В детстве, когда минчанка Мария училась плавать, она даже не догадывалась, как ей пригодятся эти навыки. Ребенком она вряд ли могла предположить, что спустя время окажется под «уголовкой» за свои политические взгляды и на пятом месяце беременности решится переплывать реку, чтобы укрыться в Литве от преследования. Историю, которая просто не должна была произойти, Мария рассказала «Зеркалу».
В целях безопасности имя собеседницы и ее ребенка изменены.
— Я всегда хотела жить в Европе. С колледжа говорила себе, что буду строить жизнь не в Беларуси, но не рассчитывала, что это придется делать таким путем, — спокойным голосом говорит Мария.
За окном начинает темнеть. Недалеко от молодой мамы в кроватке спит ее сын Ян. С родителями он живет в одном из районов Вильнюса и пока даже не подозревает, сколько всего с ним случилось еще до того, как он появился на свет.
— Это волшебный малыш, — говорит о сыне Мария. — Он мне неслучайно дан. Если бы не он, я бы, возможно, до сих пор сидела в России и ждала, пока меня эвакуируют. Только из-за него я пошла в Литву. Я просто хотела знать, что с моим ребенком, и ради этого готова была следовать напролом.
2020-й полностью изменил жизнь Маши. Летом, когда белорусы выстраивались в длинные очереди, она жила в Минске, работала продавцом. Говорит, была «в диком шоке», когда увидела, что милиция избивает людей. «Хотелось этим сотрудникам хоть что-то сказать, пусть не в лицо, хотя бы так», — вспоминает она. В одном из телеграм-чатов под фото, где задержанные стояли у стены, «как на расстрел», а рядом милиционеры, она написала «не очень приятный комментарий».
— Этот снимок меня задел, потом меня было уже не остановить, — как есть рассказывает девушка. — Чуть ли не под каждой фотографией в чате я стала писать, какие они (силовики. — Прим. ред.) нехорошие люди.
Спустя несколько месяцев Марию задержали. На нее завели уголовное дело по ст. 369 УК (Оскорбление представителей власти). Суд наказал ее годом и тремя месяцам «домашней химии». Позже с разницей в несколько месяцев силовики нашли еще два ее комментария. За них Машу дважды судили. Последний приговор — полтора года «химии» с направлением. Услышав его, она запаниковала. Чувствовала, этим все не закончится.
— Где «химия» с направлением, там и колония. А в колонии любят найти всякие правонарушения, чтобы отправить человека в ШИЗО, — описывает тревожный период своей жизни собеседница. — Пока они решали, куда меня этапировать, прошел месяц. Я спокойно жила, никто меня не вызывал. А потом позвонил инспектор, у которого я отмечалась, и сказал: «На тебя пришла бумажка, приезжай».
Еще до этого звонка Мария связалась с BYSOL, узнала, могут ли они помочь ей уехать из Беларуси. Ей ответили да, но последний шаг был за девушкой, а решиться на него она не могла: было страшно все оставлять и непонятно куда бежать. Любимый человек тоже не мог подсказать. С одной стороны, он понимал: на третьем суде неприятности не закончатся. С другой — боялся, что Мария сделает себе только хуже.
— И все же в один прекрасный день зимой 2022-го, когда никого не было дома, я собрала вещи и уехала. Родные о моем решении не знали. Я лишь оставила им записку, в которой написала, что со мной все хорошо, и попросила не подавать в розыск, — рассказывает собеседница. — Убегать пришлось без документов. Когда шла за направлением на «химию», в BYSOL просили, чтобы я ни в коем случае не отдавала в милиции свой паспорт. Но я испугалась и отдала. Взамен мне вручили бумажку А4, удостоверяющую личность.
«Прокручивала в голове, что стоит идти сдаваться»
Уезжала Мария зимой 2022-го «на маршрутке с гастарбайтерами». Первые два дня провела в одном из приграничных российских городов. Здесь она познакомилась с парнем, которого также эвакуировали. Вместе они отправились вглубь России и сняли квартиру. В отличие от девушки у ее напарника был паспорт, поэтому его вывезли. А Маше сказали: «Жди тепла», ее собирались отправить в Украину.
— На квартире, которую мы сняли, я прожила месяц. Меня постоянно успокаивали: «Скоро поедем, скоро поедем», но началась война, и мне стали говорить: «Будем думать, как эвакуировать тебя другими путями». Прошел второй месяц, меня все еще не вывозили, только объясняли, что ищут пути, — вспоминает собеседница. — Снимать квартиру мне самой оказалось дорого, поэтому пришлось переезжать в другой город, где жилье было оплачено. Правда, как позже оказалось, на нем висел долг в 200 тысяч российских рублей (6780 белорусских по курсу Нацбанка на 5 июля 2023-го. — Прим. ред.). Мой куратор от BYSOL об этом не знал, хотя в организации были в курсе. Когда пришла бумажка с коммуналкой, стали звонить в домофон, стучали в двери. Я так понимаю, это приставы или коммунальщики. Первый вопрос, который бы они мне чуть что задали: «Где ваши документы?», а у меня их нет.
В России Марии было безумно страшно. Большую часть времени она сидела дома, смотрела в потолок. Порой пыталась отвлечь себя какими-то играми в телефоне. Купила пазл. Из квартиры выходила только в магазин. На улице пугалась полиции. Везде носила маску, даже надевала капюшон, чтобы не засветиться на камерах.
— Были мысли, что нужно возвращаться в Беларусь. Прокручивала в голове, что стоит идти сдаваться. Только не понимала кому, белорусам или россиянам, — продолжает девушка. — Меня постоянно трясло. Дважды ловила панические атаки. Как-то шла по городу и поняла, что ни с того ни с сего не могу вдохнуть. В глазах потемнело, я немного оперлась на землю и ждала, пока смогу нормально дышать. Было страшно от того, что я сижу на земле, и кто-то из людей может вызвать мне скорую, где опять же спросят про документы. В уме пыталась заставить себя: «Давай, давай, сделай вдох». И я его сделала. Встала и пошла.
В этот период Марию стало беспричинно тошнить. Она сделала тест на беременность, он показал две полоски. Первая реакция была смешанной: «шок и радость». «Час или два» девушка смотрела на результат и не понимала, как реагировать.
— Написала об этом куратору. Сказала, что меня нужно срочно вывозить. Я понимала, что в России не смогу показаться ни одному врачу, сдать анализы или сделать УЗИ. Во-первых, у меня нет документов. Во-вторых, в один из дней я зашла на сайт федерального розыска и увидела там свою фамилию. Было ясно: если она где-то светанется, меня заберут, — вспоминает Мария. — Долгое время я не знала, что с мои ребенком. Жила надеждами, что с ним все будет хорошо. И лишь когда он стал шевелиться, поняла: живой.
С новостью о беременности Марию все чаще стали посещать мысли о том, что нужно возвращаться в Беларусь. Один из знакомых ее идею поддержал. Успокаивал: «Когда следователь узнает, что ты беременна, дело закроют». Она и сама начинала верить, что с малышом им ничего не сделают, но ребенок ее же и остановил.
— Понимала: я рожу, меня посадят, а малыша отдадут родителям. Эти мысли не давали мне покоя. Я не знала, ехать или нет. Меня мучили кошмары, — рассказывает собеседница. — В тот период я постоянно молилась и много плакала. Я не знала, что делать. У меня не было поддержки. Связываться с кем-то из близких было запрещено.
Папе будущего ребенка о беременности Мария сказала не сразу. Общались они редко и через посредника. Девушка понимала, что он будет нервничать, может рвануть к ней. Возможно, за ним следили и он мог бы привести полицию к нашей собеседнице.
— Все, что мне оставалось, сидеть и ждать ответа от BYSOL. Куратор уверял: «Мы тебя вывезем, мы тебя вывезем». Говорил, «зеленка» наступит, то есть позеленеют трава и деревья, и пойдем. Я жила этими мыслями. Каждый день смотрела в окно, радовалась каждому листочку. Думала, значит, вот-вот пойду. А потом, когда я стала чувствовать шевеление малыша, а мне все еще отвечали: «Нет путей», написала куратору: «Я сама пойду в Литву». Он отреагировал: «Попробуй», — вспоминает Мария, как приняла одно из самых сложных решений в жизни.
Все месяцы в России девушка изучала карты.
— Осознав, что нужно действовать самой, стала писать в разные организации — «Весне», в штаб Тихановской, журналистам. Просила помочь, все отвечали, что не могут, и советовали обратиться в BYSOL, — продолжает Мария. — А потом меня свели с Димой (политзаключенный, с которым Мария убежала в Литву. — Прим. ред.). Мы связались, и он сказал, где и во сколько я должна быть.
Перед побегом следовало вернуться в Беларусь.
«Видимо, из-за того, что я много нервничала и плакала, живот не рос»
На улице уже стояло лето. День «Х» был назначен через неделю. К тому моменту Мария уже жила в четвертом по счету городе России: квартиру с большим долгом за коммуналку хозяин в какой-то момент попросил освободить.
— Вернуться в Беларусь мне помогал BYSOL. Часть пути я должна была ехать на BlaBlaCar (онлайн-сервис поиска автомобильных попутчиков. — Прим. ред.). Из дома в дорогу я выходила с двумя мыслями. Одна: «Все будет хорошо». Вторая: «А если меня поймают?» Они не давали мне покоя. Двое суток в дороге мне хотелось плакать. В попутках старалась сдерживать себя изо всех сил, — не скрывает девушка и вспоминает, как с самого начала все пошло не по плану. — Первую машину, на которой мне нужно было добраться до Москвы, я заказала на десять вечера. Время пришло, а она все не подъезжала. Оказалось, они меня не заметили и уже проехали восемь километров. Когда позвонила водителю, он вернулся, забрал, но на следующую забронированную попутку я опоздала. На ней я собиралась добраться до нужной приграничной российской деревни.
Через BlaBlaCar нашла другую. Доехала. В деревне девушку встретили проводники от BYSOL. Они довезли ее до Беларуси. Отсюда уже Маша добралась в назначенную Димой точку. Когда они встретились, часы показывали около восьми вечера.
— У меня, считай, приближался шестой месяц, но, видимо, из-за того, что я много нервничала и плакала, живот не рос. К тому же я плотненькая, надела свободную кофту, поэтому парни даже не заметили, что я беременна, — улыбается собеседница. — Просто сказали: «Нас предупредили, что ты не одна». Мне попались хорошие люди. Всю дорогу Дима спрашивал, все ли у меня в порядке. Когда мы преодолевали реку, он взял на себя еще и мой рюкзак с вещами.
О том, что придется плыть, Мария знала сразу. Точнее, ее предупредили, что может быть два пути: прыгать через забор или перебираться через реку. Она была готова и к первому, и ко второму.
— После того как мы с ребятами встретились, следовало добраться до приграничной деревни. Мы вызвали такси. Всю дорогу казалось, водитель хочет у нас что-то спросить, но он молчал. Было страшно, что он позвонит пограничникам и сообщит: «Такие-то подъехали», — описывает собеседница самый напряженный момент пути. — Дальше до границы шли пешком. Все время приходилось присаживаться и присматриваться, чтобы ни одна машина нас не заметила. По полю, там росла не сильно высокая трава, пробирались на корточках. Идти нужно было немного, хотя, может, и много. У меня было столько адреналина, что показалось, все это мы прошли за минуту.
День был теплый. Июль. Река находилась в поле. Дима стал смотреть, как бы удобнее в нее войти. Его друг действовал решительнее: раздвинул руками камыши и поплыл. Маша за ним, Дима — третьим.
— Времени раздеваться не было, поэтому плыли в одежде. Расстояние небольшое — метров пятьдесят. Плаваю я хорошо, поэтому не боялась, — вспоминает собеседница. — На другом берегу нас встретил забор. Пошли вдоль него. Там крапива, колючая проволока, ямки, вода. Шли, периодически спотыкались и падали. У меня была одна мысль: не удариться животом. В основном я приземлялась на колени. Зацепилась за колючку и порвала штаны.
В какой-то момент группа заметила «дырку в заборе». Перебрались через нее. Там стояли пограничные столбы. Было понятно — это Литва. Часы показывали около полуночи.
— Мы переоделись и обратили внимание, что в нашу сторону едет пограничная машина. Когда увидела пограничников, на душе, просто по щелчку пальцев, наступило умиротворение, — описывает Мария, что испытывала в тот момент. — С ними мы поехали на заставу. Когда там сказала, что беременна, пограничники такие: «Беременна? И переплывала?» Спросила, есть ли у них врач. Они предложили: «Если тебе плохо, вызовем скорую», но я чувствовала себя нормально. Только очень хотела спать: на ногах я была уже вторые сутки. У ребят тоже закрывались глаза. Пограничники еще пошутили: «Нужно было днем в Литву идти». Мы ответили: «Так днем опасно», они посмеялись: «Так надо же рисковать». Вообще, они отнеслись к нам замечательно.
Белорусов оформили, их грязные вещи забросили в стиральную машину, а их самих завели в камеры. Парни были вдвоем, Маша одна. В помещении было одеяло, подушка, мягкий матрас, чайник. Беглецам предложили принять душ, но адреналин отпустил, и хотелось только спать. В 4 утра Марию ненадолго разбудили, попросили написать заявление на политическое убежище. К 9 утра приехали следователь и адвокат, открыли дело. Через два часа общения с ними собеседница снова вернулась в камеру и отсыпалась до вечера.
— На заставе пробыли двое суток. Там мы спокойно передвигались: могли сходить в душ, выйти на улицу, — описывает обстановку Мария. — Потом парней забрала «Дапамога» (организация, которая помогает с размещением в Литве и снабжением вещами первой необходимости репрессированным на родине белорусам. — Прим. ред.), а я поехала в лагерь для беженцев. Подумала, смогу здесь получить медицинскую помощь. Рассчитывала, там находится много белорусов и украинцев, но оказалось, вокруг только выходцы с Востока.
У них, вспоминает Маша, свои правила общения. После пережитого находиться в такой обстановке психологически оказалось непросто, поэтому девушка позвонила в «Дапамогу» и попросила забрать к себе и ее.
— Я безумно благодарна этой организации. Меня поселили в белорусский дом. Вокруг были прекрасные люди, белорусы. Тоже бежавшие. Психика стала налаживаться. Через две недели мне перестали сниться кошмары, точнее кошмар. Это был один и тот же сон, который повторялся изо дня в день. В нем меня ловила милиция, крутила, избивала, — говорит Мария. — В Вильнюсе я успокоилась, перестала постоянно плакать, начала лучше есть и буквально недели за две у меня вырос живот. Все удивлялись, как такое возможно.
«Когда была в России, часто думала, зачем я написала эти комменты»
К врачу Мария пошла через две недели. Первый поход в больницу закончился неудачно. Документов у нее не было, на приеме она рассказала, что была в бегах и не знает, что с ребенком.
— Мне сказали: «Ты не рожаешь, у тебя нет кровотечения, почему ты пришла?» В общем, мне там дали понять: «До свидания», — вспоминает Мария. — На следующий день ментор от «Дапамоги» и ее парень отвезли меня в другую больницу. Там меня обследовали, сообщили, что с малышом все хорошо, и попросили не переживать.
После переезда в Литву свое состояние Маша описывает одним словом — замечательно. Спустя месяца два она сняла квартиру, а чуть позже, решив все вопросы с документами, к ней приехал молодой человек. На родах они были вдвоем. Будущий папа нервничал: «Ой, мне плохо, мне плохо». Мария его успокаивала: «Выйди подыши». В остальном, говорит, все прошло хорошо. Мальчик родился здоровым. Сейчас, шутит мама, родителям он порой не дает скучать.
— Когда была в России, часто думала, зачем я написала эти комменты. Зачем полезла? — вспоминает собеседница. — Хотя сейчас в какой-то мере я даже благодарна милиции за случившееся. Теперь я живу в свободной стране. Мы с ребенком получили здесь статус беженца, и у нас все хорошо.
С любимым человеком и сыном Маша потихоньку обустраивается в Литве. И сейчас, говорит молодая мама, она почти не плачет:
— Разве что только от счастья. Если ребенок освоил новый навык, например, на животик сам перевернулся — у меня слезы на глазах.
