«Многие думали, что история со сливами станет фатальным ударом». Поговорили о работе фонда BYSOL с его основателем Андреем Стрижаком

С ухудшением ситуации с COVID-19 в Беларуси в СМИ стало появляться имя Андрея Стрижака — он был координатором волонтерской кампании ByCovid19, которая суммарно поддержала медиков на 360 тыс. евро. Средства собирались через платформу MolaMola, пока ее счета не оказались заблокированы по делу Белгазпромбанка. В июле 2020 года Стрижак уехал из Беларуси, а осенью ByCovid19 перестала поддерживать медиков из-за невозможности «взаимодействовать с государством». В апреле 2021 года Андрея Стрижака объявили в межгосударственный розыск. Его обвинили в финансировании экстремистского формирования и организации действий, грубо нарушающих общественный порядок. На тот момент он уже являлся сооснователем инициатив BYSOL и By_help, которые финансово помогали белорусам, пострадавшим от действий силовиков после выборов-2020. А как дела с работой фонда BYSOL сейчас и чем занимается его команда? Zerkalo.io поговорило с Андреем Стрижаком.

«Из-за доверия к человеку я упустил уязвимый момент с утечкой»

— Вы уехали из Беларуси еще до выборов, написав в Facebook, что вам нужен отпуск «вне контекста Беларуси». На какой период вы собирались оставить страну и почему?

— Три месяца я работал в очень успешной кампании ByCovid19. Она была уникальна, потому что в то время власть не знала, что делать с коронавирусом, и не мешала нам. Минздрав был вынужден принимать нашу помощь. Но летом 2020 года стало ясно, что моя фамилия стала часто звучать не там, где должна. Было много сигналов, что мной интересуются люди, общение с которыми не сулило мне ничего хорошего. Поэтому я планировал провести месяц в Украине, а через пару недель после выборов вернуться домой. Было видно, что сейчас в Беларуси многие люди, которые раньше не интересовались политикой, стали неравнодушны. Ожидал, что после 9 августа будет адский движ, который может плохо закончиться. Наверное, тогда я понял, что мне лучше быть на свободе и помогать людям, которые могут пострадать. Я понимал, что грядет очередная волна насилия, но при этом и близко не представлял, что масштаб репрессий погрузит страну в такой глубокий кризис.

— Что вы чувствовали, когда следили за происходящим на расстоянии?

— У меня было ощущение дежавю. В 2014 году во время расстрела на улице Институтской я был в Киеве, работал на «горячей линии» и видел все своими глазами. С одной стороны, в августе 2020 года мне было сложно. Когда ты находишься в центре событий, понимаешь, что происходит, — и от этого чувствуешь себя намного спокойнее. С другой стороны, я понимал, что уже переживал подобную историю, мне не нужен травматический опыт от очередного такого эпизода. Я сохранял спокойствие, потому что должен был принимать эффективные и быстрые решения. Изменение мандатов существующих кампаний помощи происходило на ходу. Все нужно было делать здесь и в этот момент.

 — Как дела у команды фонда BYSOL сейчас?

— Мы наконец сумели построить устойчивую систему без перекосов. В самом начале, когда мы только отстраивали работу, было слишком много желающих нам помочь. Тогда был огромный объем работы, за пару месяцев мы выплатили больше 2 млн евро, так что нам нужны были люди. И часто нам не хватало времени, чтобы проверить все нюансы, а это приводило к кадровым ошибкам. Однако постепенно процесс выстроился в четкую и достаточно отлаженную систему. Сейчас у нас небольшая команда, около 15 человек, мы находимся в Вильнюсе. Часть людей отсеялась во время жесткого отбора, мы сократили штат вдвое, а кто-то ушел, потому что уже морально и физически не смог тянуть работу.

— Расскажите, как случилась история со «сливами» из чатов (в прошлом году в Сети появились скрины переписки, сделанные, по всей видимости, из аккаунта Андрея Стрижака. — Прим. Zerkalo.io)? Этот случай повлиял на работу команды?

— Все просто. Девушка, имевшая доступ к достаточно чувствительной информации, начала пользоваться ею в своих собственных интересах. Она была моим персональным ассистентом. Из-за доверия к человеку я упустил уязвимый момент, когда произошла утечка. Все дело в том, что когда ты выстраиваешь структуру такого масштаба за короткие сроки, случаются косяки.

Видимо, девушка не понимала, какой вред это может нанести остальным людям в чате. В итоге какие-то сведения оказались в публичном пространстве, после этого многие «на той стороне» стали надеяться, что история со сливами станет для нас фатальным ударом и мы утонем. Вероятно, у них была гипотеза, что если убить самого большого мамонта, то сами они смогут пастись на лужайке и кушать травку. При этом они не учли одну важную вещь: если бить по лидеру, то уровень доверия снижается ко всему полю. Если дело касается такой темы, как благотворительность, у людей сразу появляется скепсис по отношению к деятельности. Все это привело к тому, что на какое-то время у нас действительно случилось серьезное финансовое проседание.

При этом мы не тонули, какие-то деньги продолжали к нам поступать, а с апреля-мая мы уже вышли на стабильный уровень работы. Понятно, сейчас у нас далеко не тот уровень финансирования, когда за неделю мы могли собрать несколько миллионов евро. Быстрой победы протеста не произошло, а потому у многих людей возникли апатия и скепсис по отношению к тому, что происходит в Беларуси. Это был единственный наш пробел в безопасности. После этой ситуации мы провели тотальную ревизию всей нашей работы и предотвратили риски, которые могли бы привести к косякам.

— Вы упомянули, что кто-то хотел убрать «самого большого мамонта» в поле краудфандинга. Складывается ощущение, что в этой сфере есть сильная конкуренция, а вы в том числе не хотите уступать свое место.

— Я говорю о другом. Я занимаюсь общественной деятельностью 21 год. Из них последние семь лет работаю с публичными компаниями, которые помогают людям. За это время я наработал авторитет и репутацию. Когда было объявлено начало сборов для By_help и BYSOL, многие обращали внимание на персоналии, которые за ними стоят. А я и Алексей Леончик — это люди, которые давно известны полю потенциальных доноров, они были готовы нам жертвовать. Вероятно, поэтому возникла какая-то естественная монополия. При этом, когда возникает любая подобная «движуха», многие люди из смежных областей хотят в нее включиться. Они считают, что люди с опытом делают все не так, а вот они, без какой-либо практики в этом направлении, придут и все исправят. Это такой «синдром новичка».

Кроме того, действительно появлялись группы, которые были заинтересованы в том, чтобы денежные потоки шли через них. Существование таких структур, как наша, для них было раздражающим фактором. Они думали, что если устранить нас, определенная часть доноров станет их поддерживать, а они смогут распоряжаться ресурсом. Возникла такая ненужная конкуренция. Что касается нас, мы не претендуем на монополию и вытеснение конкурентов: кооперация с адекватными силами, которые готовы работать вместе по направлениям, — это всегда хорошо.

— По какой причине возникает эта конкуренция? Звучит так, будто в поле краудфандинга поступает слишком много денег, а за ресурсы начинается борьба.

— Бывают разные причины и мотивы, не обязательно денежные. Например, дело может быть в политическом влиянии, когда ты воздействуешь на людей. Вот ты подчеркиваешь, что всем помог, всех спас и победил, а затем используешь это как политический капитал. Конечно, из-за ситуации в Беларуси международные структуры обратили на страну намного больше внимания. Для нее выделяются дополнительные средства. А это значит, что не всегда на них захотят претендовать классические организации, которые занимались краудфандингом раньше. В нашем поле это обычная ситуация.

«Ни один цент из тех денег, которые мы переводили в Беларусь, до сих пор не был перехвачен»

— Сколько денег вы собрали за все время работы?

— BYSOL передал репрессированным около 4 млн евро. Самый большой объем средств был расходован уже в первые месяцы работы. У многих создается впечатление, что у нас осталась куча денег, с которыми можно что-то делать. Но почти все суммы, которые были собраны, уже розданы людям. Если же какие-то деньги остаются, то они сразу идут на оперативное использование по назначению, их мы у себя не держим.

Сейчас мы выработали пять направлений, по которым продолжаем работать и оказывать помощь. Это поддержка политзаключенных, персональные сборы, экстренная релокация, помощь дворовым инициативам и переобучение уволенных. На эти направления люди продолжают перечислять деньги. В среднем в неделю нам поступает от 10 до 20 тыс. евро.

— Какое количество запросов поступало в фонд в пиковые месяцы и какие?

— Самые горячие месяцы у нас были с августа по ноябрь 2020 года. Тогда заявки приходили десятками в день. В первые месяцы это были запросы от уволенных, организованных стачкомов и людей, которые были вынуждены бежать за границу. В основном им нужна была материальная помощь: 2 млн евро за это время было потрачено на уволенных, больше 600 тыс. евро ушло стачкомам, около 200 тыс. евро было переведено на счета релокантов.

— Менялась ли структура оказываемой помощи? И по каким запросам вы работаете сейчас?

— Да, когда мы поняли, что простые выплаты уволенным не решают проблемы (спустя три месяца людям нужно где-то зарабатывать деньги), мы изменили подход и начали делать упор на переобучение. Затем мы увидели, что система поддержки уже релоцировавшихся людей не оправдала себя: понять, по каким причинам переезжают люди, было почти нереально. Мы приняли сложное решение закрыть это направление. 90% нашей работы сейчас — это активность внутри Беларуси. Когда возникла ситуация с большой дворовой движухой, а количество политзаключенных начало расти, мы сразу же включились в решение этих проблем.

— Какому количеству людей в месяц вы сейчас помогаете?

— Это сказать сложно. Например, мы не знаем, сколько людей состоят в дворовой инициативе, — их может быть от 10 до 100 человек. Сейчас, по грубым подсчетам, количество получателей нашей помощи может достигать нескольких сотен. Мы ориентируемся на общую сумму сбора в месяц: из фонда уходит примерно столько же средств, сколько и поступает. Речь идет о суммах в диапазоне от 40 до 80 тыс. евро.

— В соцсетях к фонду возникали вопросы, когда люди обращались за помощью, но якобы ее не получали. Можете объяснить, что это были за ситуации?

— В таких историях есть два важных момента. Работа фонда похожа на работу любой компании, которая обслуживает людей. Есть золотое правило: 80% клиентов получают услугу, радуются и ничего не говорят. 20% могут иметь какие-то вопросы. Часть из них и делает этот негативный фон. Мы решили, что когда у нас возникают такие проблемы, нам нужно разговаривать с человеком и пытаться понять, что мы можем сделать. В итоге таких разборов часто оказывалось, что люди подавали заявление «под шумок» и выезжали из страны в надежде получить денежную компенсацию. А затем возвращались назад в Беларусь.

Если человек предоставляет документы, что у него действительно есть судимость, травма или он вынужден бежать из страны, мы обязательно размещаем сбор для помощи. С семьями политзаключенных та же история: если человек находится в тюрьме, это легко проверяется. Было несколько случаев, когда люди писали недостоверную информацию. Если у нас есть такое подозрение, сбор приостанавливается. Когда проверка подтверждает, что человек сказал неправду, собранные деньги мы переводим в пользу общего сбора политзаключенных.

— Кто сейчас продолжает перечислять деньги в фонд?

— Деньги поступают от белорусов со всего мира. Могу вспомнить, что когда мы только начинали работать, то постоянно сталкивались с какими-то проблемами. Например, Facebook блокировал какой-то наш сбор. И вскоре оказывалось, что через два рукопожатия от Цукерберга есть белорус, который готов нам помочь. Сейчас многие белорусы на ключевых международных должностях продвигают белорусскую повестку и поддерживают наш финансовый поток.

— Сейчас кажется, что все каналы помощи репрессированным людям контролируются силовиками. Каким образом вы направляете деньги в Беларусь?

— Я не думаю, что все. Силовики — это люди с достаточно интересной фантазией. Недавно комитет Госконтроля заявил, что они «накрыли» какой-то криптовалютный обменник в Минске, который якобы использовался для финансирования граждан. Я уже заявлял, что мы никогда не пользовались услугами криптовалютных обменников и никому не рекомендуем включаться в эту серую историю. Я подчеркну, что ни один цент из тех денег, которые мы переводили в Беларусь, до сих пор не был перехвачен.

Дело в том, что мы используем механизм передачи, который гораздо безопаснее упомянутого. И мы точно знаем, что действия силовых структур его не затрагивают. Поэтому любые заявления силовиков о том, что они пресекли поступление наших средств, это неправда. Блокировка счетов случалась только у наших партнеров и коллег из By_help — BYSOL использовал только криптовалютный механизм для передачи средств. И как мы работаем с его помощью, госорганы до сих пор не понимают.

— Вы упомянули, что никакие деньги перехвачены не были. А что насчет задержанного за сотрудничество с By_help Андрея Александрова и заблокированных счетов белорусов? Эта история имеет к вам отношение?

— Эта ситуация произошла с кампанией By_help, я не могу за них говорить. Ребята приняли решение, что будут заниматься прямыми переводами через счета. Никакого криминала в этом не было, но в какой-то момент власть решила подвести это под уголовную статью и назвала организацией массовых беспорядков. Кроме того, история с заблоченными средствами тоже отыгралась назад. Многие из них разблокировали после письма Нацбанка, а мы вместе с By_help сделали совместную кампанию и компенсировали большую часть денег. Что касается выплат BYSOL, все они идут через криптовалюты.

— Раньше вы говорили, что у вас в команде не было профессионального бухгалтера. А что сейчас с подсчетом средств, кто этим занимается?

— Сейчас мы сделали много важных вещей, которыми нужно было заняться сразу. У нас появился бухгалтер и компетентные люди, которые занимаются документами. В условиях военного времени, когда мы только начинали работу, было очень сложно наладить систему. Мы выстраивали команду, как получится. Конечно, когда мы вышли на плато в нашей работе и все стало намного спокойнее, мы смогли решить и эти вопросы.

— В соцсетях некоторые люди были недовольны, что не могут увидеть подробные отчеты, куда идут деньги фонда. Вы утверждаете, что это делается в целях конфиденциальности. Каким образом тогда люди могут понять, что эти средства идут по назначению?

— Мы постепенно вырабатываем систему, которая позволит показывать больше отчетности тем, кто ее хочет видеть. При этом есть вещи, которые мы никогда не покажем. Мы не станем публичить людей, которым мы переводим помощь, и их платежные данные. Мы также не станем делать ничего, что может поставить под риск человека в опасном положении. В работе таких структур, как наша, приходится искать баланс между безопасностью и открытостью, подотчетностью и судьбами конкретных людей. Так что я вполне готов брать на себя ответственность взамен потери репутации, чтобы кого-то защитить.

«Совместно c By_help мы уже передали людям около 7 млн евро»

— На белорусском телевидении вас часто обвиняли в том, что вы расходовали деньги фонда не по назначению. Можете сказать, из каких средств формируется зарплата команды?

— Уже в первые месяцы работы BYSOL мы открыли отдельный сбор средств для нашей команды и получили достаточно большие деньги. Они позволяли обеспечивать людей достойной компенсацией времени, которое они тратят на работу в фонде. Но после того как стало ясно, что протест в Беларуси быстро не победит, финансовые потоки стали снижаться, а люди, которые нас поддерживали, перенаправили эти деньги в другие места. Сейчас есть несколько источников, которые формируют наши зарплаты: это институциональные деньги и «чаевые», которые люди оставляют нам во время перевода на общий счет. В среднем сумма последних составляет от 3 до 4 тыс. евро в месяц. Это закрывает кусочек наших затрат, но очень небольшой.

Есть и целевые переводы для команды, когда человек готов перечислить деньги конкретно нашим сотрудникам. Из основного сбора помощи пострадавшим никакие деньги работники фонда не получают. Большая часть их зарплаты — это институциональные донорские деньги организаций, которые готовы вкладываться в белорусскую повестку.

— А кто эти доноры?

— Специфика наших с ними взаимоотношений и контракты не предполагают разглашения. Исключение делается для случаев, когда они напрямую говорят о том, что партнерство нужно подчеркнуть. Могу сказать, что это обыкновенные европейские и американские институциональные фонды, которые работают с Беларусью уже давно. Любая общественная организация на основе свободного конкурса может подавать туда заявки и получать финансирование.

— Сколько зарабатываете конкретно вы?

— В фонде BYSOL — около 2000 евро. Но это не единственный мой источник дохода — есть еще гонорары от других организаций, которые заказывают экспертную аналитику или проведение тренинга.

— Сколько средств идет на содержание офиса в месяц?

—  Это сумма денег, достаточная для работы нашего офиса. За них мы отчитываемся перед теми, кто их выделяет. Саму сумму я не могу назвать, потому что это часть контрактных обязательств перед структурами, с которыми мы работаем. То же касается и зарплат сотрудников — это их персональные данные. Может быть, по каким-то белорусским меркам эти деньги выглядят большими, но нужно учитывать, сколько стоит жизнь в Литве и Евросоюзе.

— Вы анализировали, какие ошибки за все время работы фонда были вами сделаны?

— Кроме кадрового вопроса, проблемной точкой был релокейт. В августе 2020 года, после закрытия границ, у людей появилась возможность выехать в Евросоюз по гуманитарной визе. Предполагалось, что это может сделать каждый, ведь многие за тот год в чем-то пострадали. И вот когда таким образом выезжает очередной человек, ты сидишь и думаешь: а реально ли его преследовали или он нашел для себя легкую возможность уехать? Мы очень напрягались, чтобы не проморгать тех, кому по-настоящему нужна была помощь.

Если говорить про остальную нашу работу, ей я ставлю крепкую четверку. Наверное, что-то можно было сделать лучше. И если кто-то на это способен, пусть делает. Пока же BYSOL и By_help — это две самые успешные кампании по сбору средств в Беларуси. Совместно мы уже передали людям около 7 млн евро.

— В мае Генпрокуратура утверждала, что доступ к TUT.BY был заблокирован из-за размещения материалов о деятельности BYSOL. Когда вы об этом узнали, какой была ваша реакция?

— Портал абсолютно законно освещал работу официально зарегистрированной в Литве структуры. Если действовать по логике силовиков, то с таким же успехом его можно было бы закрывать и за упоминание Facebook или Microsoft.

Когда мы услышали, что произошло, вся наша команда сразу высказала поддержку TUT.BY. Мне кажется, мы все плывем в одной лодке, которая должна вывезти нас из болота, куда мы попали не по своей воле.