С 2020 года из страны уехали тысячи белорусов. Люди отправляются в эмиграцию из-за страха репрессий, несогласия с политикой режима, экономических проблем. Есть и такие, которые уходят в эмиграцию внутреннюю: сводят к минимуму любое взаимодействие с государством и стараются вести максимально закрытый образ жизни. Для них это тоже своеобразная форма сопротивления. Публикуем монологи двух человек, которые выбрали именно такой путь. Один из героев, правда, несколько месяцев назад все же покинул Беларусь.
Имена героев изменены в целях их безопасности.
Монолог первый. О том, как русский имперец стал другим человеком
Алексей, 40 лет
— Я был русским имперцем.
Вы спросите, когда и как это началось? Я из русской семьи. Мой дед был военным и переехал в Беларусь в советские времена. Помню, он — солдат с орденами и медалями — каждый день смотрел телевизор: российские новости утром, белорусские — вечером. Я, лет до шестнадцати, впитывал это. Такая политинформация на максималках.
«Россия-матушка», «Великая Россия» — вся эта чепуха была со мной с самого детства. В восемь лет я прочитал «Петра Первого» Алексея Толстого. Как я восхищался Петром! Сейчас я знаю, что он много зла причинил Беларуси. Тогда не знал.
Я всегда был русскоязычным. Белорусский язык воспринимал как чужой. Хотя и окончил сельскую школу (таму размаўляць на беларускай мове магу вольна).
В 2014 году Россия аннексировала Крым. Я думал: «О, прикольно! Зеленые человечки. Какая Россия молодец».
Я всю жизнь прожил в Беларуси, у меня белорусское гражданство, но местной политикой не интересовался. Жил по принципу «моя хата с краю». Протесты 2010 года прошли мимо меня: кто-то там ходил с флагами, что-то кричали по-белорусски.
Я жил в деревне в Минской области (мы называем ее деревней, но по сути это большой поселок — три тысячи человек). Примерно в году 2016 со мной что-то начало происходить.
Я перестал смотреть телевизор. Неинтересно стало. Все эти новости в стиле: «у бабы родилося порося». Я же жил в деревне, сам работал в совхозе. Все на моих глазах происходило. Видел, как воровали; как резали коров и тайком продавали мясо частникам, чтобы прокормить остальное стадо; как за это садили в тюрьму директора; как появлялся новый директор, а через три месяца приходили и за ним.
Я наблюдал за реальной жизнью и видел огромную разницу с телевизионной картинкой.
Сейчас пытаюсь вспомнить, как во мне произошел этот переворот… Наверное, все началось с Навального. Его видео с дворцами чиновников, протесты в России. Я стал плотно интересоваться политикой, проводить параллели между Путиным и Лукашенко, задумываться о зависимости Беларуси от России. Начал читать белорусские независимые СМИ, собирать информацию в интернете.
Немножко иная картинка складывалась — не та, которую рисовали на БТ и в «Советской Белоруссии». Я понял, что в Беларуси тестируется все, что происходит потом в России. И здесь будут отрабатывать методы жестокого подавления любого недовольства.
«Я поставил перед собой задачу: уйти в подполье»
Первый раз мой мир рухнул в 2020 году.
Тогда, летом, я немножко удивился, что кому-то дали провести избирательную кампанию. Ладно, думаю, может быть и прокатит? Душа стала расцветать. Вот оно! Что-то новое в тихом болоте нашего колхоза, надежда на белорусский золотой век.
Арестовали Сергея Тихановского — тогда я понял, что ничем хорошим для нас всех это не закончится. Но все-таки надежда была, что народ кого-нибудь на вилы да и поднимет.
День выборов был шоком. Помните, просили фотографировать бюллетени, складывать их гармошкой? Мне было интересно, как в нашей глуши это будет происходить. Общался с людьми, слушал разговоры в магазинах. Думаю, процентов восемьдесят сельчан проголосовали за Тихановскую. Я ждал, когда вывесят результаты выборов. Была надежда, что будет все по-честному.
Меня ждало жесточайшее разочарование. Избирательный участок был в школе. Прихожу, смотрю: за Лукашенко восемьдесят процентов. У меня товарищ (в деревне все друг друга знают) работал в школе, был в избирательной комиссии. Я спрашиваю у него: «Как так?» А он отвечает: «Все по-честному». Тогда я и понял, что все не по-честному. По нему понял — по человеку, которого когда-то уважал. До сих пор он живет себе в деревне, все его устраивает.
Тогда-то и рухнул мой мир.
Я понял, что произошла катастрофа. Дальше я уже знал (на сто процентов знал), что людей закатают в асфальт — и смотрел на события с глубокой печалью. Для себя решил: никуда не пойду, пока протестующие не начнут стрелять. Нет в мирном протесте никакого смысла. Будут зачистки, репрессии, 37-й год.
И я поставил перед собой задачу: уйти в подполье.
Все так произошло: людей избили, посадили, на улицах стало тихо. Я старался максимально «не отсвечивать», никак не демонстрировать свою позицию, обезопасить свою семью. Да и поговорить было не с кем. На всю трехтысячную деревню человека четыре, с которыми можно безопасно откровенничать.
Большинство людей в деревне смотрит телевизор: им показали — они поверили. Прошло и прошло, Лукашенко победил. Жена работала в медицинской сфере, бюджетная организация. Там весь коллектив так и говорил: ох уж эти змагары, Лука молодец, главное, войны нет. Она выходила из комнаты, чтобы не слышать такие разговоры.
Появилась тревога, внутреннее напряжение: не с кем поговорить, некому сказать, что я думаю. Понимаете, было такое ощущение (как, б**дь, в 37-м году), что любой может стукнуть. Может быть, в деревне так, а в городе получше. Не знаю.
Я работал на частном предприятии. Обычным рабочим в цеху, но получал хорошие деньги. Кроме того, я всегда увлекался компьютерными технологиями. Всю жизнь с компом, всю жизнь фрилансер. Даже когда-то пришлось поработать на «темной стороне»: взлом почтовых ящиков, социальная инженерия. Год или два таким промышлял в середине нулевых, потом вернулся на «белый путь». Но, скажем так, навыками работы с баблом владею.
Я не мог жить как раньше. Уволился с работы, обрубил все доходы, с которых платил налоги, ушел на фриланс, стал нелегалом. Не хотел, чтобы на мои деньги сажали людей, а этот… оставался у власти. Раньше я зарабатывал достаточные для полноценной жизни деньги. После 2020 года свел потребление к минимуму. Минимум вещей, минимум продуктов. С них ведь тоже капают налоги в казну.
Так и жил. «Не отсвечивал».
«Придет комиссар меня мобилизовать — с порога получит в грызло, а я сяду»
Второй раз мой мир рухнул, когда началась война.
Я… Сложно даже говорить. Слышите, голос сразу дрожит? В феврале 2022 года это ведь меня убили. В секунду я потерял все, во что верил, о чем мечтал. Получается, зря жил.
Сначала была огромная пустота внутри. Потом пришло огромное чувство вины перед украинцами. Именно из-за того, что войска пошли через территорию Беларуси.
Сводили с ума внутренние диалоги:
— «что я могу сделать? — что-то можешь, но ничего не делаешь, оправдываешь себя»;
— «можно уйти воевать и погибнуть — но у тебя семья, ответственность».
Я разрывался между этими чувствами. Кто-то так и сделал: выехал за границу, вступил в полк Калиновского. Честь и хвала этим людям. Остальным остается только бесконечное чувство вины (плачет).
Наверное, месяца три после начала войны я ничего не мог делать. Просто смотрел новости и плакал.
Я стал воспринимать правительство Беларуси как оккупационную власть. Они захватили страну силой. Как я мог сопротивляться? Воевать не умею, экономически и так сопротивляюсь как могу.
На протяжении нескольких лет я помогал своей жене делать ее личный YouTube-канал. Окончил курсы видеомонтажа, научился продвигать ролики. С 2020 года даже занимался обучением русскоговорящих ютуберов.
Я понял, что так смогу быть полезен Украине — помочь ей вести информационную войну.
Так я стал заниматься популяризацией украиноязычного контента. Жил в белорусской деревне и состоял в сообществе радикально настроенных украинцев. Они воспринимают белорусов как врагов. Иногда мне приходится защищать белорусов от нападок (были моменты, когда споры в сообществе доходили до точки кипения).
Наша задача — противостоять российскому влиянию в YouTube. Я стал ментором и одним из лидеров этого сообщества, готовил людей для работы на благо Украины. Это долгая борьба.
Одновременно в Беларуси все больше сгущались тучи. Я стал задумываться об эмиграции, искать варианты. Боялся, что закроют границы.
В России начали мобилизацию. Я опасался, что призовут и граждан Беларуси.
Жене я так и сказал: «Придет комиссар меня мобилизовать — с порога получит в грызло, а я сяду». Лучше уж отбыть срок, но не идти на войну.
Несколько месяцев назад наш герой уехал уехал из Беларуси, похоже, что навсегда.
— Недавно ко мне переехала моя семья. Продолжаю помогать украинцам и понимаю: уехал я навсегда. Даже если завтра в Беларуси что-то изменится, даже если деньги будут давать за возвращение — я не вернусь. Никогда.
Монолог второй. О побеге из «оккупированного» Минска
Дмитрий, 35 лет
— Привет вам из внутренней эмиграции!
Пишу вам из дома рядом с лесом. Лес очень чистый, гулять одно удовольствие. На прогулках, бывает, встречаю косуль, белок, зайцев.
Наша деревня находится в Минской области. В ней живут около 500 человек. Есть старые дома, есть и новая застройка. Рядом леса, крупное водохранилище. Мы живем здесь, среди животных и растений, круглый год. Зимой дачники разъезжаются, остаются только местные жители (в основном пенсионеры). Рай для интроверта.
Мы с женой купили этот дом в 2021 год. Я айтишник, работаю на удаленке. О своем доме мы мечтали давно. После всего того, что произошло в стране, у нас было два варианта: или эмигрировать, или переехать подальше от Минска. Выбрали второе.
В городе мы не чувствовали себя в безопасности. С 2020 года там царит атмосфера оккупации. Постоянный страх, что задержат на выходе из подъезда, что придут рано утром. Силовики и красно-зеленый цвет на каждом углу.
Пик стресса пришелся на 2021 год. Многих наших знакомых задерживали. Полностью избавиться от этой тревоги не удалось до сих пор. Особенно эмоционально сложно было после начала войны. Немножко отвлечься помогли ландшафтные работы и ремонт дома.
В 2020 году у нас сформировалась «суполка» единомышленников. До сих пор мы собираемся иногда, устраиваем групповые «сеансы психотерапии». Поддерживаем друг с друга. Ведь не каждый сейчас может спокойно обсудить свои переживания (в том числе и на тему событий в стране) на работе или даже в собственной семье. В «суполке» мы чувствуем себя в безопасности. Думаю, комьюнити повлияло и на наше решение остаться в Беларуси.
В город мы почти не ездим. Перестали посещать любые мероприятия: кино, театр, концерты. Это что-то вроде личного бойкота. Из-за войны и репрессий в принципе нет желания развлекаться. Было чувство вины из-за того, что люди страдают, а вот мы продолжаем жить дальше. Жизнь на природе помогает справиться и с этим чувством вины. «Суполка» иногда пересказывает нам городские новости — слухи «с большой земли».
Мы стараемся никак не взаимодействовать с режимом, не подпитывать его. Налоги платим по минимуму. Закрыли юрлицо, которым владели. Жена старается не покупать продукты от государственных производителей. Мясо, овощи, фрукты берем у местных фермеров и частников. В магазинах отказываемся от чеков. Любые платежи откладываем до последнего. Даже техосмотр автомобиля не проходим. Но, видимо, скоро придется пройти все-таки — из-за камер на дорогах.
Деревенские стараются не обсуждать политику. Царит атмосфера закрытости и недоверия. Когда началась война, местные вели себя как ни в чем не бывало. Будто их это и не касается. В разговорах тему войны никто не поднимал. Если и всплывает какое-то недовольство — то по поводу роста цен. Сами мы с местными особо не знакомимся, играем роль «хатаскрайников».
Недалеко от нас живет мужчина. Ему лет 65. Как по расписанию каждый день в определенное время он бросает все свои дела во дворе и идет смотреть российскую пропаганду. Затем выходит, машет кулаком, кричит, что лично предвидел этот «рассвет нацизма» еще в 2014 году. Пару раз его мягко пробовали переубедить. Он даже с чем-то соглашался. Но посмотрит Соловьева — и все по новой. Очень агрессивный становится после таких телесеансов, а в обычной жизни просто душка.
