меня обманули. Никуда не отпустили, а оповестили, что вдогонку возбуждают еще три уголовных дела: по ст. 188 (Клевета), ст. 189 (Оскорбление) и ст. 369 (Оскорбление представителя власти). Все за ту же переписку. Хотя в ней было всего 6−7 сообщений. Выходит, чуть ли не за каждое слово — дело.
Прошли те самые трое суток, и Сергей с багажом «уголовок» вернулся домой. Мария поддерживала как могла. А что одноклассник?
— После школы мы общались на уровне «Привет-привет», — вспоминает собеседник. — Еще когда меня первый раз задержали, я ему позвонил, и мы встретились. Он попросил оставить телефон в машине, видимо, перестраховывался, чтобы я его не записал. Я извинился: «Женя, так получилось. Эмоции, это все». Он: «Серый, да я все понимаю, но ты пойми и нас. Чем смогу, помогу». Сказал не переживать, обещал поговорить с начальником, объяснить ситуацию. Я предложил встретиться с его женой, купить ей цветы, попросить прощения. Он: «Нет, нет, я с ней сам поговорю». Правда, когда уже завели уголовное дело и ситуация заиграла новыми красками, я все-таки к ней подъехал. Мы пообщались. Инцидент был исчерпан. Она, кстати, никакое заявление на меня не писала, но, так как все милиционеры под защитой государства, для возбуждения дела этого и не нужно.
Судить Сергея начали 18 января 2021-го, а уже 20-го вынесли приговор: три года «домашней химии» и 800 рублей штрафа — это моральный ущерб бывшему однокласснику.
— На суде его жена сказала, что у нее ко мне нет претензий, — описывает заседание собеседник. — Одноклассник же рассказывал, что увидел в моих комментариях угрозу и переживал за свое здоровье. Говорил, что люди в городе перестали с ним здороваться и, когда его видят, переходят на другую сторону. Я хотел возразить, наверное, ты что-то не так делаешь, раз подобное происходит, но адвокат показала: не нужно, не обостряй. Защитник, кстати, у меня хоть и была из государственной организации, но помогала достойно.
Во время этого процесса рассматривали еще один комментарий, который Сергей оставил во втором чате уже в адрес другого знакомого-силовика.
— Были фотографии, где он на акциях протеста с дубинкой. Я много чего о нем слышал. Говорили, он избивал людей и даже ничего не испытывал, — вспоминает свои чувства собеседник. — А мы лично знакомы, встречались на свадьбе, юбилее общего приятеля, поэтому на эмоциях в чате «Волковыск для жизни» я написал: «Этого ржавого можно пи***** раскаленной кочергой». На допросе мы с адвокатом объяснили, что я ничего плохо не имел в виду. Слово на «пи» понимал как «перевоспитывать», а «раскаленной кочергой» как «помогать, демонстрировать», но не бить. За этот комментарий мне хотели пришить ст. 130 УК (Разжигание вражды). Но на процессе эксперт сообщила, так как слово скрыто, фраза не может быть рассмотрена как угроза. В итоге судья постановил: выделить выражение в отдельное производство и дело по нему закрыть.
Ни с бывшим одноклассником, ни со вторым знакомым-силовиком Сергей не встречался.
— А какой мне смысл разговаривать, например, с одноклассником? Он, скорее всего, бы сказал: это приказ сверху, я ничего не решаю, — предполагает собеседник.
«Силовик не был настроен против меня. Говорил на процессе, что понимает, я сделал это на эмоциях»
После суда у Сергея в жизни начался новый виток: дом, семья, работа и строгие правила «домашней химии». А потом на телефоне опять высветился незнакомый номер. Ничего хорошего это не предвещало. Так и случилось. Уже новый следователь сообщил железнодорожнику, что закрытое дело за комментарий о «раскаленной кочерге» возобновили, но по другой статье — ст. 364 УК (Насилие либо угроза применения насилия в отношении сотрудника органов внутренних дел). 12 апреля 2021 года начался новый суд.
— Силовик, о котором шла речь, не был настроен против меня. Говорил на процессе, что понимает, я сделал это на эмоциях. Адвокат предполагала, мне уже дали, что планировали. Решили, они просто хотят поставить точку в этой истории и максимум, может, полгода накинут. Ведь если бы хотели посадить, уже бы посадили, — вспоминает Сергей свои тогдашние рассуждения. — На первом же заседании допросили лингвиста. Она сказала, что ничего в этой фразе не видит. У нее запросили еще одну экспертизу. Результат пришел в конце августа. Адвокат считала, что, за исключением одного маленького момента, экспертиза на нашей стороне. Однако для подстраховки я попробовал выяснить, каким теперь было отношение судьи и силовика к делу. Судья, насколько я узнал, ничего от меня не хотел, но на него давили сверху, а силовику сказали просить у меня моральный ущерб в 2000 рублей. В общем, мне посоветовали, настраивай адвоката, что-то будет. И все, я понял: надо вставать на лыжи. Связался с волонтерами, они мне сказали, что делать.
День «икс» попал на воскресенье. Сергей добрался до указанного волонтерами города. Его встретили в квартире. Там был еще один человек, который, как и он, собирался бежать из Беларуси. За ними приехала машина с проводником — и мужчин повезли к украинской границе.
Дождило. На проселочной дороге железнодорожник поскользнулся, упал — и услышал, как в ноге что-то треснуло. Понял — что-то случилось, но идти еще мог. Спустя километр он два раза неудачно подвернул эту же ногу на кочках, «так что пятка болталась». И все. Ступать стало больно.
— Пацаны — молодцы, не бросили. По очереди закидывали мою руку на плечо и тянули. Адреналин немного зашкаливал, но я доверял людям, — вспоминает собеседник. — Был момент, когда мы заметили пограничную машину. Я не мог присесть, меня толкнули на землю, и человек собой меня накрыл.
Мужчины добрались до границы. Оттуда на мотоцикле, который заглох на части пути, — до ближайшего областного центра. К этому моменту нога у Сергея уже заметно опухла, но он смог доехать до Киева. Здесь волонтеры поселили его в четырехкомнатной квартире, где жили такие же, как и он, сбежавшие из страны белорусы.
— За мной приехали два бодрых парня-белоруса и повезли меня в травмпункт. Они были на позитиве. У меня самого настроение поднялось, — вспоминает Сергей. — Врач отправил на снимок. Возвращаемся, он: «Не очень хорошие новости». Оказалось, у меня сильный перелом со смещением. Нужно ставить титановую пластину и зашивать порвавшиеся связки. От таких новостей я немного поплыл. Мне дали нашатырь и посмеялись: «Ну ты и чувствительный». Просто за сутки, говорю, очень много событий произошло. Мне предложили сделать операцию — она стоила тысячу долларов, или если бы хотел лечиться бесплатно, то нужно было месяц провести на вытяжке.
Сергей выбрал операцию, деньги с собой были, и в тот же день вернулся из больницы на костылях. Его домом в этот момент оставалась все та же квартира с белорусами. Одна из женщин, на которую завели «уголовку» за оскорбление Лукашенко, делала ему обезболивающие уколы, ходила в магазин и приносила еду.
— С женой я в это время напрямую не общался. Так совпало, что из дома я ушел в воскресенье и пару дней проверки ко мне не приходили. Во вторник, когда я не явился на суд, меня стали искать. Приехали в квартиру, шарились. Может, думали, я сижу в шкафу, — иронизирует собеседник. — Повезли Машу на допрос. Продержали ее там часа три-четыре. Прессовали: «Ссорились?» Спрашивали: «Может, ты его убила? А может, он повесился? Или ты прикрываешь преступника, а это тоже статья». Довели ее до слез. После этого жена заключила договор с адвокатом и второй раз уже пошла с защитником. В итоге беседа продлилась 15 минут.
После бесед с силовиками Мария с тремя детьми уехала к родителям в Лунинец. Младшей Ане на тот момент было всего пять месяцев. В Лунинце мама с дочкой и сыновьями дождались, пока малышам сделают паспорта, купили билеты — и на микроавтобусе отправились к папе в Киев.
— Я ей не говорил про операцию. Приезжает, а я на костылях открываю двери. Надолго запомню ее взгляд — и злость в нем, и сочувствие, — улыбается Сергей. — Стояла и не знала, что сказать.
«В этот момент у меня дыхание на минуту остановилось»
Следующая цель семьи была попасть к родным в США. Здесь Сергей с женой собирались попросить политическое убежище. Добираться в Штаты решили через Мексику.
— В Мексику туристов пускают по шенгену. Чтобы легализоваться в Украине, я получил справку в миграционке. Затем подал документы в польское посольство на гуманитарные визы. Через две недели нам их выдали, и мы купили тур в Канкун на 12 дней. Затем отправились в город Тихуана, чтобы оттуда пересечь границу США, — говорит мужчина.
Американских виз у семьи не было, поэтому пришлось пойти на хитрость и притвориться американской семьей. Для этого белорусы купили в Мексике машину и в день поездки оделись так, как посоветовали родственники, живущие в Штатах.
— За рулем сидела жена. Когда подъехали к американской границе, было 17 часов, смеркалось. Офицер попросил показать ID — удостоверение личности. У нас его не было. Маша взяла в руки свои белорусские права (внешне документы похожи. — Прим. ред.). Затем офицер показал на меня — я достал свои права. Он махнул: «Проезжайте». В этот момент у меня дыхание на минуту остановилось. У супруги тоже. Она такая: «Что делать?» Говорю: «Езжай, только тихонько».
Это, не скрывает Сергей, была удача. Дело в том, что накануне поездки у семьи сломалась машина. Пока ее починили, разрешенный срок пребывания в Мексике подходил к концу. И, если бы они не попали в США, их могла бы ждать депортация.
— Через десять метров от первого офицера стояла будка, где сидел второй сотрудник. Когда он взял мой паспорт, я сказал: «We need political asylum». Из-под маски было видно, что офицер заулыбался, помахал головой и сказал: «Получилось проскочить». Спросил, сколько нас, есть ли кто-то в багажнике, а также откуда мы и куда едем, — передает тот разговор собеседник. — Я сказал, что у меня в Нью-Йорке живет брат. Нас попросили достать телефоны, планшеты, проверили багажник и отправили на паркинг.
Семью отвели в специальное помещение, где принимают офицеры. Коротко опросили, сфотографировали и провели на «border», вроде нашего ИВС. Здесь их ненадолго разлучили: Серея отправили в четырехместную камеру, а Марию с сыновьями и дочкой в помещение для мам с детьми.
С Сергеем сидело восемь человек. Двое из них — белорусы: один из Бреста, второй из Гродно. Внутри был туалет, умывальник. К стенам приделаны четыре пластиковые нары. Те, кому не хватило на них места, расположились на полу. Всем мужчинам-задержанным раздали коврики для фитнеса и «фольгу», чтобы накрыться, потому что сильно работал кондиционер. У женщин с детьми, рассказывает белорус, в помещении была чистота и белые стены. Им выдавали матрасы и одеяла.
— Делать можно было все что хочешь — сиди, спи, отжимайся. Кормили трижды в день, давали одно и то же — воду и сэндвичи. А еще печеньки, сельдерей, морковку в пакетиках — это можно было брать с собой, — вспоминает Сергей. — Мы провели там сутки. За это время сотрудники подготовили документы и с нашими паспортами отправили в миграционный суд по месту жительства. А жить, я объяснил, мы будем у моего брата. Он же выступил и нашим спонсором, то есть человеком, который вписывается, что чуть что готов нас содержать.
Назавтра в девять вечера семью Каревиков и еще 40−50 человек завезли в хороший отель в Сан-Диего. Здесь у них взяли мазок на COVID-19. Он подтвердил, что белорусы здоровы. Брат Сергея перекинул им деньги на билеты — и семья смогла вылететь в Чикаго, а оттуда в Нью-Йорк.
— 21 августа я вышел из дома в Волковыске, и 24 ноября мы прибыли к брату в США. Родные были рады, — улыбается Сергей. — Помню, когда в Сан-Диего садились на самолет до Чикаго, Ваня спросил: «Папа, это уже последний самолет?» Нет, говорю, еще один. А он: «Тошнит уже от этих самолетов». С большего же дети перенесли это приключение нормально. Мы им сказали, что едем к крестному и дедушке с бабушкой.
Что касается поступка жены, попавшей вместе с ним в такое приключение, то тут у Сергея только теплые чувства:
— Ее хочется на руках расцеловать. Не каждая бы на такое согласилась, да еще с тремя детьми.
Сейчас семья в ожидании суда, который должен решить, смогут ли они оставаться в США. Когда пройдет заседание, неизвестно. А пока они потихоньку строят свою американскую жизнь. Вернутся ли в Беларусь? Сейчас, говорит Сергей, точно нет.
— Меня же 22 января 2022 года заочно судили (речь о процессе за комментарий про «раскаленную кочергу». — Прим. ред.). С учетом первого наказания, которое позже Верховный суд заменил с «домашней химии» на «химию» с направлением, мне дали 2,5 года колонии усиленного режима, — рассказывает Сергей. — Сейчас я вишу на «Доске почета» (в розыске. — Прим. ред.) в Волковыске и Мостах.
С одноклассником-силовиком с тех пор Сергей не общался. Что было бы с ним, если бы власть не вмешалась в ситуацию указами «сверху»? Считает, что люди по разные стороны баррикад, как минимум в маленьких городах, смогли бы и сами между собой договориться.
— Думаю, на моем примере хотели запугать общество, чтобы в дальнейшем люди боялись даже слово сказать или посмотреть в их сторону, — заключает он.
