Для кого-то профессия 29-летней киевлянки Александры Некипеловой совсем незнакома, а кого-то может пугать. Эта украинка консультировала женщин, которые потеряли мужа на войне, и сама сталкивалась с трагичным уходом близких. Но она не психолог. Саша около года работает доулой смерти и активно рассказывает об этом в своем Instagram. Ее задача — поддерживать людей, которые пережили утрату, потеряли близкого или умирают сами. «Зеркало» поговорило с ней о нетипичной профессии, общении с людьми, у которых кто-то умер, и самими умирающими, а еще о гибели и горе на войне.
«Есть стереотип, что те, кто идут работать доулами смерти, не боятся ее. Мол, она моя подружка, я с ней на ты»
— Как люди реагируют, когда вы рассказываете, что работаете доулой смерти?
— Люди реагируют по-разному. Кто-то — с интересом: «О, а что это, чем доула занимается?» Кто-то — с удивлением негативным, сопротивлением, потому что само слово смерть уже пугает. Время от времени сталкиваюсь с хейтом, но не скажу, что его прям много, — люди по чуть-чуть начинают об этом узнавать, позитивная динамика тоже есть. Иногда есть сарказм: «Доула смерти помогает умереть?!»
— Кто такая доула смерти?
— Основатель концепции и Международной ассоциации доул смерти Inelda в Америке работал в хосписах и понял, что умирающим и их потребностям уделяется намного меньше внимания, чем, например, женщинам в родах. Хотя по сути смерть и рождение — два естественных процесса цикла жизни. При этом смерть более табуирована, покрыта кучей убеждений и страхов.
Доула смерти может помогать во многих вопросах. Основные — сопровождение умирающего человека (здесь ее задача — сделать уход из жизни более комфортным) или семьи, у которой кто-то умирает. Она дает эмоциональную, моральную и физическую поддержку, может выслушать какие-то обиды, которые умирающий хочет отпустить, страхи, также может присутствовать на похоронах. Что важно — доула не вмешивается в процесс лечения и не обязана иметь медицинское или психологическое образование (хотя оно может быть). Это не терапия.
Ну и потери — это не только о смерти, хотя часто воспринимается именно так, даже говорят «все живы — значит, все хорошо». Но на самом деле потерь очень много. Есть, скажем, неочевидные, которые не так озвучены в обществе или обесцениваются. Это перинатальные потери (гибель плода на различных стадиях беременности или во время родов. — Прим. ред.), смерть домашнего животного, которую человек может переживать так же, как смерть члена семьи. Также это переезды, какие-то переходные этапы в жизни, кризисы, разводы и расставания. Та же война — мы все, как минимум, потеряли определенный уровень безопасности.
Так вот на сессии человек может поговорить о своей потере, погоревать, дать место чувствам, узнать, что с ним происходит, какие стадии горевания он проходит. Это дает ему опору.
— С какими запросами к вам приходят?
— Я на 90% работала с темой горевания и на 10% — с людьми, у которых умирали близкие. Также я работала с женщинами, у которых мужья погибли на войне, у которых были перинатальные потери либо смерти детей. С людьми, у которых умер кто-то из родителей, домашние животные. Кстати, был уже не один кейс — с женщинами, которые переживают горевание по потере своей части свободы из-за материнства. Рада, что об этом говорят, — ребенок не только счастье и красивые носочки, но и большая неочевидная потеря свободы, прошлой жизни. Все больше приходит людей, чтобы дать этому место, поговорить об этом с уважением, без оценок и не встретиться с осуждением вроде «не гневи бога — у тебя здоровый ребенок, а у кого-то больной».
— Доулы, которые помогают в родах, сами проходили этот процесс и понимают, как можно поддержать другую женщину. Вы не слышите упреки в стиле «вы же не умирали, откуда знаете, что чувствую я или мой близкий умирающий»?
— Что-то близкое спрашивали, да. Это интересный момент. У меня нет опыта умирания, я на самом деле не знаю, как правильно умирать, и нет вообще какого-то правильного умирания, как и горевания. У меня есть знания, и было довольно много потерь в жизни, в том числе перинатальная (выкидыш), в июле 2022 года довольно трагически умерла моя тетя. Проживая эту потерю, я переосмыслила многие вещи, на которые опиралась, произошла глубокая трансформация.
— Вы много говорите про горевание. Почему горевать важно?
— Если говорить просто, горевание — процесс проживания потери. Если умер близкий человек, это потрясение, которое вызывает много эмоций. Если мы их не проживаем — не говорим об этом или нам не с кем, не плачем, не кричим (если все это хочется), если сами себя виним за эти реакции — все эти бурлящие чувства запихиваются внутрь, но никуда не деваются. А эмоция всегда ищет выход. Получается, все остается как некий нереализованный импульс и может разрушать изнутри, портить качество жизни или доводить до каких-то болезней.
Человек может замораживать эмоции, горе. Кстати, это было очень актуально в начале войны — помню, сама смотрела первые кадры из Бучи и как будто ничего не чувствовала. Но это защитный механизм психики, так она пытается справиться с реальностью, в которой есть что-то невыносимое, сложное. Но эти эмоции могут разблокироваться в любой момент из-за любой мелочи — и человека «разнесет».
— Как вы сами воспринимаете смерть, вы ее боитесь? Для многих это что-то непонятное, для кого-то — мистическое, жуткое или страшное.
— Есть стереотип, что те, кто идут работать доулами смерти, не боятся ее. Мол, она моя подружка, я с ней на ты. Но доулы — обычные, смертные люди. Я с детства много думала про смерть, про то, что мы все умрем. Встречалась с первыми такими потерями — домашнее животное умерло, потом первая учительница. То есть у меня всегда был интерес, но при этом был и страх, связанный с опытом, который был в моей жизни. Например, дедушка умер от рака — и у меня появился страх умереть от него же. В 10 лет внезапно умер одноклассник — начала бояться внезапной смерти. И я все еще боюсь, это нормально. Но отношусь к смерти как к естественному процессу и знаю, что когда-то умру, а после, думаю, ничего не будет — просто сон, в котором ничего не снится.
Когда я стала доулой, перестала бояться мертвых людей, хотя когда-то, когда видела похоронную процессию на улице, не могла выйти из подъезда. Было страшно, что посмотрю на покойника и сама умру. Это частые истории, иногда люди боятся даже самого слова, потому что есть убеждения, что, если начать о говорить о смерти, притянешь ее. Но это так не работает.
— Как проходит сессия с доулой? Вы же не успокаиваете человека, наверное, не говорите ему, что все будет хорошо.
— Нет, я не могу взять ответственность за его будущее. На сессии можно проявлять любые эмоции и не думать, что я их не выдержу. Люди рассказывают о своей потере: что произошло, как все было, что говорили окружающие. Могут плакать, злиться. Я спрашиваю о деталях, например, как прошли похороны. Даже просто рассказать, кого ты потерял, а тебя выслушают — это уже огромный пласт горевания.
Также люди делятся тем, что они чувствуют к близким. Например, недовольны родственниками, потому что те спешили, и на похоронах не было достаточно времени, чтобы попрощаться. Или даже злятся на самого умершего. И это тоже, кстати, нормально: человек своим уходом сделал тебе больно. Хотя у нас это табуировано — «про покойников либо хорошо, либо никак». У меня были случаи, когда люди злились или чувствовали обиду, что именно их близкий, а не кто-то другой погиб на войне. Например, женщина была не согласна с решением мужа идти воевать и обижена, что «он бросил ее ради страны». И эти мысли могут вызывать чувство вины — как будто она желает кому-то смерти. Но это не так, она просто сильно горюет, что ее мужчина умер и с этим ничего уже не сделать.
— Когда обращаться к доуле смерти? Почему ее не могут заменить родственники или друзья?
— Я допускаю, что близкие и друзья могут заменить доулу, но не все и не во всех случаях. Иногда они не знают, как поддержать, либо сами в горе (если оно произошло в общей семье), а иногда у них могут закончиться силы на поддержку. А это как раз работа доулы — выдерживать тяжелые, интимные признания. К доуле можно обратиться, когда хочется рассказать о горе и знать, что тебя выслушают, не осудят, не обесценят твои эмоции. Когда есть страх смерти либо ты узнал о смертельном диагнозе и важно поговорить об этом, чтобы понять свои переживания, составить план действий.
«Человека может ранить, когда все вокруг делают вид, что все хорошо, а он лежит и понимает, что это, может, последняя неделя его жизни»
— Что лучше не говорить человеку, у которого кто-то умер?
— Это фразы, которые могут звучать как инструкция или призыв к действию. Например «тебе надо пойти развеяться», «ты бы могла поехать на отдых», «нужно двигаться дальше, уже хватит горевать», «дай себе время, не грусти, не падай духом». Это какие-то сравнения с другими, обесценивания: «зато у вас было много хороших моментов вместе», «все могло бы быть еще хуже», «все через это проходят», «у моей соседки было то же самое». Фразы, которые отводят от момента здесь и сейчас: «со временем станет легче», «в будущем найдешь нового партнера, родишь еще детей» и прочие клише про то, что время лечит. Я допускаю, что иногда они могут быть поддержкой, но по факту «земля ему будет пухом» — ни о чем. Когда мы это говорим — просто произносим шаблон.
— А когда умирает возрастной человек, часто говорят, что он свое пожил…
— По сути это обесценивает потерю просто фактором возраста. «Ну чего ты переживаешь? Твоему дедушке же уже было за 80 лет». Как будто горя меньше, чем если бы человек был молодой. Но это мог быть очень родной и близкий дедушка, и эта фраза ранит.
— Почему условное «все будет хорошо» не работает?
— Конкретно эта фраза — в утвердительной форме, но мы же не знаем, что будет дальше. Может, будет хорошо, а может, человек всю жизнь будет в этом горе. Когда я это говорю, по сути, даю надежду, за которую потом несу ответственность. То есть человек потом имеет право прийти и спросить меня: почему все не хорошо?
Есть еще фраза «теперь он твой ангел». Мы не знаем, во что верит собеседник, ну и не знаем, превращаются ли люди в каких-то ангелов после смерти. И вместо того чтобы дать человеку прожить его боль, говорим, что его близкий как бы умер, но как бы и есть, он какое-то существо, которое не видно, но оно где-то присутствует. Но, чтобы пережить потерю, нужно ее признать: «Мне от этого очень больно и плохо. Я не знаю, как жить дальше, но он правда умер». Если жить в мыслях «он ангел и рядом со мной», есть опасность зависнуть надолго в горе.
— Что тогда говорить, чтобы и поддержать, и не выглядеть безучастным?
— Можно так и сказать: «Я хочу тебя поддержать, но мне страшно сказать что-то, что может тебе сделать больно». Можно спросить прямо, нужна ли сейчас поддержка и какая. Второй момент — многие думают, что есть какая-то суперфраза, которая успокоит и уменьшит горе. Но горе не станет меньше, человек будет еще какое-то время его переживать. Тут могут помочь вопросы — ими можно как бы создать пространство для эмоций, послушать его. «Ты хочешь рассказать, как все произошло, как тебе было на похоронах? А что ты чувствуешь сейчас?» Можно спросить, что для него самое важное, самое сложное, как он видит свою жизнь в ближайшее время. Ну и важно, чтобы это было искренне и чтобы на это был ресурс.
Чтобы не выглядеть безучастным, можно говорить: «Я действительно сочувствую тебе, и мне правда жаль, что это произошло. Я хочу, чтобы ты знала или знал, что мне не безразлично». Кстати, из-за того, что тема смерти табуирована и нас с детства учили блокировать эмоции, часто люди как будто боятся в горе быть самими собой.
Иногда думают, что если человек горюет, с ним нужно как-то по-особенному разговаривать. Часть правды в этом есть: человек может быть более уязвимым, нужно быть бережнее, осторожнее. Но важно понимать, что это все тот же человек — подруга, муж или мама — и с ним можно разговаривать просто по-человечески. Люди же тоже это чувствуют, говорят: «Ко мне как будто боятся подойти, что-то сказать». Они могут проживать из-за этого какое-то одиночество — им может быть нужен этот контакт, как и всегда. Более бережный, внимательный, да, но обычно разговор.
— Как общаться с умирающими людьми?
— Тут влияет еще и то, от чего умирает человек: болеет ли он и нарушены ли его физические особенности или когнитивные функции или это старость и он чувствует себя нормально. Если это, например, умирающий от онкозаболевания и он в сознании, можно спрашивать, как он сейчас, какая помощь нужна, чего бы ему хотелось, попробовать поговорить, боится ли он смерти, боятся ли его близкие этого. Потому что это может ранить, когда все вокруг делают вид, что все хорошо, а человек лежит и понимает, что это, может, последняя неделя его жизни.
Мой дедушка перед смертью лежал в хосписе. И я уже после вспоминала, что на эту тему с ним не говорила, да и все обращались так, будто никто не понимает, что он умрет. А иногда умирающему или даже человеку, который еще, возможно, выздоровеет, может быть очень важным поговорить о смерти. Часто близкие боятся этого. Надо бережно, по чуть-чуть пробовать поднимать эту тему. В таком разговоре может найтись место для чувств и умирающего, и того, кто его теряет.
— А если человек не хочет слышать, что умирает?
— Отнеситесь к этому с уважением. Если он дал понять, что не готов и не хочет, заставлять не нужно. Но если умирающий вскользь затрагивает эту тему, поинтересуйтесь, хочет ли он поговорить.
— Часто люди пожилого возраста говорят фразы вроде «когда я умру, сделайте то-то». Как к этому относиться? Уместно ли говорить «живи еще долго», отшучиваться, или это как раз запрос человека поговорить о смерти?
— Если близкий родственник что-то такое сказал, можно ответить: «Мне волнительно, когда ты так говоришь. Меня это пугает, и я хочу, чтобы ты жил долго. Но при этом понимаю, что ты когда-то умрешь. Может, хочешь поговорить об этом?» Это какой-то идеальный вариант, а с родными, конечно, заводить такие разговоры очень сложно. Но, думаю, если говорить фразами «ой, что за глупости, что ты придумываешь», это может ощущаться как обесценивание. Человек же правда умрет. Поэтому это может быть разговор, в котором родится много близости, даже если потом человек проживет еще и 10, и 20 лет.
«Очень много травм у людей, которых в детстве заставляли целовать покойников»
— У вас был пост о важности ритуалов, к ним относятся похороны. Может, есть какие-то советы, как переживать их легче?
— Похороны важны: собирается вся семья, знакомые человека — они по сути становятся некими свидетелями горя друг друга. Еще похороны — это возможность осознать, что человек действительно умер. Посмотреть на него, подойти к гробу, подержать, например, за руку, если хочется, поцеловать, тоже — если хочется (это, кстати, отдельная тема — очень много травм у людей, которых в детстве заставляли целовать покойников). Но это необязательно, нет ничего правильного. Я думаю, что лучше опираться на свои чувства, а не на «правильные ритуалы». Прощание может быть душевным — например, со стихами или историями об умершем. Это не значит, что будет меньше грусти или боли, — просто станет больше места для разных проявлений в этом процессе.
Раньше, кстати, делали похоронные фото. Сейчас перестали, но мне эта история очень откликается. Может, это странно прозвучит, но я жалею, что у меня нет фотографий с похорон дедушки, тети. Я бы хотела возвращаться к этим снимкам, когда проживаю какую-то новую волну горевания или воспоминаний, это бы помогало еще раз соприкоснуться с фактом, что они умерли. Это как раз такое свидетельство, что человека больше нет, и помогает не входить в иллюзии, что он «где-то рядом».
— Если говорить о ритуале целования покойника, почему это травмирует?
— Если ребенок впервые видит мертвого, а с ним не говорили об этом, он не знает, что такое смерть, как это происходит, и его еще и заставляют целовать этого мертвого — это действительно может быть опасно для детской психики и вызвать много страхов, которые потом в течение жизни могут влиять на ментальное здоровье. Когда я поднимала эту тему в блоге, люди делились подобными историями из своего детства.
— Маленьких детей (например, от 3−4 лет) нужно брать на похороны, если кто-то умер в семье, или, наоборот, лучше спрятать от этого?
— Начну с того, что разговаривать с ребенком на эту тему лучше тогда, когда он сам проявляет интерес. Обычно это происходит в возрасте 4−6 лет. Например, ребенок играет с куклой и говорит, что она умерла. Можно спросить: «У тебя умерла кукла, а что ты слышала или слышал об этом?»
Брать ли детей на похороны, во многом это индивидуально и зависит от состояния ребенка, отношений взрослых с ним, атмосферы в семье и других факторов. Но примерно с 5−6 лет можно рассказать о похоронах — кто умер, что будет происходить, сколько времени займет. А еще спросить, хочет ли он идти сам. И потом принимать решение. Но повторюсь, что важно ребенка предварительно подготовить, а если взяли — быть всегда рядом, спрашивать о чувствах, поддерживать, если нужно. Также лучше поговорить и после похорон — спросить, напугало ли его что-то, дать возможность отрефлексировать.
— Что еще в тех похоронах, которые есть у нас, может быть травматично для людей?
— Токсичная, неискренняя поддержка, обесценивание чувств. Например, заставляют говорить слова на поминальном обеде, «потому что так нужно», или не дают сказать по каким-то причинам. Успокаивают человека, который сильно плачет, или наоборот — не хочет, а его заставляют. Часто люди могут чувствовать вину, если не плакали на прощании, или обвинять кого-то: раз он не плакал, то ему не больно. На самом деле человек может чувствовать душераздирающую боль, при этом у него нет слез. Нормально и плакать, и не плакать. Люди имеют право провожать близких, горевать так, как они этого хотят.
«Одна женщина рассказывала, что у нее умер муж и прямо на похоронах ей говорили: „Ну, ты молодая, еще встретишь кого-то другого“»
— У вас были клиентки, которые потеряли мужа на войне. Что переживают люди, когда такое происходит с их близким человеком?
— Есть момент конфиденциальности, и я не могу обсуждать какие-то вещи с сессий, но в целом много общалась с такими женщинами. Кому-то не с кем поговорить, потому что женщина осталась одна с ребенком, другую близкие не поняли и не поддержали, обесценили ее горе. Одна женщина рассказывала, что прямо на похоронах ей говорили: «Ну, ты молодая, еще встретишь другого». И это еще не самый жесткий пример.
— Как принять, что близкий погиб на войне? И как принять, что она продолжается, люди будут погибать дальше?
— Я бы сказала, что это можно не принимать и не принять никогда. Если потеря уже случилась, важным моментом может стать встреча с собственным бессилием: да, я просто человек и не могу остановить войну, но могу делать свой вклад — донатить, помогать военным, собирать группы поддержки и так далее. Важно признать бессилие, и именно из этого может родиться облегчение, а из него — новые силы, чтобы действовать.
— Есть белорусы, которые воевали и погибли, близкие не могут их похоронить в нашей стране, они остаются в Украине. Семьи часто не могут даже приехать на похороны. Бывает, люди пропадают без вести или их тела не могут забрать с поля боя. То, что не было похорон, родные не видели тело, влияет на принятие факта смерти?
— Да. Может быть ощущение иллюзии и надежды, что это неправда и он жив. Это затягивает процесс горевания. Помочь может фотография умершего или присутствие на похоронах онлайн, я знаю такие случаи. Увидеть умершего — важно, в этот момент мы встречаемся с неоспоримым фактом смерти и убеждаемся, что это действительно произошло. Что может помочь, если тело не нашли? Можно придумать для себя ритуал прощания, который станет такой точкой, какой должны быть похороны, — например, поехать на природу, взять фото умершего, устроить прощание там в одиночестве или с близкими. Или организовать вечер памяти.
— Нужно ли людям горевать сейчас о чем-то своем, когда война, у нас и репрессии, некоторые умирают в тюрьмах? Может, есть какой-то совет, как себе помогать в такое время?
— Есть понятие «линейка горя», когда мы меряем горе свое и другого человека, можем чувствовать вину. Например, кто-то уехал и ему сложно, но он считает, что не имеет право на горевание, потому что есть люди, у которых кто-то умер. Но мы можем учиться быть бережными к себе и другим, понимать, что каждый пострадал в этой истории и имеет право на свои переживания. Обратная, важная сторона — что это нормально, если человек не горюет от каждой прочитанной новости. Потому что наша эмпатия так устроена, что мы больше эмоционально откликаемся на то, что похоже на наш опыт и жизнь, и это окей — не чувствовать бурю эмоций от всего.
Как жить в это время? Мы можем поддерживать других, только когда сами находимся в ресурсе, поэтому если каждый будет обращать внимание на свои эмоции, заниматься такой психологической гигиеной, будет больше поддержки в мире, будут на нее силы.
Поэтому, если человек горюет, он может обратиться за помощью к близким, доуле смерти, психологу. Ну и часто помогают банальные вещи: сон, теплая одежда, еда. Многие, кстати, запрещают себе радоваться, жить счастливой жизнью, ходить в кино и встречаться с друзьями, но это же может быть способом поддержать себя, что потом даст силы делать вклад в поддержку общества.
Читайте также
