Несколько дней назад бывшая политзаключенная и преподавательница БГУИР Ольга Филатченкова наконец встретила свой день рождения, вдохнув полной грудью: 6 апреля ей исполнилось 45 лет. После задержания по «делу студентов» в ноябре 2020-го она провела больше двух лет в заключении и еще полтора находилась под наблюдением в Беларуси. Несколько недель назад Ольга с дочерью взяли два рюкзака, вышли из дома — и теперь живут в Польше, не зная, когда смогут вернуться. «Зеркало» поговорило с преподавательницей о времени за решеткой, хороших людях в колонии и том, что помогает держаться в трудные времена.
На платформе BYSOL открыт сбор для Ольги — поддержать ее можно здесь.
«Конечно, я ими гордилась»
По специальности Ольга Филатченкова — программистка, окончила БГУИР. У женщины двое детей — младшая Маша и старший Иван. После второго декрета, в 2017 году, беларуске предложили работу в родном университете на полставки, вести занятия вместо уволившегося человека. Так она стала ассистенткой кафедры программного обеспечения информационных технологий БГУИР. Все шло отлично, и на следующий год она продолжила.
— Это была работа не за деньги, а больше для души, потому что зарплата там, сами понимаете, какая, — вспоминает Ольга. — Мне нравилось преподавать студентам, все получалось, они давали мне хорошие отзывы. Я подумала, ну, значит, давайте дальше. Так и проработала вплоть до задержания.
Ольга говорит, что события 2020 года ощущала как большой подъем и воодушевление, когда идея «абы не было войны» сменилась волной солидарности. Отмечает, появилось множество инициативных людей, желающих что-то менять.
На выборах беларуска была наблюдательницей. И когда в сентябре студенты ее университета начали устраивать акции протеста и забастовки, преподавательница не могла не поддержать их.
— Я не сомневалась в своих студентах, у нас универ довольно сильный, — уверена собеседница. — Это люди, которые представляют будущее страны, люди мира. Несмотря на личные качества, интроверт ты или экстраверт, они понимают, как можно жить. Поэтому для меня не было ничего удивительного в том, что учащиеся именно нашего университета очень сильно поддержали протесты и были небезразличны к происходящему. Конечно, я ими гордилась.
Несмотря на всеобщее воодушевление тем летом и осенью, Ольга называет себя реалисткой. Говорит, что была уверена: перемены не произойдут быстро и безболезненно. Она все равно продолжала высказывать свою позицию и поддерживать студентов, но никак не могла предположить, что за это может оказаться в КГБ.
— На тот момент все свыклись, что «административки» и «сутки» раздают направо и налево. Но вот к уголовному делу я не была готова, — вспоминает бывшая политзаключенная. — Конечно, день задержания (12 ноября 2020 года. — Прим. ред.) я помню, как это можно забыть. Пришли люди из КГБ, провели обыск, задержали и увезли. Все было корректно, мне не угрожали. Но понятно, что это ужасно неприятно и ужасно пугающе, большой стресс. Дочери рядом не было, а вот сын (Ивану на тот момент было 18 лет. — Прим. ред.) находился со мной. Он за меня очень испугался. Я не сумела от него скрыть свой страх, а так как у нас достаточно крепкая ментальная связь, он сильно отреагировал. И какое-то время сыну пришлось принимать антидепрессанты, потому что и сон нарушился, и в целом было тяжело. А я еще тогда поняла, что все это надолго. Но до сих пор не знаю, почему я (среди фигурантов «дела студентов» Ольга — единственная преподавательница. — Прим. ред.)? Этот вопрос проходил красной линией через все заключение. Почему я? Но потом решила, что просто самая красивая, потому что особых каких-то причин не вижу. Да, я была активной, но были и более активные. Поэтому было бы очень интересно это узнать.
«В СИЗО радуешься каждой мелочи: пушинка прилетела на прогулке, в стене семечко проросло»
После задержания Ольга находилась в СИЗО КГБ, а затем ее перевели на Володарку. Эти месяцы, хотя и проведенные в камере, она воспринимала как часть своей жизни и старалась не давать себе унывать.
— В моих силах прожить жизнь достойно, а не в постоянно подавленном состоянии. Считаю, что это зависит именно от меня, — делится женщина. — Поэтому я принудительно заставляла себя любоваться всем, чем могла. Сначала пару раз через силу, а потом просто автоматически выхватываешь изображения или явления, которые приносят радость. Птичка прилетела какая-то необычная, одуванчик расцвел. Одуванчики — это вообще отдельная ситуация, потому что в СИЗО, если очень сильно присмотреться, была видна лужаечка, на которой они распускались. И это было так мило и волшебно. В СИЗО радуешься каждой мелочи: пушинка прилетела на прогулке, в стене семечко проросло. Это дает силы двигаться дальше.
Как и многим политзаключенным, преподавательнице очень помогали письма. Своим близким Ольга писала каждый день, отправляла по четыре письма, что бы ни случилось.
— Чтобы дети меня помнили и понимали — я постоянно о них думаю. У них такие нормальные стопки образовались, — со смехом вспоминает беларуска. — Дочери сначала сказали, что я уехала в командировку. Но потом она стала задавать вопросы, а почему мама пишет какие-то дурацкие бумажные письма, почему не может по интернету написать и позвонить. Я считаю, что лучше было бы сразу объяснить, но ей в итоге рассказали, когда начались суды. Дочка даже не удивилась, она у меня не дурочка. Маша приходила ко мне на свидание в СИЗО, отреагировала совершенно нормально.
Говоря о письмах, бывшая преподавательница упоминает и о тех, которые приходили от незнакомых людей. Она отвечала всем, кто писал, не пропуская ни один конверт.
— Волна поддержки была невероятной. И конечно, могло приходить еще больше писем, но не все доходили до меня, — рассказывает экс-политзаключенная. — Даже не знаю слов, чтобы выразить свою благодарность всем этим людям. Человек ведь взял, оторвал свою попу, пошел на почту, купил конверт, взял ручку, написал слова поддержки. Как на это можно не ответить? И потом, когда пишешь, отрываешься от реальности: камеры, заплесневелых стен, своего не очень радостного положения. И жизнь налаживается. Многие люди писали очень интересные письма: рассказывали, что у них происходит, какая погода (в СИЗО ведь нет погоды), что сходили в музей, в театр. Я радовалась, что у них есть возможность это делать, и никогда не завидовала. От всей души желала в любых условиях находить в себе силы и возможность радоваться жизни. Потому что тогда становится легче, а твой стержень укрепляется и дает возможность пройти все испытания.
Одним из них стал суд, который начался в мае 2021 года. Филатченкова вспоминает: уже тогда понимала, что все закончится колонией, надежды на «химию» просто не было.
— Когда прозвучал приговор, первой мыслью было: «Хорошо, что не три (в июле 2021-го Ольгу и еще 10 фигурантов осудили на 2,5 года лишения свободы. — Прим. ред.). На тот момент это было максимальное наказание по первой части 342-й статьи. Конечно, все равно было горько, потому что это же абсолютно незаслуженно и еще долгая разлука с любимыми людьми. Но приговор не стал для меня сюрпризом или ударом.
«Отказаться нельзя, все может закончиться в ШИЗО»
В гомельской ИК-4, с одной стороны, было проще, чем в СИЗО, вспоминает Ольга. Можно передвигаться по территории, видеть небо. К тому же Гомель южнее Минска, поэтому солнечная погода и синее небо она видела там гораздо чаще, что здорово поднимало настроение.
— С другой стороны, в колонии ты себе не принадлежишь — в любой момент могут выдернуть куда угодно, — говорит экс-политзаключенная. — Заварила кофе — а тут срочно позвали на какие-нибудь работы. И отказаться нельзя, потому что иначе будет рапорт, а в итоге все может закончиться ШИЗО. Туда совершенно не хотелось, и мне повезло ни разу не загреметь. На фабрике иногда виделись со студентками, если были на одной смене. А больше всех я общалась с Касей Будько (политзаключенная по «делу студентов». — Прим. ред.), потому что удивительным образом мы с ней оказались в одном отряде. Несколько недель ждали, что ее переведут, потому что обычно так и поступали, но в итоге до освобождения досидели вместе. Вообще часто говорят, что в колонии «все плохие», но на самом деле это не так. Есть нейтральные люди, есть хорошие. И если бы в администрации все были одинаково плохие, никто бы не выжил.
С обычными заключенными женщинами в колонии Филатченкова общалась мало: для них разговоры с «политическими» могли принести проблемы. А вот в СИЗО познакомилась с несколькими и продолжила поддерживать связь уже в ИК. Рассуждая о предубеждениях к тем, кто совершал преступления, собеседница вспоминает, что прежде всего ориентировалась на свою интуицию: «ее» ли это человек, хороший ли и так далее. И уже на основании личного впечатления делала выводы. К тому же после своего собственного приговора Филатченкова стала относиться к беларусской судебной системе с большим недоверием.
Еще одним отличием колонии от СИЗО были длительные свидания: за время заключения у Ольги было два таких. На первое приехали только дети, а на второе — дочка вместе с родителями. Последним все произошедшее далось тяжело, но они были полностью на стороне дочери.
— Они меня поддерживали, старались оберегать, — делится женщина. — Могли даже чего-то не рассказывать и потом получали за это (смеется). Они реально молодцы. Никакого «мы от тебя отвернемся». А я знаю, что такое случается. И людям, которые попадают в такую ситуацию, очень тяжело. Мне же повезло с родителями, с детьми, с друзьями — сейчас я это хорошо понимаю.
В ИК-4 Ольга Филатченкова находилась немного больше года и ближе к концу срока стала считать время до освобождения. Только не дни — ориентировалась на «бани» (так в колонии называли еженедельный поход в душ).
— Обычно отдельный день тянулся долго, а вот время между этими «банями» пролетало очень быстро, — делится она. — Щелк — неделя, щелк — еще одна. И смотришь: о, десять бань осталось. Ну так это же уже скоро! Потом пять — вообще отлично. А дальше: «А-а-а, Кася, нам осталось всего две «бани»!» (смеется) Но вот последний месяц давался особенно тяжело, потому что кажется «вот-вот», а еще столько времени.
«Все время понимала, что рано или поздно придется уезжать»
В день освобождения Ольгу встретили родные и отвезли домой. О том, как она вернется в свою квартиру, откуда около двух лет назад ее вывели сотрудники КГБ, политзаключенная начала думать еще в колонии.
— Я старалась это проработать, — рассказывает собеседница. — Потому что понятно: когда в твое жилище приходят и делают с тобой что-то плохое — это сильная психологическая травма. Я понимала, что надо с этим что-то делать, потому что мне там жить вообще-то. И когда приехала, чувствовала себя нормально. Потом пришли друзья, а у меня от всего и всех просто кружилась голова. Было так интересно тыкать в телефон: боже мой, это же можно со всеми поговорить, спокойно позвонить или написать. Немного отвыкла от коммуникации такого рода.
Свою привычную жизнь Филатченкова почувствовала довольно быстро. Вспоминает, что было ощущение, как будто вернулась в ту же точку, из которой выдернули два года и 18 дней назад. И все продолжилось с того же момента.
— Друзья и родные всегда меня поддерживали, отношения остались на том же уровне. Конечно, воспоминания из колонии и СИЗО никуда не делись, и как ни странно, они не причиняют боли. Просто время как будто схлопнулось: есть прямая, а на ней такая временная петля, которая начинается в день задержания и заканчивается возвращением домой, — объясняет беларуска. — Страха от этих воспоминаний у меня тоже нет. Может быть, потому что мне очень повезло встретить классных людей, и есть много моментов, которые перевешивают все плохое.
Из всех фигурантов «дела студентов» Ольга уехала из Беларуси последней. Признается, что не могла поступить по-другому по личным причинам. В Минске устроилась в частный музей, и около года все было более-менее в порядке. А потом стали появляться тревожные звоночки.
— Все это время понимала, что рано или поздно придется уезжать, — говорит она. — А дальше, спустя этот год, стало уже совсем грустноватенько. Несколько недель назад пришло время: можно сказать, стало понятно, что точно небезопасно, и в тот же день было принято решение уезжать. Сын уже давно жил за границей, поэтому мы с дочерью собрали вещи в два рюкзака — и все.
Сколько времени заняла эвакуация, беларуска не уточняет. Только говорит, что и она, и дочь все перенесли «нормально». А об оставленных вещах, как и обо всем материальном, не жалеет:
— Главное, что мы живы, здоровы и на свободе. И что у меня есть куча прекрасных, самых лучших в мире людей, которые просто офигенные!
«Было ощущение, как будто ком в горле, а здесь стало отпускать»
За те несколько недель, что Ольга и ее дочь находятся в Польше, состояние бывшей политзаключенной кардинально изменилось. Самое главное — это возможность спокойно и полно дышать.
— В последнее время постоянно было ощущение, как будто ком в горле, — вспоминает она. — Чувство страха, волнения непонятно из-за чего. В общем, психологически тяжеловато. А здесь стало отпускать, причем достаточно быстро. То есть через неделю я уже себя чувствовала почти что нормально, а сейчас вообще прекрасно.
Первое время собеседница занималась документами, чтобы легализоваться в новой стране. Теперь пришел черед поиска квартиры и школы для дочери. В этой суете у беларуски почти не остается свободного времени, и они с Машей только один раз сходили в музей и выбрались погулять. Сама девочка чувствует себя хорошо, в Польше ей все нравится. Перевод в местную школу пугает совсем немного, но Ольга успокаивает: даже если что-то пойдет не так, в их районе школ много. За решением всех бытовых вопросов женщина даже не отмечала свой день рождения: перенесла на неделю, когда будет чуть больше свободного времени.
— Некогда слишком долго раздумывать, потому что надо со всем разбираться, — делится она. — Просто нет времени прокручивать в голове экзистенциальные мысли. Причем дел настолько много, что я иногда могу первый раз за день поесть часов в девять вечера.
Вопрос о том, чем будет заниматься сама Ольга, пока стоит ближе к концу списка. Конечно, ей хотелось бы подтвердить квалификацию и продолжить преподавать. Но даже если и не получится, беларуска не собирается опускать руки.
— Я могу много чем заниматься, мне неинтересно постоянно делать одно и то же. Хотелось бы преподавать, конечно, но если вдруг не выйдет, все двери открыты, — уверена она. — Пока еще в деталях об этом не думала. Но я еще и программист вообще-то, к тому же умею всякие штуки по дереву делать. В крайнем случае появится моя мастерская. Или вдруг захочу стать кем-нибудь другим и пойду учиться? Что-то обязательно будет, в этом даже не сомневаюсь.
По Беларуси Ольга пока не скучает — еще не так много времени прошло с отъезда. Но уверена, что вернуться домой сможет не скоро. А потом добавляет: «Очень нескоро».
— Вы же видите, какие тенденции, если все будет идти так, как сейчас, то это надолго, — считает собеседница. — Понятно, что жизнь непредсказуема. Никогда не знаешь, что случится завтра и послезавтра. Поэтому не исключаю возможности, что произойдет какое-то событие, о котором никто и не мог подумать, и все станет на свои места. Но если смотреть на текущее положение дел — хорошего мало.
Несмотря на все сложности и годы заключения, которые пришлось пережить, Филатченкова уверена: даже зная все это, она бы приняла те же решения в 2020-м и не стала бы молчать.
— А как можно стоять в стороне, когда такое происходит? — задает Ольга риторический вопрос. — Вообще я в заключении встречала очень много хороших людей, которые теперь мои друзья. И хочу еще раз поблагодарить всех, кто мне помогал, сочувствовал, просто думал обо мне. Хотя я не могу это сказать каждому лично, но очень бы хотела.
Пройти через беларусскую судебную систему и остаться собой — непростая задача. А когда худшее закончилось, Ольга вынуждена заново строить жизнь в новой стране. Это тоже сложное дело, которое требует времени и ресурсов. Вы можете поддержать Ольгу финансово через сбор на BYSOL: она нужается в помощи для того, чтобы обустроить быт в первые месяцы после переезда.
Множеству бывших политзаключенных уже удалось закрыть сборы в том числе благодаря подписчикам «Зеркала» в Telegram. Мы благодарим каждого, кто поучаствовал!
Однако «Зеркалу» тоже нужна ваша помощь. Финансовая поддержка читателей позволит нам продолжить рассказывать такие истории, как эта, и помогать другим людям, которым это необходимо.
Читайте также
