«Ты видишь небо над головой, но сам себе уже не принадлежишь. Собираешься написать письмо — тебя погнали чистить снег. И вот ты понимаешь, что тебя действительно лишили свободы», — говорит о 2,5 года в колонии политзаключенная Татьяна (имя изменено). Ее осудили по статье о разжигании вражды, хотя судебная экспертиза определила, что слова «мусорские» и «мусор» в постах не содержат призывов к насилию. «Медиазона» записала ее историю.
«Мечтала выспаться, но пришлось собираться в дорогу»
Татьяна вышла на свободу весной 2024 года, но дома побыла только пару дней.
— Был знак еще в колонии, мне давали понять, что после освобождения нужно будет покинуть страну, иначе будут проблемы. Я мечтала выспаться, мечтала, что наконец отдохну. Но вместо этого пришлось собираться в дорогу.
Родные девушки отнеслись к такому решению с пониманием.
— Мама была готова к тому, что я уеду, ей было важно, что я в безопасности. Потому что она тоже много выстрадала за это время. Она была рада, но ей было тяжело, потому что она хотела со мной провести больше времени. Очень за меня волновалась, потому что путь был долгий, а я очень плохо ориентируюсь в пространстве и отвыкла от людных мест, от гаджетов. После колонии я могла просто потеряться в двух соснах. Она выдохнула, когда у меня все получилось.
Сейчас Татьяна заново учится пользоваться телефоном и приходит в себя после сложной эвакуации и всего, что пришлось пережить: от задержания с избиениями до тяжелых условий в ИВС и морального прессинга в колонии.
«Поставить на колени, поставить ногу на спину — для них это нормально»
Татьяну задерживали дома вместе с мужем. В 7 утра они проснулись от того, что кто-то пытался выломать их дверь «даже без стука».
— Я только успела закрыть глаза — и увидела перед собой ораву людей в масках и с автоматами. Я даже не понимала, к кому они приехали — ко мне или мужу, в чем нас обвиняют.
Уголовное дело завели только на Татьяну, но в милицию забрали обоих. При задержании супругов били.
— Применяли силу не потому, что нужно было добиться какого-то пароля. А просто потому, что им нравилось. Когда ко мне применили силу, я просто лежала под одеялом и даже не успела встать с кровати. Ни о каком сопротивлении и речи не шло. Это продолжалось и в бусике, и в РОВД. Поставить на колени, поставить ногу на спину — для них это нормально. Мужа моего избивали при мне, чтобы доставить бо́льшие страдания обоим.
После такого задержания ноги и ягодицы Татьяны были сине-черными, травмы зафиксировали при поступлении в СИЗО. Следственный комитет проводил проверку по этому факту, но она ни к чему не привела.
— Цитируя их отписку — возможно, ударилась сама в процессе задержания.
Десять экспертиз, чтобы оценить слово «мусор»
Татьяну задержали из-за постов в соцсетях. Для их оценки во время расследования провели десять экспертиз.
— Психологическая, лингвистическая, еще какие-то. Оценивали специфику моих публикаций, есть ли в них призывы к насилию, вербальная агрессия, побудительный характер, чтобы действия подошли под статью о разжигании вражды. Но они ничего не показали, кроме того, что слова «мусора» и «мусорской» содержат негативную оценку действий милиционеров.
Даже приглашенный в суд эксперт говорил, что в публикациях Татьяны нет призывов к насилию, говорит она. Это же признал и суд, который рассматривал жалобу на приговор, но решение все равно оставили в силе: потому что «неизвестны мотивы», по которым Татьяна писала о милиционерах. Ей назначили 2,5 года колонии.
— Я процитировала фрагмент апелляционного решения оперативнику в СИЗО, и он меня спросил, читала ли я Оруэлла.
«Глаза в пол, животное». ИВС
До суда Татьяна провела в СИЗО 11 месяцев. На условия содержания там она не жалуется, но рассказывает про ИВС одного из райцентров, куда ее переводили на время следственных действий и перед завершением расследования. В сумме она провела там больше месяца.
— Вот там ад. Ужас-ужас, я без содрогания просто вспоминать это не могу. Холодные камеры, незакрывающиеся окна. После ИВС приезжаешь в СИЗО и понимаешь, насколько там все проще и легче. Хотя, может, это стокгольмский синдром.
По словам девушки, в камерах ИВС «политическим» не давали матрасы. Можно было только постелить на деревянные нары свои запасные теплые вещи. Но потом забрали и их.
— Я там была с женщинами, которых уже неоднократно судили, у них были и матрасы, и все, что нужно. Но если я присаживалась к ним на кровать — я должна была отворачивать матрас, чтобы не дай бог не посидела ни на чем теплом… Ночью пытаешься уснуть — тяжело, потому что ты постоянно дрожишь от холода. Холод пронизывает. И со временем тело начинает болеть от постоянной дрожи.
На проверки «политических» выводили только в наручниках. По словам Татьяны, милиционеры позволяли себе в отношении них фразы вроде «глаза в пол, животное».
— И, конечно, ничего такого они не могли сказать «порядочным арестанткам».
Стенгазета ко Дню святого Валентина в колонии
Адаптация в колонии в первое время давалась Татьяне трудно. Иногда по ночам у нее случались панические атаки.
— Мне казалось, что все вокруг нервные, злые, агрессивные, куда-то спешат, а я не могла влиться в эту колею. Я не могла спать из-за этого где-то неделю. Ложишься и не можешь заснуть от того, как быстро колотится сердце. Но потом я начала более-менее вливаться и сама стала быстро делать свои дела.
В заключении Татьяну спасало рисование. В СИЗО девушка рисовала себя, свою камеру, птиц, зверей. В колонии на рисование почти не было времени, но политзаключенная рисовала стенгазету отряда. Правда, подписывалась под рисунками другая осужденная — не с «политической» статьей.
— Мне прислали много разных красок, и я прямо наслаждалась процессом. Что рисовали? Все зависело от тематики месяца, последняя газета была посвящена Дню святого Валентина. В общем — милые нейтральные рисунки.
«Когда можешь дотронуться до родного человека — это ни с чем не сравнится»
За весь срок Татьяне разрешили два суточных свидания с мужем. Сама встреча — всплеск радости, но после нее тяжело возвращаться к будням в заключении.
— Свидание — это счастье, ты можешь наконец обнять человека. У меня были свидания в СИЗО, но через стекло. Когда можешь наконец дотронуться до родного человека — это ни с чем не сравнится. После свидания трудно приходить в себя. На сутки ты оказался в другой реальности, соприкоснулся с вольным миром, а потом опять в эту колонию. Многие приходят со свидания в прострации. Грустно, кто-то плачет.
«Мы рисовали цветные стрелки — хочется хоть как-то выделиться»
Татьяну угнетало то, какими одинаковыми женщинам приходится быть в колонии. Если было свободное время, она спасала ситуацию макияжем.
— В магазине в колонии есть и декоративная косметика, и уходовая. Можно купить пудру, карандаши, помады. Некоторые девочки сильно красились. Я тоже, когда была возможность. Мы рисовали цветные стрелки — блестящие, красивые. Хочется хоть как-то выделиться.
Татьяна вспоминает рутину в колонии как ранние подъемы, нехватку времени на личные дела, но при этом — вечные построения и ходьба очень медленным шагом в строю.
— Утром есть 20 минут, чтобы застелить «конвертик» на кровати, полностью одеться. А если зима, то это костюм, лосины, колготки, кофты. Умыться, надеть линзы, выйти на завтрак. Каждое утро — стресс, первые полгода для меня это было дико, тебе все время нужно куда-то бежать. И на свои бытовые дела дается пара минут. Но много времени уходит на то, чтобы просто постоять или куда-то медленным строем пройтись. Время тратится впустую, при этом ты ничего не успеваешь.
Татьяна даже подсчитывала: в день осужденные тратили два с половиной, а то и три часа, на то, чтобы просто постоять или куда-то идти медленным шагом. Бывало, что весь отряд за что-то наказывали: тогда лишний час приходилось стоять на улице и читать правила внутреннего распорядка.
— Собираешься написать письмо — тебя погнали чистить снег. Запланировал постирать носки, а тебя погнали черпать лужу. Ничего невозможно спланировать, — говорит Татьяна. — Ты не в СИЗО уже, видишь небо над головой, но сам себе не принадлежишь. Понимаешь в полной мере, что тебя лишили свободы. Это даже не в четырех стенах острее ощущалось, а именно в такие моменты.
