В Чернобыльскую зону автор инстаграм-аккаунта rodnykray Александр ездил весной прошлого года. Говорит, важно было поднимать тему последствий аварии, особенно сейчас, когда, по словам блогера, мир стоит на пороге ядерной катастрофы. В школе отселенной деревни Выгребная Слобода, что на территории Брагинского района, блогер увидел тетрадь семиклассника Гены Пилипенко. В октябре прошлого года Александр написал пост с просьбой помочь найти владельца этой тетрадки. И Геннадий нашелся. На днях блогер встретился с ним и расспросил, как сложилась его судьба спустя 37 лет после аварии. Видео встречи с Геннадием он опубликовал в своем аккаунте. Публикуем монолог жителя отселенной деревни.
— Наконец я жму руку Гене Пилипенко. Тому самому мальчику, который учился в 7-м классе в 1986 году в 20 км от Чернобыльской АЭС, и тетрадь которого я нашел. Мы сидим за столом, пьем чай, и Геннадий рассказывает о своей нелегкой судьбе, — так написал Александр в аннотации к небольшому рассказу своего героя.
Тому сейчас 50 лет, и он живет в деревне Дуровичи Буда-Кошелевского района Гомельской области. На момент аварии он вместе с мамой, отцом и тремя братьями жил в деревне Нежихово, что в семи километрах от Выгребной Слободы, где и нашлась его тетрадь. Именно туда Гена мальчишкой ходил в школу.
— Многое вспомнилось, деревня, школа. Я там, короче, был не на лучшем счету. 26 апреля 1986-го был как раз выходной день. Нас всей школой повезли на соревнования в Комарин, в лес. Там типа «Зарница» была такая. Уже когда домой ехали, услышали от шофера, что вот Чернобыльская АЭС взорвалась. Но какое там понятие было раньше. Взорвалось так взорвалось. Мало ли что там взорвалось. Там даже взрослые не понимали, что это такое. А то дети.
Зарево на небе было. Отблеск отражался. Ну, горит и горит. Мало ли что. Вертолеты тоже постоянно день и ночь там летали.
В понедельник как обычно пошли в школу. Мы жили в Нежихове, а ездили в школу за семь километров, в Выгребную Слободу. Нас автобус возил. От Слободы до станции — 18 километров.
Люди везде говорили, что взорвалась станция. Потом в школе учителя сказали, что авария. Предупредили, чтоб на улицы не бегали, что меньше находитесь на свежем воздухе, сидите по хатам, дома. Ну, а на второй день военные лекарства привозили. Витамины с йодом: взрослым по столовой ложке, детям — по чайной.
Потом помню, в следующее воскресенье Пасха была. Рано утром поднялись, собрались идти, как раньше, по хатам ходить христовать. Но тут пригнали машины, трактора с совхоза. Сказали, чтобы собирались, переезжаем в соседнюю деревню, в Слободу. Из дома с собой ничего нельзя было брать, только сменное белье, кружку и ложку. Ну и постельное: одеяло, подушку, чтоб было на чем спать.
Свиньи, куры. Это все надо было сдать государству. Машину для них тоже пригнали. Грузили этих курей, свиней, телят, у кого были,. И оценивали даже. Куры, они, помню, три рубля стоили. Но кому было до них? И котов, и собак побросали.
Я как вспомню… У нас теленок был маленький, и вот его ведут сдавать. А я этого теленка… Знаете. Как сказать… Ну, короче, вырастил. Сам же раньше корову доил, матери помогал. Постоянно поил, убирал и думал: «Ну, вот сдадим его. Куплю велосипед». А тут его стали на машину грузить. Он так на меня глядит этот теленок, плачет вот в самом деле. Я сам даже не вытерпел и заплакал.
Из деревни наши и совхозных коров (там ферма была), их тоже повыгоняли в одну кучу, все, что было, поубирали. Там целый балаган был в той деревне. Ой, жутко, как вспомнишь, ну его…
Нас вот выселили с Нежихово — и сразу поставили пост на всех дорогах, чтобы туда никого не пускать. Уже военные, милиция была. Там же пооставалось всего. У нас же там ни милиции, никого не было. Самогонку гнали, ого. Ну, а люди ж пооставляли все это свое богатство.
Уже в Выгребной Слободе у родственников маленький такой домик был, ну вот как эта вот комната. Почему не переселили подальше? Думали, чтобы собрать всех в кучу, а потом выселить. Всех вместе легче было выселять. А нам просто сказали, что типа в нашей деревне проведут дезинфекцию. Мол, потом обратно вернетесь через две недели. Ну и все на радостях покидали все и поехали. Только документы забрали.
Где-то с полмесяца мы все там болтались в Выгребной Слободе. Малые, мы лазили, где попало. Потом нас собрали, всю школу, и вывезли сюда под Гомель в лагерь «Солнышко» возле деревни Сосновка. Родителей через недели две следом за нами переселили в деревню. Жиличи называлась.
Уже в году 1987−1988 с дедом постоянно собирались. До Савич доезжали (деревня в Брагинском районе. — Прим. ред.), а потом уже как партизаны подпольными путями туда, в Нежихово. Все ходили туда. В хатах и магазинах так все и было как раньше. И закатки еще стояли под полами у людей. Но полы были там взорваны, и в магазинах там пачки сигарет валялись. А так даже ночевали еще там.
Осенью 1986-го нас переселили в Дуровичи. Заселились — в хате ничего не было, голые стены. Ни стула, ни кровати, ни телевизора. Зашли — все пустое. Совхоз дал железную кровать только, как в армии. Ни простыней же, ничего. Те деньги, что давали, та помощь кончилась.
Помню, я лежал тогда в больнице в Костюковке (городской поселок, сейчас микрорайон Гомеля. — Прим. ред.). Радиацию ту померяют — зашкаливает. Говорят: «Иди мойся. Три хорошо шею!» Сколько ее можно тереть, уже ж красная. Но все равно радиацию показывает. И там забрали все шмотки у меня. Из больницы выписываться — я только в одном халате и тапочках. Куда идти? Хорошо, что мама приехала, пошла, купила одежду: трико, кеды, шапку. И так вот на каждого [сына] нужно было купить белье, одежду, ложки, миски. Ничего ж не было.
В Дуровичах я отучился год, пошел в восьмой класс. А потом — в Костюковское ПТУ на тракториста-шофера. Там проучился три года, а затем — в армию. В Севастополе служил, на подводной лодке два с половиной года.
В военном билете было написано «из зоны повышенной радиоактивности». А они меня в армию забирают на атомную подводную лодку, [где тоже повышенный риск получить дозу облучения]. Все спрашивают: «Как ты сюда попал?» Типа я сам туда попросился. Родина сказала…
Потом вернулся в Дуровичи. И вот всю жизнь тут живу и работаю трактористом. Вот так сложилась моя судьба.
Родители из-за этого Чернобыля ушли рано. Молодые были, 1949 года. Еще жить да жить. Мама говорила: «Вот выйду, сынок, на пенсию, хоть отдохну». После аварии сразу ничего так была, а попозже уже начало сердце болеть. Так она от этого и умерла. Не сказать, чтобы она болела постоянно. Ни она, ни отец даже в больнице ни разу не лежали. Батька всю жизнь на тракторе. Пошел на пенсию. Год той пенсии пополучал — помер. Отдохнул… И никаких льгот ему, ничего.
Кто знал про ту радиацию… Когда авария случилась, только одно всех радовало, что разрешили спиртное в неограниченном количестве, и всем все было до лампочки, тягали ящиками вино…
В Дуровичах строили эти домики [для переселенцев]. Наверное, три построили. А потом опомнились, что здесь радиация не меньше, чем в Чернобыле. Прекратили. Хотели уже нас опять куда-то выселять. А куда же ты эту всю банду выселишь, столько людей пригнали?.. Деревни рядом, ну, километра два отсюда, деревни — все повыселяли. Тут же в лес нельзя ходить, радиация большая. А нас сюда в чистую зону, получается, выселили. Потом люди в поликлинику повалили. Глядишь, молодые — то рак легких, то рак кости.
Читайте также
