С начала 2024 года от домашнего насилия погибли как минимум три беларуски — их убили собственные мужья. Для последних это, скорее всего, закончится судимостью и лишением свободы. А что, если женщина все же пострадала, но осталась жива? Тогда вариантов гораздо больше. Например, недавно беларусу назначили три месяца ареста за то, что он избил и душил свою супругу — достаточное ли это наказание? И можно ли за этот срок исправиться? «Зеркало» задало эти вопросы представителю BELPOL Матвею Купрейчику. Тот назвал три главные причины, почему в нашей стране наказывают за домашнее насилие спустя рукава и что мешает решить эту проблему в ближайшее время.
Причина первая. Нежелание сотрудников милиции пользоваться даже существующими правовыми инструментами
Сейчас в Беларуси нет законов о домашнем насилии, но дела, связанные с ним, рассматриваются в судах практически ежедневно. Агрессоры в таких делах проходят по совершенно разным статьям: от «Умышленного причинения легкого телесного повреждения» до «Убийства с особой жестокостью». Наказание по ним варьируется от штрафа до лишения свободы.
При этом с 2014 года в Беларуси введено защитное предписание — если оно вынесено в отношении человека, совершившего насилие в семье, то для него устанавливаются ограничения по взаимодействию с пострадавшей стороной. По мнению Купрейчика, в Беларуси защитное предписание — относительно стран Евросоюза — применяется редко и неэффективно.
Собеседник говорит, что если обратиться к практике европейских стран — Германии, Польши, Литвы и других, — можно заметить, что изначально преступников, совершивших домашнее насилие, не задерживают. Им чаще, чем в Беларуси, выписывают ограничительное постановление на период проведения разбирательства по делу.
— В Беларуси же защитное предписание просто выдается на срок от 3 до 30 дней. В нем прописаны действия, которые нельзя совершать: не приближаться к пострадавшей, не посещать места, где они могут пересечься, не звонить по телефону, не общаться по интернету. Нюанс в том, что нормального контроля за [соблюдением предписания] никогда не было, потому что из-за неграмотного распределения обязанностей среди сотрудников милиции просто не хватало рук, — замечает Купрейчик.
Он также обращает внимание, что в европейских странах защитные предписания работают достаточно неплохо. Но в разных государствах, добавляет собеседник, предусмотрены разные наказания за их нарушение: где-то это будет ограничение свободы, а где-то — сразу ее лишение. Что из этого лучше или что подошло бы Беларуси, Купрейчик судить не берется.
— И, как я уже заметил, главная проблема защитных предписаний в том, что они когда-то заканчиваются. [Пострадавшая] приходит, например, к участковому и говорит, что предписание закончилось и его нужно продлить. А предписание подписывает начальник органа внутренних дел и согласовывает его с надзирающим за делом прокурором. То есть участковый готовит все эти документы, потом идет за подписью к начальнику, а потом еще и к прокурору со всем этим едет за печатью, — объясняет Купрейчик. — Выходит, для участкового по-новому приводить эту процедуру в исполнение — лишний геморрой. Многие сотрудники милиции вообще считают, что домашнее насилие — это полный пустяк: [муж] избил — едь к матери живи. А вот если человека убили — вот там, да, там этим уже надо заниматься. Во всяком случае так было до 2020 года.
Из источников Купрейчика, которые находятся в Беларуси, ему известно, что к 2024-му ситуация немного изменилась. Со слов собеседника, теперь вышестоящее руководство заставляет своих сотрудников реагировать на семейные бытовые скандалы, «чтобы умерить пыл правонарушителей и предотвратить перерастание административных статей в уголовные».
— Чаще всего изначально совершение домашнего насилия квалифицируется по статьям административного кодекса. Соответственно, агрессорам назначается административное наказание. Но, когда люди выплачивают штраф или отбывают административный арест, ситуация обычно повторяется. Один раз, второй, третий — по итогу все это перерастает в тяжкие телесные, поножовщину и так далее. [У органов же] есть такое понятие, как план, который нужно выполнить любыми способами. Этот план рисует Центральный аппарат МВД, указывая в нем, какое количество раскрытых преступлений — в которых лицо, совершившее преступление, установлено — должно быть. То есть они сами себе выдумывают желаемые цифры, а потом прокуратура начинает задавать вопросы милиционерам по поводу отсутствия профилактики преступлений.
При этом Купрейчик утверждает, что сотрудники правоохранительных органов по-прежнему относятся к таким делам спустя рукава, и никто из них в действительности не переживает за жертв домашнего насилия.
Причина вторая. Система приспособлена к покараниям, а не служит реальному исправлению
В случае, если вина человека установлена и есть факты совершения преступления, — тех, кто применяет домашнее насилие, все же наказывают. Правда, нередко «плата» за насилие представляет собой денежный штраф (который может отразиться и на пострадавшей) или арест. Но, например, в той же Германии, приводит пример Купрейчик, в таких делах предпочитают направлять агрессоров на общественные работы или выдавать им ограничительные постановления на длительные сроки.
Если же доходит до тюремного заключения, то здесь Беларуси тоже похвастаться нечем. Купрейчик напоминает, что условия содержания людей в беларусских исправительных учреждениях и наша пенитенциарная система точно не смогут оказать положительное влияние и «перевоспитать» преступников, «как бы кто не хотел, как бы кто не думал».
Более того, продолжает представитель BELPOL, сейчас государство даже не стремится и не готово создавать такие условия, чтобы закон ориентировал человека на путь исправления.
— Плюс у нас не создаются места, в которых после отбывания наказания человек мог бы пройти психологическое лечение, тренинги или терапию. Прямо сейчас государству на это наплевать. Единственное, что его заботит, — это сохранение себя в нынешнем виде, — уверен собеседник. — Если мы берем [в качестве примера по данному вопросу] Евросоюз, то там действуют очень большое количество программ и организаций, которые помогают поддерживать психологическое состояние и того, кто подвергся домашнему насилию, и того, кто его совершил. Только так можно помочь осознать, откуда возникла агрессия и почему все произошло именно так. Развитые страны к этому очень серьезно относятся и занимаются постоянной профилактикой таких преступлений.
Причина третья. Неготовность самих пострадавших спасаться в таких условиях
По мнению Купрейчика, третья серьезная проблема — латентность домашнего насилия. Пострадавшие боятся обращаться за помощью к правоохранительным органам, и это делает невозможным точную оценку их количества.
— Многие жертвы жалеют тех, кто совершает по отношению к ним насильственные действия. В своей практике я пару раз выезжал на такие вызовы: женщина обращается милицию, мол, ее избивает [муж или сожитель], а когда приезжает наряд и предлагает написать заявление, она спрашивает, что с ним будет, — вспоминает Купрейчик. — Сотрудник МВД прямо говорит, что если после снятия побоев и проведения экспертизы насилие подтвердится, то агрессор поедет за решетку. Как только жертва это слышит, она тут же отказывается писать заявление и начинает говорить, что ударилась об угол или стену.
Сегодня, считает Купрейчик, люди — в том числе и жертвы домашнего насилия — вообще опасаются обращаться в правоохранительные органы Беларуси из-за событий 2020 года и нестабильной ситуации в стране.
— Даже до 2020 года уровень доверия к милиции был невысоким. Но люди обращались, когда это было действительно нужно. А сейчас многие понимают, что, возможно, были подписаны на какие-то чаты, но при этом не знают, признали их экстремистскими или нет. А если в милиции попросят телефон показать и что-то найдут? — задает риторический вопрос собеседник. — В итоге человек придет со своей проблемой, чтобы его защитили, а на него, наоборот, могут напасть. Правда, уже не физически, как дома, а в юридическом плане.
