Массовые увольнения врачей за протесты, контроль над «резонансными» трупами и отсутствие смертности от COVID-19 — так описывает происходящее в судебно-медицинской экспертизе Минска врач Надежда Гурманчук. В интервью Русской службе Би-би-си она рассказала о репрессиях против медиков, невозможности засвидетельствовать травмы, если их причинили силовики, а также о том, как власти пытались исказить версию убийства первого погибшего во время протестов — Александра Тарайковского.
«Мне всегда была интересна тайна, которую скрывает смерть, обстоятельства ее наступления; повреждения, которые ты видишь — и представляешь, каким образом они были получены», — говорит Надежда Гурманчук.
36-летняя Гурманчук по образованию врач. Она проработала судмедэкспертом в Минске более десяти лет. «Меняла только отделы, но оставалась на одном месте», — вспоминает она.
В октябре 2021 года, опасаясь уголовного преследования за участие в протестах, Надежда Гурманчук бежала из Беларуси вместе с супругом и ребенком. «КГБ — это не та организация, которая просто отстанет и забудет о нашем существовании, это вопрос времени», — говорит она.
Как и тысячи других белорусов, Надежда выходила на улицы Минска с требованием о проведении новых выборов, а также публиковала фотографии с бело-красно-белым флагом у себя в соцсетях, за что и попала в поле зрения силовиков. Фотографии она удалила, когда начали поступать первые «знаки внимания», однако было слишком поздно.
В распоряжении Русской службы Би-би-си также есть аудиозапись, на которой мужчина (Надежда Гурманчук говорит, что это сотрудник службы безопасности отдела судмедэкспертиз, но не знает его имени) требует от нее написать заявление на увольнение по соглашению сторон, в противном случае угрожая уголовным преследованием.
«Я хочу, чтобы вы понимали: все ваши движения, все ваши хождения фиксировались, — говорит на этой записи мужчина. — Если вы вовремя не выпрыгнете из этой горящей машины, вам капец».
Запрет на фиксирование избиений
Когда страну охватили протесты после спорной победы на выборах Александра Лукашенко в августе 2020 года, Надежда Гурманчук, как и тысячи других людей, вышла на улицы Минска — не только протестовать, но и помогать раненым.
«В моей семье всегда были ярые противники режима Лукашенко, и если раньше я сильно не высовывалась, то в 2020-м году было невозможно оставаться в тени», — объясняет она свою позицию.
«Видя количество пострадавших, я понимала, что людям нужна моя поддержка, — продолжает Гурманчук. — В моей машине всегда были бинты, перекись водорода и все необходимое для оказания первой медицинской помощи».
Когда первых задержанных во время протестов начали выпускать из следственного изолятора на Окрестина, в отдел общих экспертиз, где работала Надежда Гурманчук, двинулся бесконечный поток пострадавших. Только в августе приходилось осматривать по 70 человек в день, вспоминает она. Почерневшие от кровоподтеков тела, гематомы, переломы (ни один сотрудник органов, причастных к избиению и убийству протестующих, не был привлечен к ответственности. — Прим. Би-би-си).
В середине августа 2020-го, через несколько дней после выборов, в отделе, где работала Надежда Гурманчук, заявили о временной приостановке проведения экспертиз на платной основе. Таким образом власти, по ее словам, пытались избавиться «от документального засвидетельствования» происходящего. Дело в том, что заказать такую экспертизу можно без постановления милиции и выдается она на руки заявителю.
«В то время многие пострадавшие просили сделать платную экспертизу, — вспоминает доктор. — Они говорили: как же мы пойдем во Фрунзенский отдел выписывать постановление [на проведение бесплатной экспертизы], если нас там же в спортивном зале избивали?»
На данный момент проведение платных экспертиз восстановлено (о порядке выдачи такой экспертизы можно почитать на сайте Государственного комитета судебных экспертиз), однако, по словам Надежды Гурманчук, каждый случай, связанный с протестами, немедленно докладывается руководству управления судмедэкспертиз.
Пули из «нелетального» оружия
Ночью 11 августа в управление судебно-медицинских экспертиз на улице Якубовского поступило тело Александра Тарайковского — первого погибшего во время уличных протестов в Минске. Надежда Гурманчук принимала участие в исследовании трупа.
«С самого утра в отделе был кипиш, — вспоминает она. — Нам сказали, что у него что-то взорвалось в руках, якобы он хотел что-то бросить (именно такой версии какое-то время придерживались белорусские власти. — Прим. Би-би-си). Естественно, ни о каком взрывном устройстве речи не было. У него пулевые ранения — одно в сердце, другое в ногу. Это резиновые пули, я видела, как они выглядят».
Вскоре по соцсетям разошлось видео, на котором мужчина — Александр Тарайковский — с поднятыми пустыми руками стоит в нескольких метрах от шеренги вооруженных силовиков: один из них делает несколько выстрелов, Тарайковский падает на асфальт, на его белой майке появляются красные пятна.
После этого видео Следственный комитет был вынужден обновить свою версию: Тарайковский бомбу не бросал, а скончался от «нелетального оружия», которое использовалось с безопасного расстояния и исключало летальный исход. По версии СК, силовики действовали согласно инструкции, но «вследствие трагических обстоятельств одно из ранений стало проникающим», и Александр Тарайковский умер.
«Оружие нелетальное, если его правильно использовать, — говорит на это Надежда Гурманчук. — Это как стрелять холостым снарядом — он тоже нелетальный, но если выстрел в упор и в голову, то можно и насмерть. Так и здесь. Они применили оружие с близкой дистанции: когда целишься в грудную клетку, существует немаленькая вероятность, что попадешь прямо в сердце».
Тело под охраной
Пожалуй, одним из наиболее резонансных убийств с начала протестов стала гибель IT-менеджера Андрея Зельцера и сотрудника КГБ Дмитрия Федосюка.
Известно, что оба они погибли во время перестрелки на улице Якубовского в Минске 28 сентября. Однако по-прежнему неясно, кто кого застрелил. Власти обвинили в смерти Федосюка Андрея Зельцера, часть оппозиции уверена, что силовика по ошибке убили «свои».
Похороны сотрудника КГБ прошли уже через несколько дней после инцидента, в то время как тело Андрея Зельцера не отдавали родным почти неделю.
«У него [Андрея Зельцера] два огнестрельных ранения в грудь и одно в руку, — говорит Надежда Гурманчук, ссылаясь на свои источники (в то время ее уже не было в Беларуси). — Его тело долго не отдавали, сильно охраняли люди в форме и бронежилетах — боялись, что выкрадут».
Погибшего во время перестрелки сотрудника органов Дмитрия Федосюка, вероятно, вскрывали на улице Кижеватова (отдел общих экспертиз, где обслуживают силовиков), говорит Надежда Гурманчук: как и в случае с Зельцером, официальная информация о полученных им ранениях отсутствует.
«Милиция стала руководить врачами»
В 2013 году Александр Лукашенко подписал указ «Об образовании Государственного комитета судебных экспертиз» (ГКСЭ), объединившего под собой ранее независимые друг от друга подразделения.
Власти заявили, что новое объединение позволит повысить эффективность и качество судебно-медицинских экспертиз, сократив сроки выполнения. Как говорил государственному агентству «Белта» в 2018 году тогда председатель Государственного комитета судебных экспертиз Беларуси Андрей Швед, в 99% случаев «мы все делаем в течение 30 суток».
Однако по словам Надежды Гурманчук, под управлением силовиков работа врачей свелась к заполнению бесконечного потока документов и инструкций.
«В Республике Беларусь в судебно-медицинской экспертизе, к сожалению, уже давно не разговаривают о судебной медицине, а говорят лишь об исполнении нормативных документов: судмедэксперты стали просто исполнителями милицейских приказов», — говорит она.
Информация, полученная от судмедэксперта, часто «сильно фильтруется» руководителями и начальниками, взаимодействующими со СМИ, некоторые факты опускаются или замалчиваются, говорит Надежда.
«В ситуациях, когда вскрываются «резонансные трупы», руководители могут дать пояснения, при этом не обладая достаточной информацией (как было в случае с Александром Тарайковским), потому что достоверные данные могут исходить только от эксперта, который «стоит у стола».
Как не заметить коронавирус
С января 2021 года в отделах судебно-медицинской экспертизы в Минске (их всего четыре) перестали проводить диагностику привезенных тел на COVID-19, утверждает Надежда Гурманчук. При этом, никакого письменного постановления о новых правилах не было, говорит судмедэксперт.
«Во время очередного вскрытия я взяла от трупа материал на ковид, — вспоминает Надежда. — Открыла морозильную камеру, чтобы оставить флаконы на хранение до транспортировки: вся камера была заставлена такими же флаконами. Я начала выяснять, в чем дело, почему на вирусологию не увозят флаконы (в специальную лабораторию для проведения теста на коронавирус — Би-би-си.) на что начальство сказало мне, что «не заключён договор», что «сейчас это невозможно».
«Макроскопически эксперт видит, что это ковид, но без лабораторного исследования поставить диагноз не может, — говорит Надежда. — И ни родственники не предупреждаются об опасности, ни в статистику эта смерть не идет и, естественно, эксперт не имеет никаких доплат за вскрытие инфицированного трупа».
В Беларуси чрезвычайно низкая смертность от коронавируса по сравнению с соседними странами. Согласно официальным данным, с начала пандемии от коронавируса скончались менее 5 тыс. человек. В соседней Литве с населением в три раза меньше — 6,3 тыс. человек.
Отдел безопасности при морге
После начала массовых протестов в Беларуси, СМИ неоднократно писали об увольнениях и запугиваниях сотрудников государственных предприятий, выступивших с критикой властей. По словам Надежды Гурманчук, судмедэкспертиза не стала исключением.
«У Государственного комитета судебной экспертизы есть отдел «собственной безопасности», следящий «за благонадежностью» подчиненных (такие отделы есть на многих белорусских предприятиях. — Прим. Би-би-си), — говорит Надежда. — Это те же сотрудники КГБ, возможно, внештатные, засланные к нам на службу. После начала массовых протестов именно этот отдел взялся за поиск «неблагонадежных» в рядах судмедэкспертов».
По словам Надежды, репрессии в отношении сотрудников подразделений ГКСЭ проходили в несколько этапов. Первыми брали «активную массу» — участников протестов, которых отследили по фотографиям с бело-красно-белой символикой в социальных сетях.
Когда уволили самых активных, взялись за тех, на кого приходили доносы, — кто «не так» высказался об Александре Лукашенко или просто «мимо проходил». Когда и этих людей уволили, занялись теми, кто оставлял подписи в ходе президентской кампании 2020 года — в основном, говорит Гурманчук, тех, кто голосовал за Виктора Бабарико.
Когда поняли, что за подписи придется уволить слишком многих, то этих врачей оставили в покое. Но зато отдел собственной безопасности получил доступ к биллингам мобильных операторов — и таким образом нашли и уволили участников протестов, которых раньше пропустили.
В основном сотрудников просили написать заявление об увольнении «по соглашению сторон»: всего за год количество судмедэкспертов в отделе Надежды Гурманчук сократилось вдвое.
В один из таких потоков попала и она сама — «по доносу добрых коллег», усмехается она. Сначала ее вызвал на беседу начальник и сказал: «Надя, угомонись». Затем сотрудник отдела безопасности предложил ей написать заявление на увольнение, в противном случае угрожая «последствиями». (У Русской службы Би-би-си есть аудиозапись этого разговора).
«Вы просто думаете повоевать с системой, но ни к чему хорошему это не приведет, — говорит Надежде мужчина. — Что хотите, то и делайте, но механизм уже запущен, вы не первая, вы не последняя».
Увольняться «по своему желанию» Надежда отказалась и уехала в отпуск в Украину. Когда она вместе с супругом пересекла границу, ей позвонили коллеги. Они сказали, что на ее рабочем месте проходит обыск и посоветовали «не возвращаться».
Гурманчук с супругом все же вернулись в Беларусь, и утром 30 августа ее задержали неизвестные в балаклавах — прямо у машины, на которой она собиралась ехать на работу.
Дома у родителей Гурманчук прошел обыск (якобы «за пособничество терроризму»), а ее саму отвезли в изолятор на Окрестина, где спустя пару суток уже знакомый ей сотрудник из отдела безопасности еще раз предложил подписать заявление на увольнение задним числом. Увидев своими глазами, что происходит на Окрестина, Гурманчук согласилась.
Ее отпустили, признали виновной в неповиновении сотруднику милиции и оштрафовали на 100 базовых величин (около 1 тыс. долларов).
Некоторое время спустя Надежда с супругом и ребенком покинули Беларусь. Она надеется продолжить свою карьеру в Польше и говорит, что хотела бы вернуться домой в будущем.
«Сейчас других у нас в отделе пугают: не напишешь на увольнение, будет, как с Гурманчук», — горько усмехается Надежда.
*Русская служба Би-би-си обратилась за комментарием в Государственный комитет судебных экспертиз (ГКСЭ) по факту обвинений, выдвинутых в данной статье. На момент публикации ответа получено не было.