Власти продолжают оказывать давление на политических заключенных даже после вынесения приговоров. В исправительных колониях многих из них отправляют в штрафные изоляторы и помещения камерного типа. В местах, куда помещают штрафников, практически отсутствует связь с внешним миром — заключенным запрещены передачи, посылки и бандероли, а также переписка. Те политзаключенные, которые уже отбыли свой срок и вышли на свободу, рассказали «Зеркалу», почему посылки, передачи, бандероли и свидания жизненно необходимы, а лишение этого — продуманные и изощренные пытки.
Виктор Пархимчик: «Без посылок человек начинает дряхлеть»
Виктор Пархимчик, 41 год. За разбросанные саморезы по улице Якубовского в Минске приговорен к двум годам «химии» по ч. 1 ст. 339 УК. Но позже наказание заменили на более строгое: так он попал в ИК-17. Там не единожды его помещали в ШИЗО.
— Лишение передач, посылок и возможности совершать покупки в тюремном магазине — это удар по здоровью заключенного, — говорит Виктор. — Еда, которую предлагают в колонии, — это в основном каши в их разных ипостасях. Нет рыбы, нет овощей. Поэтому у многих людей, которые сидят в тюрьме, возникают проблемы с зубами, кожей, мышцами. Продукты из посылок, передач или из магазина — это возможность получить для организма недостающие ему вещества. В магазине можно купить молочные продукты, это белок, который жизненно необходим. Можно купить творог, для того чтоб зубы не вылетали.
Когда помещают в ШИЗО и «отоварки» и передач лишают, то человек начинает дряхлеть. А учитывая, что люди могут находиться там годами, то выйти из колонии можно с изрядно пошатнувшимся здоровьем. Политических заключенных всех этих благ лишают в первую очередь, они находятся в группе риска. Обычным заключенным для того, чтобы их лишили передач и возможности делать покупки, надо очень сильно постараться.
Лишение писем — это обрыв связи с внешним миром. В отличие от телефонного звонка, на который у тебя есть всего 8 минут, в письме ты можешь подробнее изложить свои мысли, его можно писать долго, рассуждать о чем-то. А когда письмо приходит тебе, то ты можешь его подержать в руках, это очень ценно. Представьте, что вам пришло письмо от мамы, сына или любимой жены. Эта связь с внешним миром, с нормальным миром — она очень важна.
Ольга Класковская: «Это, конечно, одна из самых циничных форм давления на политзаключенных»
Ольга Класковская, 41 год. За перекрытие проезжей части на пересечении проспекта Рокоссовского и улицы Плеханова в Минске, а также за оскорбление в интернете милиционера из Бреста была приговорена к двум с половиной годам лишения свободы по двум уголовным статьям: ст. 342 (Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них) и 369 (Оскорбление представителя власти). Отбывала наказание в женской колонии №4 Гомеля. Ольгу неоднократно помещали в ШИЗО и ПКТ.
— В тюрьме я постоянно испытывала чувство голода, потому что то, что предлагают в СИЗО и колониях, — это сложно назвать полноценной едой, и человек постоянно голодает, — объясняет Ольга. — Поэтому мы высчитывали дни и всегда ждали с нетерпением продуктовые посылки, передачи, которые там разрешены. Это хоть как-то облегчало твое существование за решеткой и приносило какие-то маленькие моменты радости.
Что касается информации, то в любом случае, когда ты находишься в заключении, то так или иначе существуешь в информационном вакууме. Но когда тебя помещают в ШИЗО или ПКТ, то даже те обрывки информации, которые ты мог бы получать, допустим, от других политзаключенных (к кому-то приехал адвокат или родственники), тебе недоступны. Из ШИЗО или ПКТ к адвокатам не выводят, запрещены переписка и пользование литературой, то есть ты вообще никого не видишь и не слышишь.
В ПКТ можно читать книги, разрешена переписка, но она находится под очень жесткой цензурой, и даже от близких членов семьи не все отдают. Это, конечно, одна из самых циничных форм давления на политзаключенных — лишение всех этих небольших благ, потому что так или иначе это выбивает почву из-под ног и усложняет твое пребывание за решеткой. Цель — сломать тебя, чтобы полностью убить любой дух сопротивления, чтобы ты стал частью стада и послушно выполнял все пожелания и требования администрации. Когда ты психологически сломлен, тобой легче манипулировать. Они хотят отбить любую охоту озвучивать свои политические взгляды, придерживаться их и распространять среди других политических заключенных. Администрация этого очень боится и не любит. Это одна из целей, когда человека изолируют, помещают в ШИЗО или ПКТ. Чаще всего это происходит с теми людьми, которые, по мнению администрации, оказывают негативное влияние на других заключенных.
Они бьют по самому больному, потому что это не только удар по политзаключенному, это удар еще и по его семье. Семья практически ничего не может сделать, когда близкий находится в заключении. Для нее это большая отдушина — собрать посылку, передать продукты и вещи, чтобы хоть как-то поддержать, немного облегчить ему существование за решеткой. Лишение посылок и передач — это всегда больно.
Также очень сильно бьет по психике лишение информации. Ее нет у тебя, ты не знаешь, что происходит на свободе, и в это же время твоя семья ничего не знает о том, что происходит с тобой. Я помню, что когда находилась в ШИЗО уже двадцать пятые сутки, то начала разговаривать с козявками, пауками и мокрицами, которые заползали ко мне в камеру. То есть это пытки, изощренные, очень продуманные, и, конечно, это очень сильно влияет на морально-психологическое и физическое состояние человека.
Вадим Хижняков: «Случаются непредвиденные этапы, поэтому готовят больше порций, просто разбавляя еду водой»
Вадим Хижняков, 55 лет. Отбыл срок в два с половиной года в исправительной колонии №1 в Новополоцке за то, что якобы избил сотрудников ОМОНа на остановке общественного транспорта «Восток» в Гродно. В колонии Вадима помещали в ШИЗО, а за полгода до истечения срока заключения отправили «досиживать» его в ПКТ.
— Без передач в ШИЗО очень сложно поддерживать необходимый рацион питания. На кухню колонии всегда выделяется четкое количество продуктов, рассчитанное, например, на тысячу заключенных. Но случаются непредвиденные этапы (приезд новых заключенных. — Прим. ред.), поэтому из этих продуктов всегда готовят больше порций, просто разбавляя еду водой, — объясняет Вадим Хижняков. — Если ты не находишься ни в ПКТ, ни в ШИЗО, то тебе выдают порцию немного большую, чем положено. Но если ты в изоляторе или ПКТ, то эту разваренную с водой еду выдают ровно по весам. Соответственно, воды там остается больше, а еды меньше.
Когда тебя лишают свиданий и возможности переписки, то очень важно сообщить определенную информацию на волю. Один раз удалось это сделать через Виктора Бабарико, с которым я был в одной колонии. Произошло это так. В санитарной части нас было три-четыре человека, и я обратился не напрямую к Бабарико, но он стоял рядом и все слышал. Потом он встретился с адвокатами, и уже через них на волю попала информация о том, что в нашем отряде ввели шестидневную рабочую неделю.
Наталья Херше: «Ты не имеешь права чувствовать»
Наталья Херше, 53 года. Гражданка Швейцарии и Беларуси была приговорена к двум с половиной годам лишения свободы за сопротивление сотруднику милиции — Наталья будто бы сорвала балаклаву с омоновца. Наказание отбывала сначала в исправительной колонии в Гомеле (там ее неоднократно отправляли в ШИЗО и ПКТ), а затем в крытой тюрьме №4 в Могилеве.
— Связь с внешним миром — это первоочередное, что необходимо заключенному. Честно говоря, для меня ПКТ было большим облегчением, и я была очень рада, когда меня туда перевели, — признается бывшая политзаключенная. — Да, там есть какие-то ограничения, но по сравнению с ШИЗО, где тебя конкретно изолируют, там у тебя ничего нет, ты не можешь спать, в ПКТ я подумала: «Боже, я согласна здесь до конца своего срока пробыть!» Можно пользоваться библиотекой, магазином, пусть и на ограниченную сумму. Нам приходила пресса — тогда еще выходила газета «Новы Час».
Также в ПКТ разрешены свидания, и они очень важны для понимания того, что происходит на свободе. Ко мне приходил посол (Швейцарии. — Прим. ред.), и он в первую очередь приносил новости. Даже из ШИЗО меня выводили на встречу с ним, уж не знаю, было ли это исключением из правил. Наверное, было.
В ПКТ передают письма, но доходят не все, даже от родственников, или когда ты пишешь им, если эти письма очень эмоциональны, то они уничтожаются в первую очередь. Только потом осознаешь, насколько это тяжело. Когда ты находишься в каком-то эмоциональном моменте, когда тебе необходимо изложить свои мысли на бумаге, и потом тебе приносят акт об уничтожении этого письма, не объясняя, по большому счету, почему, то это, конечно, вызывает очень большую боль. Потому что получается, что ты не имеешь права чувствовать что-то, рассказать о своих чувствах. Это было очень тяжело. Второго такого письма и тех чувств уже не будет! Тогда был момент, когда нужно было его написать и отправить. А его не отправили…
В ШИЗО переписка запрещена, также запрещены и передачи — продуктовые и вещевые. Ты не можешь получить теплые вещи, а ночи в ШИЗО очень холодные, спать не то что практически, а вообще невозможно. Конечно, это очень изматывает. При вечерней проверке можно попросить дежурного помощника начальника колонии выдать тебе на ночь телогрейку, а он уже решает, если ты ему понравилась, то он выдаст, а если нет, то не выдаст. Тем более если есть приказ относиться к политическим жестче, то ты ее не получишь. Однажды я попросила, и мне не выдали, но в следующей камере находилась осужденная не по политической статье, и она телогрейку получила. Когда я на следующий день при утренней проверке высказала свое недовольство такой ситуацией и объяснила почему, то уже вечером телогреек не получил никто.
Также в ШИЗО и ПКТ сложно без возможности получать медицинские передачи. Администрация хоть и должна оказывать медицинскую помощь заключенным, находящимся в ШИЗО, но на практике этого не делается. В медицинскую часть я смогла попасть только после освобождения из изолятора, куда меня помещали три раза подряд.
Александр Кабанов: «Начинал забывать свое имя»
Александр Кабанов, 51 год. Провел три года в новополоцкой колонии №1 и могилевской тюрьме. Был наказан за оскорбление судьи Брестского областного суда Андрея Лещенко (ст. 391) и организацию действий, грубо нарушающих общественный порядок (ч. 1 ст. 342). Во время нахождения в колонии Александра Кабанова неоднократно отправляли в ШИЗО и ПКТ. Чтобы обратить внимание на бесчеловечное отношение к политзаключенным, он в ноябре 2021 года порезал себе вены на руках, в больнице Александру наложили 68 швов.
— Представьте, что вы два месяца находитесь в одиночной камере и ни с кем не общаетесь. Передач и посылок тоже нет. Нет ни радио, ни газет, никакой информации. Два месяца вы находитесь в закрытом небольшом помещении, где с тобой только утром и вечером разговаривает контролер во время проверки. Пока не прочувствуешь на себе — это необъяснимо.
Я начинал заговариваться. Бывало, ходишь по камере, нарезаешь круги, в голову приходила какая-то мысль, и я начинал смеяться. Тут же в голову приходила мысль, что я, наверное, схожу с ума. Были моменты, когда я начинал забывать свое имя. Во время проверки нужно сделать доклад: «Гражданин начальник, в камере находится осужденный Кабанов Александр Александрович, 1971 года рождения и так далее». Я этот текст до сих пор помню, но тогда, через две недели нахождения в ШИЗО, я стоял и пытался вспомнить. Имя называл, а фамилию вспоминал не сразу.
