Когда белорусы, осужденные за политику, отбыли наказание, репрессии для них не заканчиваются. Кроме того, что некоторым после колоний и СИЗО сложно адаптироваться на свободе, люди часто находятся в постоянном стрессе из-за финансовых вопросов. Многие месяцами не могут устроиться на работу и, несмотря на свое образование и стаж, вынуждены соглашаться на любое предложение, только чтобы не остаться без средств к существованию и не попасть еще и в базу тунеядцев. Подобных историй масса, только вот говорить о них публично соглашаются единицы — бывшие политзаключенные (и не без оснований) опасаются нового давления со стороны силовиков. В подобной ситуации оказались и героини этого материала. Женщины рассказали «Зеркалу», как пытались устроиться на работу и получали отказы, как с этим справляются и на что живут.
Имена собеседниц изменены в целях безопасности.
«Знаете, мы всегда как-то справлялись. А тут доходило до того, что нам отключали свет за неуплату. Мне об этом даже стыдно говорить»
За свое высказывание в адрес власти и силовиков Анна получила полтора года «домашней химии», а перед этим отсидела больше полугода в СИЗО. Женщина из Гродненской области и до задержания работала в торговле, говорит, что очень любила свой коллектив и ценила доверие коллег и руководства, которое заслужила годами своего труда.
Анна из небогатой семьи. Она с пятилетней дочкой жила вместе с родителями и младшими, еще несовершеннолетними, братьями. Так сложилось, что зарабатывали только Аня и отец, потом у ее мамы еще и обнаружили онкозаболевание. Поэтому, еще когда в начале следствия женщина поняла, что ей нужен адвокат и это дорого, запаниковала: где семье на него взять деньги.
— Пока я была в СИЗО, с передачами и оплатой адвоката помогали знакомые, друзья, соседи. Люди как узнали, что меня задержали, так понесли к нам домой все что только можно. Это, конечно, очень помогло, потому что своих денег родным не хватило бы. И письма, передачи от людей очень помогали держаться. Но даже так на суде в какой-то момент я почувствовала, что действительно виновата: «Боже мой, какая я преступница, а мама же меня растила хорошим человеком!» Хотя знала, что это ненастоящий суд, что не совершила преступление, за которое меня должны держать в клетке. А потом поняла, что главное — лишь бы не отправили назад в СИЗО или на Антошкина (в женскую колонию №4 в Гомеле. — Прим. ред.). Главное — только домой.
Анну признали виновной, приговорили к «домашней химии» и отпустили в зале суда. После выхода на волю на политзаключенную обрушились новые траты, а обращаться за помощью в фонды она не решилась: и непривычно, и страшно.
— Когда меня посадили и когда я вышла — два разных мира: цены подскочили сильно. Было очень сложно. Я сильно похудела, и нужно было полностью поменять гардероб. Плюс лекарства и витамины — я была зеленого цвета, волосы лезли, зубы выпадали. Когда пошли разговоры, что нужно обращаться в какие-то инициативы за помощью… Понимаете, когда выходишь, кажется, что ты весь в жучках, за тобой теперь постоянно следят и, если, не дай бог, даже посмотришь какой-то «неправильный» телеграм-канал, — приедут, заберут и убьют. Типа: «Ты что, с первого раза не поняла?». Поэтому мне как-то помогли продуктами, потому что семья у нас большая, достатка особого нет и бывали ситуации, когда даже есть нечего, потому что долги накопились, конечно, капитально, кредиты оставались еще из «прошлой жизни».
В магазине Аню все это время ждали, сохраняя за ней место, дали возможность после пережитого прийти в себя, а через две недели женщина вернулась на работу. И вроде бы все было хорошо.
— Я работала, ездила отмечаться на «химию», так как состояла на учете, но потом руководство вынудили меня уволить. Начальник сказал: «Мы делали, что могли, боролись за тебя, но сказано увольнять без объяснения причины». И ты вроде как прошла СИЗО, жизнь начала налаживаться, а тут на ровном месте все снова ломается. Началась паника — у меня маленький ребенок, нет никаких денег в запасе. Ну, и это была моя действительно любимая работа, потрясающий коллектив. Все коллеги, конечно, ревели: «Как тебе теперь жить? Неужели и так мало плохого в жизни прошла — надо еще и лишить работы?!»
Найти новую работу быстро не получалось, и паника нарастала — нужно было оплачивать счета, покупать продукты, еще и поскорее устроиться, к тому же могли возникнуть претензии, что нарушает условия отбывания наказания.
— Я выложила резюме — у меня хорошая трудовая: большой стаж, везде отрабатывала контракт, шла на повышение. И мне все звонят, говорят, что с радостью возьмут на работу. Но я же понимала, что служба безопасности будет в любом случае проверять, и сразу предупреждала: ребята, у меня две «уголовки», они политические. И ответ сразу был один: «Ой, извините, но нет». Неважно, государственное или частное предприятие, организация — все просто отказывали. Доходило до смешного: в одной компании предложили подождать, уточнить у руководства — у меня появилась надежда. Через полчаса сотрудник перезвонил: «У директора сейчас тоже проблемы, он и хотел бы помочь, но боится, что и за нас возьмутся. Нам очень жаль, но никак. Но он просил вам передать “Жыве Беларусь!”», — пересказывает Аня.
Женщина говорит, что если сначала даже не рассматривала другие сферы — ее интересовала только торговля, то потом уже была готова мыть полы, делать что угодно, лишь бы дали работу.
— Я все время плакала и действительно считала себя плохим человеком. И думала, «как смогла так оступиться в жизни», когда выбилась в люди, добилась всего сама, а потом опустилась на самое дно. Тот месяц я почти не помню, только все время переживала: понимала, что не несу деньги в дом, а продукты ем, и мой ребенок ест. И мы пользуемся светом, водой, а ничего дать не можем. Вообще ничего. Это было жутко.
Через несколько безуспешных месяцев поиска работы Ане все же удалось устроиться продавцом в небольшой частный магазин — «чуть-чуть люди прикрыли глаза на кое-что». Женщина считает, что, если бы не знакомые, работу искала бы намного дольше.
— Я тогда была так счастлива, что готова была работать вообще без выходных только за то, что у меня наконец есть эта работа и я могу приносить деньги в дом. Но стала много работать физически, и это отражается на здоровье. Теперь или болею каждый месяц, или защемляет нерв, и я не могу разогнуться, отнимает ногу, спина болит так, что врагу не пожелаешь. Но без этого работы в магазине не бывает.
Но проблемы для семьи Ани не закончились — из-за того, что она «политическая», с работы уволили и ее отца. Как ни пытался, мужчина не мог найти работу, Анна осталась единственным добытчиком в семье. С зарплатой продавца справиться с этой задачей было сложно — долги росли. Женщина во всем винила себя, но стыдилась просить помощи.
— Папа был главный кормилец в семье и сильно переживал, во-первых, во-вторых, он мужчина, ну, а в-третьих, он ничего не сделал, за что его было бы увольнять. И мне было стыдно… Мало того, что он и так тащил всю семью, пока я была в СИЗО, так я еще и сделать ничего не могу, чтобы помочь своей семье, — на другую работу меня не возьмут…
— Знаете, мы всегда как-то справлялись, — продолжает женщина. — А тут брат несколько раз попался за безбилетный проезд, потому что у нас не было денег даже на билет. Доходило до того, что нам отключали свет за неуплату. Мне об этом даже стыдно говорить. Папа звонил: «Аня, одолжи у кого-нибудь денег. Я тебя прошу!» А я не могла — мне стыдно попросить. Это значило бы дать понять всем, что опять все плохо. А я только хотела показать, что справляюсь, хотя по факту несколько месяцев тащила всю семью одна на тысячу рублей.
Анна вспоминает, что как-то призналась подруге, что не может пригласить ее в гости, потому что в доме даже нет чая, чтобы ее угостить.
— Она привезла мне большую упаковку! А сейчас, если ей что-то с дачи передают, всегда делится с нами. Вот так люди помогают, и только поэтому мы как-то выдерживаем, — говорит собеседница. — Просить деньги я до последнего не хотела — мне кажется, будто я их ворую у людей. Почему кто-то должен мне их давать? Есть семьи, где и папа, и мама отсидели и не могут устроиться [на работу] — и им тяжелее, чем мне. Украине тяжелее, чем мне. Но друзья уговорили открыть сбор, хотя бы чтобы погасить кредиты и долги, немножечко выдохнуть и начать жить.
Друзья и помогают Ане не сдаваться. Еще, добавляет, выдерживать испытания помогает как раз то, что вся семья находится вместе, хотя жить вшестером в одной квартире бывает и непросто.
— Из-за того, что мы вместе, у нас крепкая семья, мы сможем все преодолеть. Даже когда денег нет, когда куча кредитов и долгов, все поддерживаем друг друга и все проблемы кажутся ерундой. В СИЗО мой самый большой страх был — что близкие от меня откажутся, у нас же никто никогда не сидел в тюрьме. А оказалось, что все родные за меня боролись и сейчас гордятся мной, говорят, что я смогла сделать (бороться в 2020-м, пройти задержание и отбыть срок за политику. — Прим. ред.) за всех них. Может, меня снова уволят к чертовой матери, но приходишь домой и чувствуешь, что ты дома, а мог бы быть в другом месте, где остаются другие люди, которые совсем этого не заслуживают. И ты обещала им жить и за себя, а еще и за них.
Чтобы зарабатывать больше и поберечь здоровье, Аня пыталась найти другую работу. Но политзаключенную даже с приставкой «экс-» брать не хотят. А еще над ней снова нависла угроза увольнения — начали давить на руководство.
— Когда закончилась «домашняя химия», я думала искать что-то новое — я же уже не политзаключенная! Но оказалось, что всю подноготную проверяют, а бывших «политических» не бывает — так мне сказали. Конец «химии» значит только то, что я могу ночевать вне дома, ходить, где хочу, и выезжать за пределы Минска, но я по-прежнему под колпаком.
В какой-то момент уже просто начинаешь думать, что ты изгой, уголовник и нормальной жизни больше не будет — так и будешь дальше раскладывать товары в маленьком магазине, портить здоровье, трепать нервы. Или придется уезжать, но я не хочу оставлять семью, поэтому держусь и надеюсь на что-то хорошее. Мне помогает психолог, но когда снова происходят вспышки чего-то плохого, просто звоню подруге и у меня всегда одна фраза: лучше бы я умерла молодой. Потому что в такие минуты уже не вывожу — не получается. Слишком много всего валится, я не успею отбиваться. Помогает только понимание, что, если не успокоюсь и уйду в депрессию, станет еще хуже и потеряю даже то, что есть.
Поэтому, если снова уволят, я даже не знаю, что делать. Знакомые предлагают пройти какие-то курсы, переучиться, а я себя не представляю никем другим! Мне нравится эта работа. Да и страшно начинать что-то новое. Но у меня нет возможности опускать руки — я сейчас за главную в семье, надо подстроиться под условия, как было и в СИЗО. Мне кажется, уже должна быть какая-то светлая полоса, — надеется Аня.
У Ани открыт сбор на BYSOL, вы можете поддержать ее финансово по ссылке.
«Как-то инспектор звонил: “Руководство отдела интересуется, за чей счет вы живете? Вы же не работаете”»
Больше 20 лет Наталья отработала на госпредприятии, потом год ухаживала за парализованным отцом, а следующий год — сидела за «оскорбление представителя власти». Прошлой зимой она освободилась и вернулась в свой город в Могилевской области. Ее сын — давно в Польше, поэтому после освобождения посоветовал не торопиться устраиваться на работу: «Мама, сделай визу и приезжай ко мне, мы столько не виделись». Уже после, погостив, экс-политзаключенная начала искать работу.
— Я пошла в центр занятости. Девочки наши «политические» уже ходили туда, и я знала, что это просто для отписки: они направляют, а людей все равно не берут. В основном они отправляют на вакансии, связанные с уборкой, — санитарки, уборщицы, еще в садике нянечки нужны, но нас туда не берут. Одной женщине все говорили «ждите, ждите», а сколько ждать? Они вроде бы и не отказывают — официально же не написано нигде, что нас не должны брать. Мы же отбыли свои наказания, дайте нам работу! Но нет. А когда сам пытаешься устроиться, госпредприятия не берут, да я туда и не хочу по своим убеждениям. В садики, школы требуются технички, но как только узнают, что я «политическая», — машут головой «нет». Говорят, что рады бы, да начальство не согласится.
Знаю мужчину из другого города — у него пенсия небольшая, еще какие-то отчисления от нее забирают. Вот он не может найти работу и живет за счет старенькой мамы. Его это, конечно, напрягает, он везде спрашивает, а ему ничего конкретно не могут ответить.
Женщина рассказывает, что попыток трудоустроиться у нее было не так много, а из-за неудач и отказов она не сильно расстраивалась. Говорит, есть небольшие накопления, да и родные всегда помогут.
— Близкие меня очень поддерживают. Сестра продукты себе покупает — и мне несет. Сын помогает квартиру оплачивать. Хотя как-то инспектор звонил: «Руководство отдела интересуется, за чей счет вы живете? Вы же не работаете». Вот я им объясняла, что делала «стратегические запасы» и какая-то сумма у меня до колонии была — может, пару тысяч долларов я насобирала. И, говорю, у меня много родственников! Сегодня у сестры поела, завтра у тетки. К кому ни приду — все хотят меня накормить, — смеется Наталья. — Знаете, я когда в колонию попала, весила так конкретно… Но решила: надо с этого места хоть что-то поиметь — будем худеть! Сбросила, может, килограммов 17 — целенаправленно ела маленькими порциями, без хлеба. А там худеется быстро и легко. Так вот сейчас я уже даже поправилась немножко. Ну, если сестра сварила борщ и зовет на борщ, как не пойти? А с подругами как не встретиться? И, знаете, некоторые друзья переводы посылали в колонию, недавно встретила одноклассника — спрашивает: «Тебе деньги нужны?» Так что, говорю, мир не без добрых людей, инспектор.
Поддержка родных и знакомых — это главное, говорит женщина и признается, что, хотя ее накопления уже заканчиваются, она старается помогать другим.
— Конечно, я это время старалась экономить, покупать только необходимое. Но тем, у кого нет ничего, правда тяжело. Вот есть у нас в городе женщина — ей 60, у детей — свои дети, кредиты; везде, куда бы она ни пыталась устроиться, отказывают. А у нее только недавно пенсия появилась, и то минимальная, ее не хватает. «Как-то она говорит: «Так хочется сала, но купить не могу». Вот мы с девочками скинулись и купили ей кусочек сала, на день рождения подарили деньги. Думали подарок, но, может, человеку хлеб купить не за что? Так что у нас все друг другу помогают. Какие-то вещи, если маленькие, но еще хорошие, приносят. Мне самой покупать уже ничего не надо — старых хороших хватает, а я не такая, чтобы выкидывать.
В начале осени Наталья пришла в частную организацию, где на подмену искали уборщицу. Женщину согласились взять, за пару недель работы заплатили около 250 рублей. Но главное для экс-политзаключенной — пообещали рассмотреть ее кандидатуру, когда основная сотрудница уйдет на пенсию. Что-то другое она искать уже не собирается и говорит, что рада и такой работе.
— Как-то я зашла на одно частное швейное предприятие — там моя статья никого не смутила: «А чем эта женщина отличается от других? Почему мы не можем ее устроить?». Но у меня уже зрение село, спина болит, а надо восемь часов сидеть, большой план, и я поняла, что это не мое. Мне лучше уборкой заниматься, чем шить. Поэтому вот весной меня, возможно, возьмут уборщицей. Надеюсь на это, потому что запасы мои, как я говорила, уже истекают. Пусть там небольшая зарплата, рублей 500 — хватит на коммуналку и продукты. А остальное у меня вроде как есть. У сестры огород, если надо будет, выращу себе «зеленки» — с голоду не умру точно, — бодро держится Наталья.
Знакомые часто спрашивают, почему она не уезжает из страны, когда за границей живет сын и готов поддержать ее переезд. Женщина всем отвечает: не на кого оставить кота.
— Во-первых, я не планировала ехать. Во-вторых, у меня кот, он возрастной. Пока я сидела, у него обострились почки, если я ему сделаю прививку, чтобы выехать, он, возможно, умрет. А я не хочу взять грех на душу — сколько коту положено, столько пусть и живет. А так, может, я и уехала бы… Но куда девать кота? Оставить его и отдать кому-то не могу. Животные же как дети, они глазами только тебя и ищут, ждут помощи. А мы добрые, надо им помогать, — говорит собеседница и добавляет, что старается отгонять мысли, что будет, если с работой все-таки откажут. — Знаете, я работаю с психологом и стараюсь не зацикливаться на плохом. Сама прекрасно знаю, что будет так, как должно быть. Вот из-за всего переживала, а теперь не смотрю новости, потому что поменять — ничего не поменяешь, а так себе только психику нарушишь. Доживешь ли потом до того светлого будущего, чтобы посмотреть на него своими глазами? Поэтому я себя не травмирую.
Женщина признается, что ей до сих пор часто снится колония. Психолог посоветовала придумывать хорошую концовку этого сна, и это помогает.
— Наше здоровье зависит от нас, мы должны себя правильно настраивать и не сойти с ума. Так и с работой — когда пытаешься устроиться, их одно слово «политическая» уже пугает. Но то, что они все так говорят и реагируют, меня не волнует: я себя преступницей не считаю, — твердо говорит Наталья.
Читайте также
