В Добруше парень устроил «флэт» для малознакомой компании. Вечеринка закончилась приездом милиции. Среди гостей оказалось трое подростков, в крови каждого из них обнаружили более одного промилле алкоголя. Несовершеннолетних пообещали поставить на учет в инспекции по делам несовершеннолетних и у врача-нарколога. Это не единичная история, когда подростки из-за своих поступков попадают «на карандаш». Как влияет на жизнь и будущее человека то, что он оказывается на строгом контроле? «Зеркало» поговорило со взрослыми, которые в школьные годы попадали на учет в ИДН.
Имена героев в целях безопасности изменены. Всем нашим собеседникам около 30 лет.
«На тот момент я понимала только то, что буду стоять в инспекции. И все, я клеймирована»
Елизавета из Витебской области. Сейчас она счастливая жена и мама, хотя в школе девушка несколько месяцев пыталась смириться с мыслью, что ничего хорошего в будущем ее уже не ждет. Будучи старшеклассницей, в один из дней она решила пойти покурить на перемене с девочками. Приятельница угостила ее сигаретой, но оказалось, что это марихуана. После затяжки Лизе стало плохо.
— Я будто начала расти, чувствовала какое-то помутнение. Проходившие рядом взрослые вызвали скорую. Врачи позже сказали, еще немного — и я бы умерла. До этого я пробовала травку, что-то легкое, а это, видимо, оказалась какая-то гремучая смесь, — возвращается к тем событиям собеседница. — Через пару часов я очнулась в реанимации. Рядом сидел следователь. Рассказала ему, что произошло.
Ни на кого из ребят уголовное дело тогда не заводили. Почему? Эти детали Елизавета просит опустить. Говорить о том периоде ей сложно. Слышно, что она плачет.
— Маме позвонили из школы. Сказали: «Ваша дочь чуть не умерла от передоза». Она сломя голову понеслась в больницу, — продолжает Елизавета. — Увидевшись, мы максимально долго молчали, потом она спросила, зачем я это сделала. Ответ на этот вопрос я найти не могла. Позже анализ показал, что я курила не впервые. Призналась маме, что это было по-детски, но она восприняла все в штыки.
После выписки из больницы Елизавета сразу пошла в школу. Там ее ждал следователь. В назначенную дату девушку попросили прийти в комиссию по делам несовершеннолетних. Она говорит, что это было не самое страшное. Куда болезненнее оказалось то, что с ней перестали общаться почти все одноклассники, поддержки от учителей тоже не чувствовалось. Причина, по словам собеседницы, в том, что у девушки, угостившей ее «сигаретой», была своя версия произошедшего в тот день. Она отличалась от того, что говорила Лиза, аргументы которой никто не хотел слушать.
— Учителя были в шоке, когда узнали, что это случилось именно со мной. Я хорошо училась, участвовала во всех мероприятиях… Но это был пубертат, период взросления, хотелось нравиться мальчикам, общаться с теми, кого принято считать звездами, — описывает собеседница. — После случая с «сигаретой» со стороны одноклассников начался жесткий абьюз. Если бы не школьный психолог и подруга, которая меня поддержала, я бы, наверное, сбросилась с балкона. Очень тяжело было…
В ИДН Елизавета поехала с подругой. В кабинет к инспектору заходила сама. Психолога на встрече не было.
— Инспектор вела себя грубо. До сих пор ее помню. Сначала она находилась в кабинете одна, потом подошли еще две женщины, — вспоминать эту встречу девушке непросто. — На учет меня поставили быстро. Взяли подпись, почитали нотации, что мы твари, не думаем о родителях, — и отпустили.
Параллельно школьница попала еще на контроль к наркологу. Посещать его нужно было раз в месяц. Этот учет пугал больше.
— В тот момент пыталась смириться с мыслями, что мое будущее окончено. Почему? Может, из-за социальных роликов о людях, которые попадают в такие ситуации, что и я. Видела, как от героев сюжетов отворачивались. Боялась, меня исключат из школы. А еще, возможно, это бред, но было страшно проходить мимо милиционеров, — Елизавета перечисляет тревоги, с которыми сталкивалась в тот период. — Мое эмоциональное состояние практически никого не интересовало. Окружающие переживали лишь за то, как я буду жить дальше, каких детей рожу, смогу ли получить права. Меня же пугала неизвестность: никто не мог объяснить, что впереди. На тот момент я понимала только то, что буду стоять в инспекции. И все, я клеймирована.
Страх школьницу не сломал. Будущее же оказалось не таким печальным. Комиссии, когда приходили с проверками к ней домой, замечали: в квартире чисто, пахнет вкусной едой, — и спокойно уходили. Нарколог тоже видел, школьница «адекватная», проверял ее и отпускал. В ИДН Елизавету дополнительно не вызывали: не было причин, травку с тех пор Лиза больше не курила. Отношения с одноклассниками наладились.
— А еще в тот период я влюбилась, — рассказывает Елизавета. — Молодой человек знал, что со мной произошло. Видел, как тяжело мне даже вспоминать об этой истории. Он говорил: «Это твое прошлое, тебе с ним жить», и был против, чтобы я общалась с кем-то из старой компании. Он максимально меня поддерживал.
Спустя год фамилию девушки убрали из списков тех, кто на контроле. Все это произошло обыденно.
— На приеме нарколог сказал, что больше приходить не надо, что меня сняли с учета и в базе меня теперь нет, — вспоминает собеседница. — Но страх, что прошлое будет тянуть на дно, оставался. Хотя, как оказалось, никаких документов обо мне никуда не передавали, а во время поступления комиссию интересовали только мои оценки.
На работе, говорит собеседница, эта история из ее биографии тоже никогда не всплывала.
— До сих пор не могу понять, почему я во все это впуталась. Потом говорю себе: «Все, что ни делается, к лучшему». Возможно, эта ситуация уберегла меня от какой-то другой беды. А так я буквально сразу повзрослела и стала совсем другим человеком, — подводит итог Елизавета. — Появился страх за какие-то свои действия. После визитов в инспекцию и наркологию спрашивала себя: «Тебе не стыдно? Ты без минуты взрослый человек, а так себя ведешь. Ради чего? Ради того, чтобы тебя унижали взрослые, у которых якобы никогда не было своих косяков. Хотя точно были».
Со временем все стало на свои места. Вот только отношения Елизаветы с мамой до сих пор сложные. Это единственное, что уже многие годы преследует ее как тень той печальной истории.
— Мама не может простить и принять произошедшее. Я пыталась объяснить, что в бедах детей отчасти виноваты и родители, она отвечала: «Я все для тебя, а ты вот так». Мама очень хороший человек, хотя на тот момент я не ощущала ее поддержки, — говорит собеседница, не скрывая, что ее это очень тревожит. — Сейчас, когда какой-то праздник, гости уходят, и мы остаемся вдвоем, она всегда вспоминает ту историю и тихо плачет. С тех пор, мне кажется, она меньше улыбается.
«Понимала, лечу в пропасть, но на улице чувствовала себя спокойнее, чем дома»
Карина работает водителем и живет в одном из областных центров. У нее есть маленький сын, с мужем она рассталась. О времени в школе говорит коротко: «Состояла на всех учетах, на которых могла».
— Мы жили с мамой, отчимом и братом в однокомнатной квартире. Я росла достаточно спокойной, но мама все равно сильно меня ругала, иногда била. Ее злили любые мелочи: «Почему ты не подмела?», «Почему ты то не сделала?». Вечно крики и упреки. Даже сейчас, хотя я уже взрослый человек, она меня упрекает, — вспоминает Карина и говорит, что мама периодически выпивала. — Хотя за мои проступки она ругала меня и трезвая.
В пятом классе Карина впервые убежала из дома. На каникулах, вспоминает, мама купила ей к школе новые вещи. Девочка без разрешения надела их на прогулку, а потом боялась возвращаться, переживала, что ее накажут. Ночевала у подружки. На звонки родных не отвечала, тогда мама обратилась в милицию. Силовики Карину так и не нашли, через два дня она сама вернулась домой.
— Думаю, убегать я начала из-за нехватки родительского внимания. Пыталась так его привлечь, — анализирует собеседница свое детское поведение и признается, что тогда же, в пятом классе, стала прогуливать занятия. — Гуляла с подружками, ездила к бабушке, с которой мы были ближе, чем с мамой. В школе из-за пропусков взялись собирать данные о семье, якобы мама не справляется с воспитанием и нам нужна помощь. Помощь — это и была постановка на учет.
Изначально, вспоминает девушка, ее поставили на внутришкольный учет. После этого раз в месяц к ним домой стала приходить комиссия. Беседовали с мамой, смотрели условия проживания и есть ли у Карины нужные вещи. Кроме того, ученица несколько раз ходила к психологу, с которой разбирала свое поведение. Говорит, все это не помогало.
— Сначала оказаться на учете было страшно, а потом это воспринималось как обычная жизнь. Просто надоедало, что тебя постоянно вызывают к директору, завучу. Из-за этого я стала еще больше прогуливать, — как есть говорит Карина. — Учиться мне не нравилось, находила себе занятия поинтересней. Я, например, занималась спортом. Ездила на соревнования. Физрук меня вечно отмазывал. Классная у меня была хорошая. Говорила: «Карина, не хочешь ходить на какой-то урок, приди ко мне, скажи. Просто чтобы я была в курсе, что с тобой все хорошо».
В подростковом возрасте проводить время с друзьями хотелось все чаще. Было интересно «где-то ночью погулять», посидеть в подъезде с пивом. На звонки мамы и сообщения вроде «получишь дома» дочь не отвечала.
— Как-то, когда мне было лет 13, у нас ночевал родственник отчима. Места в квартире немного. Его положили спать с братом. А меня с отчимом. Мама была на работе. Ночью отчим, видимо, по пьяни перепутал меня с мамой и стал приставать. Я убежала к подруге, — описывает тот непростой день девушка. — Ее мама позвонила моей, объяснила, что случилось, но та сказала, что я вру. С тех пор все стало еще хуже. От обиды, что мне не верят, я начала убегать еще чаще.
Обычно, объясняет собеседница, если ребенок исправляется, то через год его с учета снимают. Но это не был вариант Карины. В восьмом классе, когда она снова не пришла домой на ночь, ее мама обратилась в милицию второй раз. По словам девушки, сотрудники тогда взломали ее соцсети и прочли переписку с подругой. В сообщениях приятельницы обсуждали место встречи. Там «потеряшку» и нашли. После этого она оказалась еще и на учете в комиссии по делам несовершеннолетних.
— От этого было страшно. Пугало, что теперь нашу семью станут сильнее проверять. Это начнет надоедать маме, и она будет скандалить, — делится тогдашними переживаниями собеседница. — Все остальное, например как это может отразиться на моем будущем, мне было без разницы.
Карина говорит, что в тот период ее мама пыталась поговорить с ней один или два раза. И на какое-то время «все становилось нормально».
— Потом снова случалась какая-то ситуация. Я воспринимала ее негативно и убегала, — говорит собеседница. — Понимала, лечу в пропасть, но на улице чувствовала себя спокойнее, чем дома.
Обстановка в семье была непростой. Несколько раз Карину забирали в приют. Последний раз она оттуда сбежала. Нашли ее на квартире знакомых в другом городе.
— Часа три-четыре сидела в отделении, ждала, что меня отправят в приют. Мне сказали, подпишешь бумажки, поедешь, — вспоминает девушка. — Я, не глядя, расписалась. Потом выяснилось, это были протоколы. В них указывалось, что меня словили в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения. В итоге вместо приюта поехала в детский изолятор. Меня судили по «административке» и отправили в спецучилище. Никаких «уголовок» у меня не было. Спецучилище — это не колония. Там тебе дают время исправиться. Со мной находились разные девочки — кто-то попал за бродяжничество, кто-то за кражи, кто-то за проституцию.
Изначально обстановка в учреждении пугала Карину. Все ходят в форме и строем, живут по расписанию. В первой половине дня воспитанницы учились на швей, во второй осваивали школьную программу.
— Все время, что я там была, каждую неделю мы с мамой созванивались. Один раз она ко мне приезжала, раз прислала посылку и перевод, — вспоминает Карина и отмечает, что у семьи никогда ничего не просила. — Маму лишили родительских прав, она выплачивала государству деньги на мое содержание. Возможно, поэтому и не могла больше ничего прислать. Общались мы с ней нормально, хотя иногда, когда я звонила и слышала, что она пьяная, могла бросить трубку.
После «освобождения», говорит девушка, с учета ее сняли. Она вернулась к маме. Через две недели нашла подходящую вакансию. При трудоустройстве о том, что она стояла на учетах, ни разу никто не вспоминал.
— Случалось, я сама говорила, что закончила училище закрытого типа, но это же не тюрьма. Люди реагировали спокойно, — вспоминает собеседница. — Будущий, а теперь уже бывший муж, когда об этом узнал, сказал: «Ну было и было».
По словам Карины, то, что она оказалась в спецучилище, ей в жизни помогло. Там она поняла: человеку всегда нужно к чему-то стремиться. И хотя швейное дело ей не нравится, на занятиях она была одной из лучших.
— Но больше всего на меня повлияло рождение сына. Глядя на него, иногда задаюсь вопросом: «Боже, что я творила?» Если бы мой ребенок так поступал, я бы с ума сошла. Сейчас понимаю мамины реакции, — не скрывает эмоций собеседница. — Главный вывод, который я сделала из этой ситуации, — с детьми нужно разговаривать.
«Ну протокол и протокол. По сути, он просто показал отношение других людей к тому, кто оступился»
Максим из Минска. Делает мебель и трудится на складе. Говорит, ни от кого из нанимателей никогда не скрывал, что состоял на учете в ИДН.
— При трудоустройстве постоянно требуют документ, что ты не состоишь ни на каких учетах. Заказываешь платную справку, чтобы доказать, что чист. И хотя мои протоколы давно «сгорели», я все равно предупреждаю: по малолетке вопросы ко мне возникали. Я этого не стыжусь, было и было. Пусть знают, с кем имеют дело, — объясняет свою позицию собеседник. — К такой честности в основном все относятся положительно. Благодарят: «Теперь знаем, ты не будешь ерзать и что-то скрывать». Вообще если сотрудник нормально работает, то какая разница [, что с ним было в школе].
На учете Максим оказался летом после 8-го класса. Тот период его жизни — классическая черная полоса. Несколько лет до этого парень профессионально занимался футболом. Участвовал в международных турнирах, но из-за проблем со здоровьем его попросили покинуть команду.
— До этого в одном из клубов случилось ЧП: на поле от сердечного приступа умер мальчик. После этого детей, которые профессионально занимались спортом, стали серьезно проверять. А я по сердцу вроде как проходил, но на тоненького, — рассказывает собеседник. — Помню, как однажды мне сказали, что не могут взять на себя такую ответственность, ведь если что-то со мной случится, никто не хочет в тюрьму. Предложили поработать детским тренером, но, к сожалению, вскоре понял, это не мое. Тяжело смотреть, как малыши стартуют, и при этом понимать: ты толком и не начал, но уже закончил.
Примерно в этот же период родители Максима развелись. По словам собеседника, после расставания каждый из них стал налаживать свою жизнь.
— Жили они рядом. Я говорил папе, что сегодня буду у мамы, а маме, что останусь у отца, а сам выходил на район со взрослыми ребятами, — вспоминает Максим. — У нас там была футбольная коробка, и мы играли. А после матча ребята выпивали, и если раньше к этому моменту я уже уходил, то теперь оставался. Почему? Потому что до этого весь был в спорте — теперь его не стало, да и дома ничего не держало.
После того как Максим стал «выпивать и отдыхать», достаточно быстро их компанию со спиртным застукала милиция. Ребят поставили на учет в ИДН и к наркологу. К врачу ходили компанией раз в месяц. На приемах специалист рассказывал подросткам, как вреден алкоголь, давал витамины, а после приема они шли пить дальше. Жизнь, вспоминает собеседник, его тогда ничему не учила: в итоге к началу учебного года он «заработал» еще два протокола.
Родители на ситуацию реагировали с пониманием. Сказали больше не попадаться. Одноклассники смотрели на Максима, который всегда был душой компании, «как на кого-то более взрослого». Некоторые педагоги старались объяснить, что стоит взять себя в руки, с другими начались проблемы.
— Если, когда я играл в футбол, у меня по физкультуре была «десятка», потому что я был лучшим, то теперь хорошо, если выходила «восьмерка». Так же и по другим предметам. Со стороны части учителей чувствовал презрение, потому что моя ситуация для них проблема и постоянные проверки, — вспоминает Максим. — Я портил им репутацию. Тогда еще началась история со школьной формой, а я бунтарь, носил джинсы, кроссовки. Учился не особо, хоть и был неглупым. Просто, когда планируешь связать жизнь со спортом, в 9-м классе браться за науку проблематично.
Да и завуч предупредила: в 10-й класс Максима не примут. В школе, предполагает собеседник, понимали: с таким поведением у парня будут еще залеты, а зачем кому-то лишние проблемы. Сам Максим по этому поводу не переживал. К тому моменту он уже часто прогуливал и ездил вместо уроков разгружать на рынке овощи и фрукты. Считал, лучше заработать «какие-то деньги», чем посидеть в школе.
— Ну протокол и протокол. По сути, он просто показал отношение других людей к тому, кто оступился. И отношение это такое: поднимать тебя не будут, а, скорее, дальше топить, — рассуждает собеседник и рассказывает, как потом складывалась его жизнь. — После школы я поступил в лицей строительства. Когда пришел туда, протоколы еще действовали, но там были парни и похуже. В «хабзе» я подружился с адекватными ребятами. У нас был молодой нормальный мастер. Сказал как-то: «Понимаю, учеба вам тут не сдалась. Идемте в мастерскую, я вас всему научу и буду подкидывать халтурки». Он сам на этом что-то зарабатывал и нам отстегивал.
Пить пиво Максим не перестал, но протоколов больше не получал. Шутит, что предыдущий опыт научил, как и где лучше алкоголь не доставать. Когда его сняли с учета, молодой человек не знает. Говорит, никто его об этом не предупреждал.
После лицея была армия. Там познакомился с толковыми «более взрослыми ребятами». Люди рассказывали, чем они занимаются. Глядя на них, Максим стал понимать, что нужно к чему-то стремиться, что-то зарабатывать. Иначе затянет в болото. При этом говорит, что на его жизнь учет в комиссии никак не повлиял.
— Из тех, кто со мной на лавке пил пиво, встречаются разные люди: кто-то давно в тюрьме, кто-то умер от передоза или словил нож в пьяной драке, но есть и те, кто на должностях, — делится наблюдениями собеседник. — На человека влияет не протокол, а окружение. Если ты дурак, им и останешься, никакой протокол тебя не изменит. Мое мнение, в учетах нет смысла. На человека влияет состояние в семье и у него на душе. Надо, чтобы там было нормально, и тогда все будет хорошо. А запугивания никого не остановят.
