Перед тем как попасть в реанимацию, художник и политзаключенный Алесь Пушкин на протяжении восьми месяцев находился в гродненской тюрьме № 1. Происходившее с мужчиной в заключении стало причиной его гибели — условия в таких исправительных учреждениях гораздо жестче, чем даже в далеко не самых гуманных белорусских колониях. При этом перевод на «крытку» (так на жаргоне называют тюрьмы) — распространенное наказание для белорусских политзаключенных. Рассказываем, чем тюрьмы отличаются от колоний и как там выглядит жизнь осужденных.
В чем разница между колонией и тюрьмой?
Главное отличие — в режиме содержания заключенных. Если в колонии существует относительная свобода перемещения по ее территории, жилые помещения напоминают казармы или общежития, а сами осужденные могут работать, то в тюрьмах люди содержатся в закрытых камерах и лишь изредка выходят на прогулки.
«Можете вспомнить пионерский лагерь своего детства? Вот [в колонии] примерно то же самое, только за колючей проволокой, а вместо вожатых и воспитателей — охранники с оружием и собаками, оперативники с их „стукачами“. Жизнь тоже в бараках, по отрядам, в столовую и на работу — строем. Родители приезжают не раз в неделю, а раз в полгода-год. Наказывают не дежурством на кухне, а холодным карцером или лишением передач и свиданий», — рассказывал политзаключенный Никита Лиховид, оказавшийся в новополоцкой колонии после протестов 2010 года.
Тюрьма же — самое строгое исправительное учреждение. Всего в Беларуси полтора десятка исправительных колоний, а «крыток» — лишь три: гродненская тюрьма № 1, могилевская тюрьма № 4 и жодинская следственная тюрьма № 8.
«Осужденные в тюрьмах содержатся в запираемых камерах, иногда — в одиночных, площадь на одного человека — от 2 квадратных метров. Передвигаться свободно вне камер запрещено, даже в столовую заключенных не выводят — они едят в камерах. Длительные свидания запрещены. Прогулка — раз в день, на специальном дворике, под контролем надзирателей, продолжительностью около часа», — писал TUT.BY.
«Тюремный режим — это камерные условия содержания, где, в отличие от колонии, заключенные все время сидят в четырех стенах. В камерах люди годами могут сидеть в режиме 24/7 с одними и теми же людьми в количестве от трех до двенадцати человек», — отмечал правозащитный центр «Весна».
Камерный тип содержания — главное, но не единственное отличие тюрьмы от колонии. Там существует всего два режима: общий и строгий. Причем все вновь прибывшие заключенные сразу попадают на второй, а на первый их могут перевести только через полгода — по решению начальника учреждения. На строгом режиме не могут содержаться беременные женщины и имеющие при себе несовершеннолетних детей, а также осужденные, имеющие инвалидность I и II группы.
Юрист Евгений Пыльченко рассказывал об отличиях: для общего режима предусмотрена одна полуторачасовая прогулка в день, а для строгого — только часовая; кроме того, ограничивается количество свиданий (с двух до одного в год), передач (также с двух до одной) и денег, которые можно расходовать на свои нужды (с двух базовых величин до одной). Для сравнения, в колонии на общем режиме осужденный может тратить на личные нужды до шести базовых величин.
Попасть в тюрьму можно двумя способами: напрямую после приговора суда и, в качестве наказания, «транзитом» из колонии.
Первый способ характерен для осужденных на срок более пяти лет за тяжкие преступления или опасные рецидивы. При этом суд не может отправить в тюрьму более чем на пять лет; остальной срок осужденный будет отбывать на другом режиме — например, в колонии. Также в тюрьмах содержатся приговоренные к пожизненному заключению — и на них ограничение в пять лет уже не распространяется.
Второй путь попадания в тюрьму — из колонии — как раз характерен для белорусских политзаключенных. Их признают злостными нарушителями режима, после чего отправляют на «крытку» — максимально на три года. Пыльченко перечислял возможные провинности, за которые режим в колонии может быть ужесточен:
- получение осужденным любых четырех взысканий;
- либо трех взысканий, одно из которых — лишение права на посылку, передачу или свидание;
- либо двух взысканий, одно из которых — водворение в штрафной изолятор.
Какие условия в тюрьмах?
Судя по свидетельствам людей, прошедших через белорусские «крытки», плохие. В первую очередь многие вспоминали холод. Так, бывшая политзаключенная Наталья Херше, переведенная в могилевскую тюрьму из гомельской колонии осенью 2021 года, рассказывала, что не снимала телогрейку, шапку и рукавицы.
«Тюремное отопление они [администрация] могут регулировать, — объясняла она. — Как и всегда: если кто-то провинился или кого-то хотят наказать, они все могут. Когда я озвучивала постоянно, что холодно, они произвели замеры температуры, и оказалось 18,2°C — то есть нижний предел. Но, извините меня, это холодно — и ты сидишь целый день в телогрейке. Принять какие-то гигиенические процедуры перед сном практически… Ну, возможно, но тоже холодно, воду надо греть».
«Зимой там вообще, говорят, холод просто невыносимый — в куртках спят зимних, надевают на себя все что возможно. Но я вам скажу честно, даже весной было холодно. Весной — и то одеваться надо было и в штаны, и в куртку, и во что хочешь», — рассказывал еще один бывший политзаключенный.
«В камере был холод, влажность, спал в шапке. Охранники разные. Один нормальный человек, другой садист», — рассказывал о содержании в тюрьме еще один известный политзаключенный Николай Автухович.
Еще одна проблема — питание (по информации, которую удалось узнать «Зеркалу», у Алеся Пушкина были проблемы как раз с желудочно-кишечным трактом — в больницу он попал с прободной язвой).
«Я два месяца с 1 декабря питалась только тюремной пищей. Я принципиально ничего не покупала из магазина — только кофе, чай и воду. Результат был такой, что я за два месяца потеряла 1,8 килограмма. То есть почти два килограмма я потеряла на еде. И это учитывая то, что они все равно обязывали баландеров (разносчиков еды. — Прим. ред.) давать мне на второе мясо — специально подготавливали кусочек какой-то, чтобы у меня оно было. Потому что я более чем уверена, что за простым заключенным никто так не смотрит, и мясо они, может, вообще не получают», — вспоминала Херше.
Сечку в тюрьме, например, готовили так, что порой ее можно было пить, бобов в горохово-перловую кашу клали мизер, «а позже они вовсе исчезли», рассказывала Херше «Зеркалу».
«Я написала на имя начальника тюрьмы жалобу: просила разобраться, кто ворует горох из моей порции. Все-таки — это очень ценный продукт. Его ответ свелся к тому, что все нормы соблюдаются», — делилась женщина.
«Допустим, картошку дают. Вот смотрите, картошка — воды больше, чем той картошки. Возьмите, сделайте пюре и налейте туда, допустим, кастрюлю, полкастрюли пюре и полкастрюли воды. Такая вот картошка», — рассказывал «Медиазоне» еще один бывший политзаключенный.
Другие особенности «крыток» связаны с самим типом камерного содержания. Политик Николай Статкевич, также прошедший через тюрьму, говорил, что видел солнце только летом в тюремном дворике.
«В общем-то, ты сидишь все время в камере, — рассказывала Херше. — И если нет каких-либо мероприятий, там каких-то разговоров с воспитателями, либо с адвокатами, либо с послом у меня, то, в общем-то, ты сидишь сам, предоставлен сам себе: читай что-нибудь и занимайся чем тебе нравится».
Распорядок дня политзаключенной был следующим: подъем в шесть утра, влажная уборка камеры, затем завтрак, прогулка в огороженном дворике, свободное время до обеда, а после — свободное время до ужина.
Также по сравнению с колониями в тюрьмах крайне ограничен выбор оплачиваемой работы для заключенных — если он вообще есть. «Работа в колонии вся плохая, но она хотя бы разная. А в тюрьме оплачиваемая работа — это редкие варианты вроде поклейки конвертов. Это не значит, что в колонии хорошо, но в тюрьме в этом плане еще хуже», — говорил «Зеркалу» юрист и правозащитник Павел Сапелко.
«Я говорю: я тоже хочу работать, — вспоминала Херше. — В могилевской тюрьме очень ужасная библиотека, очень ужасная. Никакого каталога нет. Когда я начала требовать показать, какой выбор книг есть, тогда уже начали составлять какой-то для меня в тетради каталог. Это лучше, чем ничего, но, конечно, не на достаточном уровне. Так вот, я говорю, дайте мне работу — давайте я буду ходить в библиотеку, составлять каталог какой-нибудь книг. Ну они все это, конечно, несерьезно восприняли и сказали, что масло получают только работающие».
По ее словам, работа в тюрьме чаще всего — физическая: «на кухне, потом строительное что-то: отремонтировать, покрасить, забетонировать». «Мне говорили, что есть какие-то камеры, где установленные машинки швейные, но я такого не видела», — отмечала Херше.
«Нужно понимать, что перевод в тюрьму — это крайний метод воздействия на заключенного. Хуже, пожалуй, только назначение нового уголовного наказания по статье 411 (Злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения, исполняющего наказание в виде лишения свободы. — Прим. ред.). В этом случае заключенному могут добавить срок. Тюрьма же — это самые жесткие условия содержания, которые вообще могут быть», — говорил «Зеркалу» Павел Сапелко.
Кто принимает решение о переводе заключенного из колонии в тюрьму? И можно ли вернуться обратно?
Сама администрация колонии отправить заключенного в тюрьму не может. Для этого сначала собирают документы, якобы подтверждающие нарушение режима заключенным, и передают их в суд. А уже тот определяет, оправлять ли человека в «крытку» и, если да, то на какой срок.
По информации правозащитников, именно так было с Алесем Пушкиным: судья Ивацевичского района Александр Кирилович 11 ноября 2022 года постановил перевести художника в тюрьму на полтора года.
Заметим также, что в теории существует возможность досрочного возвращения в колонию — правда, для этого заключенному придется доказать администрации, что он «стал на путь исправления». Для этого проводится специальная аттестация — но и ее проведение возможно, если заключенный отбыл:
- не менее четверти срока за преступление, не представляющее большой общественной опасности;
- не менее половины срока за тяжкое преступление (для несовершеннолетних — не менее трети);
- не менее двух третей за особо тяжкое преступление или особо опасный рецидив (для несовершеннолетних — не менее половины).
На этом этапе в дело вновь должен вступить суд, который и решит, можно ли смягчить для заключенного режим отбывания наказания. Впрочем, Евгений Пыльченко отмечал, что ему вообще не известны случаи перевода людей из тюрем в колонии по инициативе администрации исправительных учреждений.
Политзаключенные часто попадают на «крытки»?
Да, очень.
Правозащитный центр «Весна» в январе 2023-го писал о как минимум 51 известном случае перевода политзаключенных из колоний в тюрьмы. В списке тогда фигурировал и Алесь Пушкин, а также, например, Сергей Тихановский, Эдуард Пальчис, Степан Латыпов и Наталья Херше (к тому м моменту уже была освобождена усилиями швейцарских дипломатов).
Фактически переводы в тюрьмы из колоний превратились в еще один инструмент давления на политзаключенных, наряду с помещением в ШИЗО и ПКТ, а также заведением новых уголовных дел по уже упоминавшейся статье 411 УК.
Причем последняя мера становится все более распространенной — в тот же день, когда стало известно о смерти Алеся Пушкина, появилась информация о том, что из колонии в Новосадах после истечения срока наказания не вышел политический активист и бывший лидер «Молодого фронта» Дмитрий Дашкевич — его вновь арестовали как раз по 411-й статье.
«Весна» отмечала, что до событий 2020 года по статье 411 в Беларуси судили всего двух человек: все того же Дашкевича, а также анархиста Николая Дедка. На начало же этого года (считая с 2020-го) таких случаев было уже не менее 17, а еще ряд дел находился на рассмотрении в судах либо о результатах такого рассмотрения еще не было известно.
Все это позволяло правозащитникам сделать вывод, что переводы в тюрьмы, помещение в ШИЗО и ПКТ, а также новые суды по 411-й статье — это не случайность, а целенаправленное преследование властями политических оппонентов, уже оказавшихся за решеткой.
Одной их жертв таких действий властей стал Алесь Пушкин.
Читайте также
