Белорусский доброволец в рядах ВСУ Игорь Янки Янков рассказал каналу «Жизнь-малина» о том, как выжить после попадания 155 осколков, зачем белорусу воевать на стороне Украины, почему его бесит мирный Киев и что он сделал бы, если бы оказался с Лукашенко один на один.
Игорь Янков родился в 1995 году в Минске, где и жил до осени 2020 года. Успел поработать поваром, менеджером по продажам в компании металлопроката и предпринимателем, активно болел за футбольный клуб «Динамо-Минск». Во время протестов против фальсификации результатов президентских выборов мужчина был ранен в ногу взрывом светошумовой гранаты. После того как силовики пришли с обыском в его квартиру, перебрался в Украину. После начала полномасштабного вторжения в Украину поступил на службу в ВСУ. На начальном этапе войны защищал Киев, воевал в районе аэропорта Борисполь, сел Лукьяновка, Рудницкое. Игорь Янков — один из создателей Белорусского добровольческого корпуса.
Страница Игоря Янкова в Instagram имеет больше 235 тысяч подписчиков.
О возможном участии в походе в Белгородскую область
Ведущий канала Никита Мелкозеров попросил Игоря Янкова прокомментировать фотографию похожего на него мужчины, сделанную во время рейда Русского добровольческого корпуса на территорию России (в Белгородскую область). Янки отказался обсуждать этот вопрос:
— Сейчас мне нужно согласовывать многие моменты. И я уже не такой свободный в этом плане. Поэтому у меня стоит полный запрет давать комментарии на эту тему.
На уточняющий прямой вопрос «Ты был на территории врага?» Янков ответил утвердительно. Правда, с оговоркой, что это могло произойти и в другое время (например, еще до начала войны).
О мятеже ЧВК Вагнера и Евгения Пригожина
— Это частная военная компания. Все должны понимать, что все, что он (Пригожин. — Прим. ред.) говорит — «За Русь», вот всю эту тему-нагоняйку, — я думаю, что это не так. И ЧВК — это больше про заработок, это военная организация, где просто воюют.
Были у нас случаи, когда с ЧВК писали нашим ребятам, и они общались. И чевэкашники писали про экипировку и еще что-то. Они не писали, что «вы там п****ы, умрете» или еще что-то. Они относились (к военнослужащим ВСУ. — Прим. ред.) как к воинам в переписке. <…> У Пригожина есть какая-то суперглобальная цель, и эта цель — явно не Украина. Я думаю, что это какая-то личная власть.
Об армии России и Беларуси
— В нашем подразделении мы никогда не недооценивали врага, не думали, что там сидят какие-то недоумки. <…> Это Россия, это огромные ресурсы, это огромное количество людей, и нужно с этим считаться.
Тем не менее Игорь Янков не считает российские Вооруженные силы «второй армией мира»:
— Уже прошло полтора года. За полтора года они оставили куски той территории, которую захватили, их они уже потеряли. Про какую «вторую армию мира» мы говорим? Можно сказать, что это какой-то немыслимый план, и они нас хотят измором взять. Но ты вот гуляешь, ты видишь у людей измор (интервью записывалось в Киеве. — Прим. ред.)? Я не знаю, какая это «вторая армия мира», я думаю, это просто «накрут» для их населения.
Белорусскую армию Янки оценил так:
— У нас есть люди, которые проходили службу в белорусской армии, есть люди, которые из белорусской армии ездили в частные компании и воевали. <…> Парни эти безумно умные, и они специалисты в военном деле. Но я думаю, что их потенциал раскрыл именно опыт (полученный. — Прим. ред.) здесь. У белорусов нету практики, нету опыта, у них есть только полигоны и учения. Когда ты придешь с полигонов или учений на первый боевой, и по тебе отработает «восьмидесятка» или «стодвадцатка» (имеются в виду калибры артиллерийских орудий и минометов. — Прим. ред.), то весь твой навык падает куда-то на землю.
— Год назад ты говорил, что белорусская армия — это про подстригать траву. Сейчас нет? — уточнил ведущий.
— То же самое. В белорусской армии осталось все то же самое. Мы понимаем, что Лукашенко сейчас сидит на двух таких стульях и пытается увильнуть, чтобы не пустить белорусскую армию на фронт. Потому что белорусская армия — это и есть его крепость. Все силовики, все, кто служит у нас в Беларуси — это его личная крепость, это его личная охрана. И что они делают? У них там сейчас какие-то учения просто бесконечные. Но если ты подъедешь под часть — ты все равно увидишь, как командиры заставляют подстригать траву, красить ее.
О Белорусском добровольческом корпусе
— Белорусский добровольческий корпус — для чего он создавался?
— Он создавался, чтобы соединить всех парней, которые уже имеют боевой опыт. <…> Наша структура — для войны здесь, для помощи украинцам.
— В БДК есть какая-то система штрафов за проступки?
— Нет.
— Это потому что общий уровень достаточно высокий у людей?
— Да. В БДК собрались парни, у которых уже есть опыт в войне, которые воюют. Есть подразделение «Террор», все его знают. Он был в полку Калиновского, и они в полном составе перешли к нам. Эти парни с огромнейшим боевым опытом, это просто тигры.
— А ты военных делишь на тигров и кого?
— На тигров и курсантов.
— Ты себя кем считаешь?
— Я считаю себя просто пешеходом.
— Ты можешь оценить свой скилл военный?
— Да, я обезьяна с оружием. <…> Мой скилл недостаточно хорош.
Зачем Янки ходит по Киеву с оружием
— Ты сейчас не на задаче, ты сейчас не отдыхаешь, но ты с ним (пистолетом «Глок», который Игорь Янков носит в поясной кобуре. — Прим. ред.). Почему?
— Это мое табельное оружие. Поэтому я с ним. Сейчас идет война. Мы ведь понимаем, в какой стране мы живем, как работают всякие спецслужбы. И в каком-то моменте ты должен себя обезопасить.
— Правда, что ты сейчас спишь так, чтобы у тебя на тумбочке рядом был пистолет?
— Да.
— Почему?
— Так спокойнее просто.
— Это что? Твоя профдеформация уже?
— Возможно.
— Ты в интервью говоришь, что как только война закончится, я автомат в шкаф, и спокойно заниматься джиу-джитсу. Но при этом мне кажется, что для тебя все это (речь идет о военном снаряжении. — Прим. ред.) органично, тебе нравится, ты кайфуешь.
— Вся тактикульность — она, безусловно, кайфовая, она вносит свою романтику. Это все круто — оружие, вся экипировка, которую ты подбираешь, собираешь, постоянно модернизируешь, что-то докупаешь. Это все очень классно. Но в глобальном целом война — это х***о (очень плохо. — Прим. ред.). <…>
Здесь каска. <…> Каска Ops-Core считается одной из самых дорогих касок, но ее вес 600 граммов, и она самая легкая каска в мире.
— Ты говоришь, что она самая дорогая. Сколько?
— На сайтах она стоит 2 тысячи долларов, но когда доезжает сюда — уже трешка «зелени».
— А что ты думаешь про производителей всего этого снаряжения?
— Что они сейчас стали миллионерами, мне кажется.
Как пережить смерть близких и можно ли научиться убивать
— Был жестко раненый у нас в группе.
— «Жестко раненый» — это что?
— Это 155 осколков. Это был, кстати, русский, Славян, он офицер.
— Ты его сильно форсишь. С 14 года он воюет, и ты не так сильно просишь себе украинское гражданство, как ему.
— Да. Потому что у него есть куча наград, и он прямо такой тигр. <…> И когда ты видишь, что он истекает полностью кровью, и его как бы унесли, и врачи ничего не сказали — но скажет кто-то там, кто увидит, что вот, он «двести» — это п****ц. Но в момент боя ты об этом не думаешь.
— А после накрывает?
— Тут знаешь, вопрос в том, чья это смерть. Смерть близкого твоего товарища — накрывает очень сильно. После потом тебя может колбасить несколько дней. Смерть кого-то там не близкого — смотришь на него, смерть и смерть.
— Как ты свыкся с тем, что твоя работа — это, в том числе, убивать людей?
— Знаешь, это сейчас, на данный момент, нужда. Назовем ее так. Работа — это громко сказано, я жил бы сейчас обычной жизнью, если бы не война. А сейчас это нужда, потому что нужно защитить здесь людей. Сколько каждый день ракет летает, сколько погибает каждый день людей… Поэтому это нужно прекращать. И все.
— И для этого надо убивать людей?
— Да.
— То есть у тебя не было такого момента: п****ц, человека убил?
— Здесь очень хороший фактор — это когда ты находишься на фронте. И видишь детей, освобождаешь село, ты видишь настроение людей, ты видишь слезы бабушек, дедушек. Ты слушаешь их истории, как они были в оккупации. И когда ты это все слушаешь, у тебя вот этот момент — он просто, знаешь, как будто фух — и убирается.
— Твоя цитата: «Для того чтобы обрести свободу, нужно пролить литр крови».
— Литры. Даже я сказал бы тонны. И мог бы так продолжить.
— Ты литраж свой считал?
— Свой литраж? Ну, я ведь еще пока живой, правильно? Поэтому я еще не вложил в эту копилку ничего.
— Не-не, не свою, а пролитую тобой.
Знаешь, это не о той стороне, а об этой. За свободу платят литрами своей крови. Если ты сражаешься за свою свободу, ты проливаешь свою кровь. <…> Считается кровь твоих близких.
— Отсюда вопрос о твоем состоянии психическом. Как ты его можешь оценить? Насколько ты в порядке?
— Да мы все в порядке. Пока проблем нету. Есть моменты, когда ты быстрее злишься, но это такое. Нормальное состояние, абсолютно.
— Ты говорил, что после Лукьяновки потряхивало.
— Потряхивало. После Лукьяновки потряхивало, потряхивало, когда мы теряли близких. В любом случае потряхивает. Но психологическое состояние… Сказать, что я стал сумасшедшим — нет.
Зачем белорусу идти воевать за Украину
— Объясни, зачем белорусскому человеку идти воевать за Украину?
— Потому что Украина — это для белорусов один из немногих союзников, которые могут помочь в свержении Лукашенко. Хоть для меня это и суперсказочные замки, какие-то, знаешь, о том, что когда-то, возможно, будет. Это получение боевого опыта на тот случай, если что-то произойдет в Беларуси. Ну и это помощь братьям.
— Смотри, еще есть такое мнение, real politic. Может сложиться такая ситуация, что Украина освобождается, а хитрый Лукашенко делает так, что он сохраняет свои позиции, и все остается как было.
— Хорошо. Только это сохранение позиций в его стране. Но последствия проигрыша ощутит и та страна. Сейчас его защищает Путин, и Путин понимает, что пока Беларусь полностью ему подвластна.
— Ты веришь в возможность операции по типу прорыва русской границы, но на территорию Беларуси?
— Для меня это суперсказочный замок. <…> Та территория под запретом, хоть с нее и летят ракеты.
— Под запретом от вашего руководства?
— Да. Ты не можешь никаких действий проводить на той территории. Ты не можешь в них стрелять.
— А вы предлагали?
— Да нет, не предлагали. Просто ты знаешь правила игры, и все. И поэтому вся эта мулька, что несется там, в Беларуси, что они сейчас зайдут на пикапах, с пулеметами — это все чушь полнейшая. Для того чтобы нам туда зайти, даже количество людей нужно…
— Сколько?
— Сколько нужно? Мы недавно со знакомым сидели, рассуждали на эту тему. <…> Нужно хотя бы тысяч 250. <…> Я просто смотрю, знаешь, как делают сейчас некоторые подразделения. Они говорят: «Вот вы должны приезжать сюда, потому что когда-то мы пойдем освобождать Беларусь». Или ты читаешь комментарии людей, которые пишут: «Когда ты уже придешь освобождать?» Это все пока сказочный замок. Сейчас мы е*****я здесь с русскими, и нужно забрать здесь все территории, что-то сделать с их территорией, потому что, чтобы все это остановить, реально нужно зайти туда.
— То есть ты сейчас воюешь за Украину?
— Да, я воюю сейчас за Украину.
— Нет такого, что я посредством войны за Украину помогаю освобождать Беларусь?
— Нет.
О Тихановском и Тихановской
— Я правильно понимаю, что из семьи Тихановских тебе больше нравится Сергей?
— Да.
— Почему?
— Потому что он положил всему начало, он полностью поднял людей. Все тогда ожили только благодаря ему. Если бы не этот человек, думаю, те выборы прошли бы, как все предыдущие. А он это все разбудил, показал общественности, кто есть кто. И вот это все произошло.
— Очень фантазийный вопрос, но все-таки. Бабарико или Тихановский?
— Тихановский.
— А все-таки почему? Ты в своих интервью говорил про Бабарико, что это твой кандидат, твой президент.
— Да, это был и Бабарико. <…> Для меня хоть кто-нибудь, на самом деле, только, б***ь, не Лукашенко. Потому что мы все видели, что делают старые пассажиры, которые находятся уже около 20 лет у власти.
— Но при этом ты говоришь, что раньше у нас была болезнь Лукашенко, а теперь у нас болезнь Тихановской. Была одна болезнь — стало две болезни. Почему?
— Потому что у людей после выборов перестало быть какое-то понимание, что Тихановскую выбрали только для того, чтобы она освободила всех политзаключенных и мы провели новые выборы. То бишь она — не президент. Она остается той самой женой Тихановского, домохозяйкой. И она просто наш выбранный человек, который должен был все поменять.
— Но смотри. Ей не дали этого сделать.
— Да, не дали. И сейчас ее все люди считают президентом. Не считают, что это человек, который должен что-то поменять, а ее считают президентом. Что она должна становиться на пост и править.
— А какая по сути разница? Главное, чтобы она что-то делала.
<…> Сейчас ее работу и всех этих структур, которые вокруг нее сейчас собраны, я не вижу.
О Лукашенко
— Есть еще один персонаж, который считает себя президентом Беларуси. Как бы твоя встреча с ним прошла?
— Это кто?
— Лукашенко.
— Лукашенко? Я набил бы ему е***о. Хоть он здоровый мужик, я забил бы его палкой, п****ц. Ну, какая у меня могла бы быть с ним встреча? Он просто нехороший тип, с которым даже разговаривать не надо — а просто забивать.
— Это жестко. Но только забил бы палкой? Или с летальным исходом?
— Нет, я бы просто о******л бы, и пускай его судит весь народ Беларуси. Поставить весь народ Беларусь, и пускай они его судят. Хотят камнями в него кидаться — пускай кидают.
— Снова фантазия. У тебя вот эта вот пушка и ты оказываешься с Лукашенко в одной комнате. Как бы ты себя повел?
— Застрелил его.
— То есть для тебя вопрос не стоит? Суд и так далее и тому подобное?
— Да, я готов сесть за это.
О «мирном» Киеве
— Почему тебя так бесит мирный Киев?
— Меня не бесит. Я понимаю, что люди должны как-то жить своей жизнью, я это разделяю и все это прекрасно понимаю. Меня не бесит от того, что вон там люди прогуливаются. Просто за вот этой вот жизнью они почти все забили на то, что где-то там происходит. Это видно по многим вещам. Допустим, по тем же тусовкам на «Ибице» (имеется в виду клуб в Одессе. — Прим. ред.). Что ж вы тогда эту тусовку в начале войны не делали? Все это забывается.
Люди оттуда приезжают, получаются конфликты с военными, потому что «мы вас туда не посылали», «это ваш выбор», «мы тут все волонтеры», «экономический фронт же нужно держать» и прочее-прочее. Это все классно. Но забывать, что там сейчас парни — нельзя. Потому что нас сейчас большое количество. Но когда мы закончимся — лучше, чтобы вы знали, к чему вы должны прийти.
— Это ты про то, что у тебя есть мнение, что война будет очень затяжной?
— Да, я считаю, что она будет долгая.
— Насколько?
— Я думаю, больше десяти лет.
Смотри. Я все это прекрасно понимаю и не говорю, чтобы люди сидели дома со свечками и молились на военных. Вы можете ходить отдыхать, но отдых у вас должен быть в меру. Реально в меру. Допустим, я не пойму сейчас людей, которые просто вот так в клубе висят, тусуются, кряхтят — в этот же момент, когда кого-то обстреливают. Посидеть в кафешке, ресторанчике с друзьями, выпить, тихонечко посмеяться — класс, пожалуйста. Отдых нужен всем.
О мечте
— Насколько правильно тебя спрашивать о планах или мечтах после войны?
— Да не будет после войны.
— Поясни.
— Поясню. Надо выжить.
— Ну смотри. Твои предыдущие интервью: я хочу себе ранчо…
— Понимаешь, это — если мы посмотрим куда-нибудь туда, если я выжил, чего б я хотел… По джиу-джитсу поездить, вот это вот все… Выжить надо на войне. Выжить — это твое.
