Несмотря на то что, по разным подсчетам, до 500 тысяч белорусов выехали из страны, большинство наших соотечественников остаются в Беларуси. Часть из них думает об эмиграции, а остальные не хотят покидать родину, хотя репрессии в отношении несогласных с властью продолжаются. Как они сейчас живут в стране и какие у них ощущения? Откуда берут новости, влияет ли на них пропаганда? Как относятся к тем, кто выехал, и к оппозиции, поменялось ли за три года мнение о протестах 2020-го? Об этом «Зеркало» поговорило с тремя белорусами.
Имена всех героев изменены в целях безопасности.
«Какого-то страха, что на улице остановит мент и будет проверять телефон у меня, нет, но бантики бело-красные я ребенку не завязывал бы»
Андрею около 35 лет, он женат, воспитывает маленькую дочь. Во время протестов работал в частной компании. Мужчина четыре раза бывал на митингах в августе. Говорит, что тогда все верили, что народ победит, хотя никто и не понимал, как именно. Настроения изменились вместе с приходом осенних холодов.
— Марши начали прекращаться, стали сажать за участие, за надписи на асфальте. Сажали людей и из нашего двора. С каждой неделей усиливалось ощущение, что все как-то затягивается. Это происходило постепенно: положительных новостей было все меньше, а негативных больше, — вспоминает он. — У нас не было тогда понимания, что делать. Про более радикальные действия тоже никто не задумывался. Среди моих знакомых было пару человек, которые говорили об этом, но они тоже не понимали, как это организовать, как это начать. Я не думаю, что тогда можно было сделать больше. Было бы просто больше жертв, Россия могла вмешаться. Не думаю, что у нас был шанс победить, если бы мы действовали иначе.
Мужчина говорит, что за последние пару лет не видит каких-то глобальных изменений в своей жизни. Возможно, это связано с тем, что за три года мужчина привык к новым условиям. Соцсети он не чистил, ни от кого не отписывался. Но комментарии, оставленные летом и осенью 2020-го, удалил.
— Люди чистят соцсети, только если знают, что будет контакт с силовиками, например, при пересечении границы. Какого-то страха, что на улице остановит мент и будет проверять телефон, у меня нет. Но, с другой стороны, во всех чатах со знакомыми у нас стоит автоудаление сообщений, — объясняет белорус. — Я подчистил квартиру. У нас дома было пару флагов, мы их увезли в другой город к родственникам. То же самое сделали с картой БНР, некоторыми картинами и со всем, что хоть как-то можно приписать к чему-то протестному. У меня были красные кеды с белыми вставками, я их спокойно носил после 2020-го. Но сейчас, например, бантики ребенку красно-белые я бы не завязывал. Да и сине-желтые тоже.
Вообще, у белорусов никогда не было какого-то позитивного отношения к милиции. Я и до 2020 года никогда не испытывал чувства безопасности рядом с силовиками. Они вызывали негативные эмоции. Но мы мирились как-то с этим. Например, я с друзьями ходил на спортивные мероприятия. Менты проводили досмотры, неприятно, но ладно. А сейчас мы вообще перестали ходить туда, где есть милиция. Есть какое-то отвращение к ним.
«Освобождение Беларуси извне, я думаю, нереально»
Что касается новостей, то Андрей продолжает читать все те независимые СМИ, что и до протестов. Заблокированные — через VPN. Мужчина говорит, что в его кругу не стали смотреть больше государственных медиа.
— Могут «по приколу» репостить Азаренка, — отмечает он. — Кто постарше, наверное, смотрят. Моя мама, например, вернулась к поддержке Лукашенко. Во время протестов я ее смог переубедить, она поддерживала нас, но сейчас, можно сказать, «вернулась к базовым настройкам». Насчет войны… Я не знаю никого, кто бы однозначно поддерживал Россию в этой войне. Есть среди знакомых те, кто не понимает, что происходит и кого поддерживать. Например, мама. Для нее это какая-то непонятная война, там, где-то далеко.
Андрей говорит о подросших ценах на продукты, но вместе с тем отмечает, что появляются новые бары, рестораны, фудкорты под открытым небом. И людей там достаточно. По ощущениям мужчины, не меньше, чем было до выборов.
— Мы ходим в кино, но там особо нечего смотреть, хотя то, что прямо хайповое, показывают. Недавно смотрел «Барби», «Оппенгеймера», — рассказывает он о том, как проводит свободное время. — Субъективно, стало больше российских фильмов в прокате. Видел трейлер какого-то белорусского пропагандистского фильма. Улыбнуло, что они сняли про то, как поляки угнетали все белорусское, в том числе язык, но по-русски. Что касается туризма, то основном, всё, что мы планируем, связано с восточным направлением: Турция, Грузия, Азербайджан. Визы в ЕС сейчас получать дорого и муторно. К тому же нет никакого желания проходить польскую границу из-за наших пограничников. Хотя некоторые мои коллеги делают себе шенген и ездят туда.
По поводу волны эмиграции Андрей говорит, что его друзей «первого рукопожатия» уехало немного. А вот знакомых — достаточно. Мужчина уверен, что, скорее всего, они уже не вернутся. По его словам, это связано с адаптацией в новой стране, с тем, что их дети начинают ходить в школы, и вырывать их оттуда будет неправильно.
— Я считаю, что те, кто уехал, молодцы. Это смелые люди, которые не побоялись изменить свою жизнь. Я не сталкивался никогда в Беларуси с негативным отношением к тем, кто уехал. Есть понимание, почему люди уезжают. Может быть, есть какая-то зависть, но не черная, — делится он. — Я и сам иногда думаю уехать. Особенно когда читаю новости о Беларуси. Пугает осознание того, что ребенок должен идти в белорусскую школу. Есть ощущение, что там сильная идеологическая пропаганда. По поводу Тихановской. Я и мое окружение нормально относимся к ней и оппозиции. Как минимум, их деятельность важна для того, чтобы реабилитировать тех, кто сейчас сидит, кто уже отсидел и всех остальных пострадавших от режима. Эти процессы явно будут проще происходить благодаря той работе, которая ведется сейчас.
Протест 2020 года воспринимается Андреем и его знакомыми как историческое событие, которое дало толчок изменениям в стране:
— Возможно, они произойдут не быстро, и в конце концов их связь с протестами будет неочевидной. Пока же мы тут не видим, как что-то может измениться. Самое популярное ожидание в Беларуси — «чтоб он сдох». Никаких мыслей об активных действиях ни у кого нет. В этом плане система запугивания людей работает хорошо. Что касается освобождения Беларуси извне, то я думаю, это нереально. Если говорить о полке Калиновского, то это не такое большое подразделение. Я бы был не против такой акции, даже при поддержке украинских войск, но не верю в ее успех.
«Среди моих знакомых все до последнего были против радикализма»
Сергею около 25 лет, во время протестов он работал в государственном учреждении. По словам мужчины, участвовал «во всех движухах, которые только могли быть», начиная с 9 августа. Был подъем, у него и его коллег находились силы выходить даже после тяжелых рабочих смен.
— Первые сомнения, что протесты идут не в том направлении, начали закрадываться еще 16 августа, когда люди собрались возле Дома правительства, а потом просто разошлись, мол, на сегодня хватит, соберемся завтра, — описывает он свои впечатления. — Затем людей становилось меньше, а менты напридумывали всяких тактик по разбиванию колонн, начались хапуны. Все стало превращаться в протест выходного дня, протест после работы, который, по сути, власти особо и не мешает. Люди сходили на работу, отработали сколько надо, а потом просто собрались на площади будто бы, чтобы провести досуг.
Среди моих знакомых все до последнего были против радикализма. Даже когда мы шли в колонне, мои знакомые, если кто-то выходил на дорогу, то затаскивали его обратно. Строго по пешеходной зоне! Наверное, только после убийства Романа Бондаренко люди начали задумываться.
Главное изменение, о котором говорит Сергей, — это флаги на улицах. Они вызывают у него отторжение на эмоциональном уровне. Для мужчины — это знамена тюрьмы. Именно огромное красно-зеленое полотнище, которое развевалось на улице, запомнилось ему, когда он был в СИЗО.
— Те, кто сталкивался с силовиками во время протестов, их просто презирают. Но люди боятся, и не только милиции. Например, к моему знакомому должна была прийти классная руководительница ребенка. И он убрал с глаз все, что может вызвать какие-то вопросы. До того дошло, что снял с холодильника магнитики — красный и белый. На всякий случай, чтобы у учительницы этой ничего в голове не щелкнуло и она не настучала на них, — рассказывает белорус. — Люди следят за своим гардеробом, чтобы случайно не было каких-то «неправильных» сочетаний цветов. Все чистят чаты, популярные соцсети, но, например, я не знаю никого, кто бы подчищал историю в Google. Вообще, чувствуется, что атмосфера в обществе депрессивная. В магазинах вижу, что в очередях к кассе очень много людей с алкоголем. Для многих это стало актуальным — развлекаться спиртным, топить свои мысли в нем.
Несмотря на блокировку независимых СМИ, Сергей использует VPN, чтобы их читать. Так делают и все его знакомые в Беларуси. Говорит, что у людей есть ощущение железного занавеса, особенно, когда они видят, как уехавшие белорусы живут полной жизнью, путешествуют, развлекаются, встречаются друг с другом.
— Здесь же у многих просто режим выживания. Никаких крупных покупок не делаешь, откладывать не получается. И пусть зарплату повышают, но она не успевает за ростом цен на коммуналку, на продукты, связь, интернет, — объясняет он. — Но к тем, кто уехал, я отношусь нормально. Да, поначалу была некая обида, мол, они нас бросили. Многие ведь уехали просто из-за страха преследования, хотя его на тот момент как такового не было.
Я читал про подход евреев к эмиграции. И думаю, что если белорусы могут выехать из-под, по сути, оккупации, и развиваться в лучших условиях, рожать там новых белорусов, можно сказать, создавать лучших белорусов, давать им лучшее образование, то почему бы и нет. И, возможно, они когда-нибудь смогут вернуться и построить нашу белорусскую Землю Обетованную.
«Можно услышать больше белорусского языка на улицах»
Светлану Тихановскую Сергей называет премьер-министром диаспоры и считает, что оппозиция как минимум рассказывает миру об антивоенной позиции белорусов в Беларуси. Мужчина говорит, что многие в стране за Украину, но не занимают ничьей стороны, выступая «за мир во всем мире».
— Немало людей настолько против войны как таковой, что даже не рассматривают возможность освобождения Беларуси извне. Что касается переосмысления протестов 2020-го, то среди моих знакомых есть те, кто пришел к выводу, что нужно было действовать более радикально, — говорит собеседник. — Но многие уверены, что тогда все делалось правильно. Есть и те, кто участвовал в акциях, а сейчас живет так, как будто ничего и не было. Есть люди (их не так много), которые не участвовали в митингах, но сейчас видят, к чему ведет правление Лукашенко, и переосмысливают тогдашние события, сочувствуют протестующим.
Присутствует надежа, что что-то вновь вспыхнет. Но я бы сказал, она на уровне религиозной веры. Кажется, что нет никаких предпосылок, потому что, ну, было уже все. Непонятно, что еще должно случиться, чтобы люди проснулись. Но вопреки запугиваниям и политике русификации можно услышать больше белорусского языка на улицах. Я думаю, что для многих это способ сохранить самого себя. Своеобразный разворот к себе, своим корням. Я не считаю, что это какой-то политический протест, это именно разворот к себе, к своему.
«Не помню, когда последний раз слышал, как кто-то обсуждает политику»
Виктор старше 30 лет, айтишник. В протестах 2020 года он не участвовал. Более того, старался лишний раз не выходить из дома, чтобы не «попасть под раздачу». Мужчина с самого начала не верил в победу народа, хотя в первые дни после выборов такая надежда была.
— Все просрали по сути, картинку дали, а дальше уже по барабану. Показали, что нас много, мы вышли. И че? А дальше что? После этого я перестал даже следить за новостями. А смысл? Поскорей бы закончили этот цирк, мне и погулять уже охота было, — рассуждает мужчина. — Главная ошибка 2020 года, да и всех предыдущих, — не было четкого плана. Раз уж взялись, то надо все клапаны срывать и до победного идти. А не то, что мы выйдем, а дальше непонятно. Уже сколько лет выходим. И всегда так было: в 2006-м, 2010-м.
Я не знаю, какой план, знал бы, то сам бы повел за собой. Кто там умеет революции делать? Пусть думают. Но это явно не тихо-мирно, мы поговорим, диалог, выйдем — и милиция расплачется. Так не работает, никогда не работало. Должно быть четко расписано: кто куда идет, как действует.
Виктор считает, что за три последних года экономика Беларуси идет вниз по наклонной. Отмечает, что цены растут, а зарплаты — нет, в том числе в сфере IT.
— Все это видят и жалуются, я стал замечать, что совершенно незнакомые люди просто хотят выговориться на эту тему. Например, искал квартиру на сутки, и мне хозяин вместо того, чтобы отдать ключи и уйти, начал рассказывать о том, как подорожали продукты и так далее. И, по моим ощущениям, такого поведения больше стало. Я человека в первый раз вижу, а он мне жалуется, как старому знакомому, — рассказывает мужчина. — А вот политику люди не обсуждает, кроме как с близкими. Уже нет такого, как раньше, когда мы на работе открыто смеялись над Лукашенко, включали эти его послания, просто чтобы поржать над каждой фразой. До выборов, идя по улице, можно было услышать, как люди обсуждают политику, ругают власть, а сейчас такого нет. На улицах тишина. Не помню, когда последний раз слышал, как кто-то обсуждает политику.
Не разговаривать о политике — не единственная мера предосторожности. Виктор уже давно использует VPN, который никогда не выключает. У него два телефона и две «симки», а все фотографии сразу же переносятся на компьютер.
— По моим ощущениям, милиции на улицах, в спальных районах стало меньше. И они больше не творят той дичи, что была раньше. Стали, что ли, менее гоповатыми. Может, отбор какой-то стали делать или приказали вести себя нормально. А вот флагов стало больше — на каждом шагу, — рассказывает собеседник. — К милиции у меня всегда было однозначное отношение — позор Беларуси. И ведь они всегда такими были. Посмотрите новости до 2020 года, как они вламывались не туда, ноги людям ломали. Это во время протестов просто наружу всё повылазило, стало каким-то открытием. Окрестина прогремело на всю страну. Я всегда знал, что они жестокие уе**и. Всегда такими были.
«Думаю, все, кто был готов выступать за что-то эфемерное, демократию, свободу, уже уехали или сидят»
Среди знакомых Виктора нет тех, кто бы поддерживал Лукашенко или Россию. Но с людьми старшего поколения не все так однозначно. Мужчина приводит пример своих пожилых родственников. Раньше они смотрели только российские телеканалы, но в последнее время стали отдавать предпочтение белорусской пропаганде.
— И там в голове такая каша. Они теперь думают, что в Минске получают минимум 3000 рублей, — рассказывает мужчина. — Ну и все эти мемы про карты, нападения они воспринимают всерьез. И то же самое по российской агрессии. Они верят не мне, который хорошо знает и Украину, и украинцев, а верят телевизору. Для них российские военные — герои и красавчики, потерь нет, бомбят только «бандеровцев». Это реально какое-то зомбирование. Я включил моему родственнику разговор украинского журналиста с российским пленным. Была такая реакция, будто из него бесы выходят. Он начал спорить с журналистом, кричать на него, объяснять, почему тот неправ. Это надо было видеть и слышать.
Виктор считает, что из Беларуси уехали лучшие. В том числе айтишники и владельцы компаний. Мужчина их не осуждает, лишь просит не «наезжать» на тех, кто остался, и не требовать «поднимать революцию».
— Уехали самые активные, легкие на подъем, с которыми всегда можно было что-то придумать, а остались уже семейные, которых что-то здесь держит, ленивые, может быть. Я сам тоже думаю о том, чтобы уехать. Но нужно привыкать к новому месту, учить новый язык. Пока тут можно что-то делать, то я держусь, — объясняет собеседник. — Что касается оппозиции за границей и Тихановской, то я стараюсь их не обсуждать. Ну, помогают они перебраться белорусам, ну, молодцы. А что-то серьезное они делают? Да, есть план «Перамога», и это хорошо, но его надо было делать во время протестов. Окей, упустили момент, но можно тогда хотя бы что-то огласить из этого плана? Я вот, без шуток, готов присоединиться. Но хочу понимать, что я буду делать. Хочу быть уверен, что, если начнется, то не будет как в 2020-м. А по сути, они там все сейчас ругаются между собой. Вот как ситуация с BYPOL. Вот что это такое было? И ведь эти срачи в оппозиции постоянно.
Что должно произойти, чтобы белорусы восстали, Виктор не знает. По его мнению, возможно, только когда в холодильнике ничего не останется.
— Голодные бунты только остаются. Я думаю, все, кто был готов выступать за что-то эфемерное, демократию там, свободу, уже уехали или сидят. Остались те, кто за холодильник, за Лукашенко, или те, кто не верит в то, что можно что-то сделать, либо те, кто просто боится. Я не верю, что можно повторить даже то, что было в 2020 году, а про успех какой-то и говорить не приходится, — заключает он.
Читайте также
