В конце апреля Максима Очеретнего, который на тот момент возглавлял З-ю детскую больницу Минска, срочно вызвали в Комитет по здравоохранению Мингорисполкома. Зачем — медик догадывался. Надел хороший костюм, завязал галстук — и пошел. Чиновники сообщили, что Максима Дмитриевича увольняют. Официально — по соглашению сторон (хотя контракт у врача был до 2022-го). На словах, вспоминает врач, пояснили: за подпись в поддержку Виктора Бабарико во время предвыборной кампании. Теперь Очеретний, который помог сотням белорусских детей, работает в Украине. Его историю рассказывает блог «Отражение». Мы перепечатываем этот текст.
В Минске Максим Очеретний 12 лет возглавлял отделение реанимации детской инфекционной больницы, а затем два года руководил З-й детской больницей. Полгода врач живет в Украине. Здесь он рядовой анестезиолог-реаниматолог в одной из частных клиник Одессы. Первый месяц, вспоминает, пока решались вопросы с документами и его одного не допускали к пациентам, «было невыносимо: ходишь на работу и ничего не делаешь». После легализации все изменилось.
— Работаю ежедневно с 8.00 до 17.00, плюс дежурства. В этом месяце их будет семь, включая выходные. В Беларуси я занимался только детьми, а здесь у меня весь контингент пациентов, поэтому знания по работе со взрослыми приходится поднимать — читать литературу, протоколы. Прихожу домой и, как в молодости, сажусь за книги, — знакомит с особенностями своего дела Максим Дмитриевич. — Конечно, не меньше пользы, особенно, учитывая COVID-19, я приносил бы и в Минске. Но раз белорусской медицине я не нужен, буду лечить украинцев.
В больнице, где работает Максим Очеретний, 14 врачей-белорусов. Среди них, например, гинеколог, аллерголог, педиатры, рентгенолог. Все переехали в Одессу в 2021-м.
— Клиника делает бизнес и заботится о своей репутации. Им нужны свежие идеи, люди с другим пониманием проблемы. Думаю, поэтому они приглашают медиков из разных регионов. Кроме белорусов, здесь много докторов из восточных областей Украины и Крыма, — рассуждает собеседник и отмечает: в учреждении очень хороший менеджмент. — Если им нужен специалист, они подходят к врачам и интересуются, есть ли, например, кто-то в Минске, кто хочет поработать в их больнице. Затем выясняют, что из себя представляет рекомендованный врач. Если оказывается, что он грамотный специалист, они сразу зовут его на хороших условиях. Так было и со мной. В больнице решили развивать детскую медицинскую помощь. Когда в СМИ и соцсетях появилась информация о моем увольнении, доктора рассказали обо мне главврачу, и он в тот же вечер мне позвонил. 30 апреля я уволился, а уже 8 мая приехал к ним на собеседование. Их предложение мне понравилось больше, чем от коллег из Грузии, и в начале июня я приступил к работе.
— Почему вы все-таки решили уехать из Беларуси?
— При увольнении в Комитете по здравоохранению Мингорисполкома мне сказали: здесь работы не ищи, тебя нигде не возьмут, — передает ту беседу Максим Очеретний. — У коллег из госучреждений я даже не спрашивал о вакансиях, не хотел никого подставлять. Шерстил по частным клиникам. Во время собеседований мне говорили: «Здорово, что вы пришли, давайте работать вот за такие деньги», и называли сумму, которая меня не устраивала. Могу предположить, что мне намеренно называлась небольшая заработная плата, чтобы я отказался.
— Когда, скажем так, из-за политики мест лишились доктора Андрей Витушко и Рустам Айзатулин, вы не испугались пригласить их в штат своей больницы. Как думаете, почему вас никто не поддержал?
— Я же говорю, что в госучреждения я не обращался, а Андрею и Рустаму я не мог не предложить работу. Я их хорошо знаю, — отвечает собеседник. — Когда прочел в Facebook пост Андрея (тогда анестезиолога-реаниматолога РНПЦ «Мать и дитя». — Прим. ред.), где он писал, что с ним не продлевают контракт, и спрашивал о возможном трудоустройстве, сразу же ему позвонил и позвал к себе. А Рустам (на тот момент доктор в РНПЦ травматологии и ортопедии. — Прим. ред.) подрабатывал у нас на 0,25. Когда он остался без контракта, я пригласил его на полную ставку. Я отдавал себе отчет, что нарываюсь и мои дни сочтены, но принимать участие в той мерзости, которая происходила, я не хотел. Единственное — мы договорились сделать все тихо: не сообщать в соцсетях, что Андрей и Рустам теперь в «тройке», а тихо работать.
— Вам набирали «сверху» с вопросом, почему вы поддержали этих врачей?
— Лишь по Андрею уточнили, действительно ли я взял его на работу. Я ответил: «Да», на этом беседа закончилась. Но по поводу увольнений звонки из Комитета были. Они касались медиков из нашей больницы, которые попадались на акциях. Когда мне говорили, что я должен кого-то уволить, я спрашивал: «За что, если человек хорошо работает?» В ответ тогда интересовались: до какого времени у человека контракт. В итоге с медиками, которые попадались, было предписано проводить индивидуальные разговоры. И мы разговаривали: запретов никуда не ходить, я не делал, но просил — поаккуратнее. Затем писал отписку, что беседа проведена. Знаю, были руководители, которых вызывали в Комитет, но меня нет. Хотя все эти звонки дополнительных дней в жизни тоже не прибавляли.
— Как в такой ситуации поддерживать хорошую атмосферу в коллективе?
— Мы просто работали. Плюс был COVID-19, и у нас были совсем другие головные боли. Единственное, когда начался массовый выход из профсоюза, мне сказали провести с сотрудниками собрание. Я спросил: «Почему я? Я, как и все, рядовой член профсоюза». В итоге к нам приехала представительница городского профсоюзного комитета. Работники высказали ей все претензии, но от выхода она никого не останавливала. Я тоже. Лишь раз позвал молодого врача и спросил: «Зачем?» Он объяснил, и больше мы этот вопрос не поднимали.
— Вам «влетело» за то, что сотрудники массово выходили из профсоюза?
— Нет, но знаю, мной были недовольны.
— Как коллектив воспринял ваше увольнение?
— Они не ожидали. Были те, кто боялся мне что-то говорить, а человек семьдесят написали в Минздрав с просьбой меня оставить. Правда, я попросил их письмо в дело не пускать, все-таки это мои проблемы, и я не хотел их вмешивать.
— Как провели вечер после последнего рабочего дня?
— Съездил за дочкой в Гродно, а потом мы посидели с друзьями, выпили шампанского.
«Сейчас у меня тоже хватает нервотрепки, но работой я доволен»
Быть главврачом, говорит Максим Очеретний, ему не нравилось, поэтому он не сильно расстроился из-за увольнения. К ситуации, что после административной должности снова стал обычным врачом, отнесся, признается, спокойно.
— Работу я знаю, поэтому адаптация проходит не очень сложно. Конечно, когда я был руководителем, я не дежурил, а здесь к этому пришлось вернуться. В то же время, если ты обычный доктор, все, что от тебя требуется, — качественно делать свое дело. Смена закончилась — и можешь уходить, — рассуждает собеседник. — У главврача же так не получится. Ты отвечаешь за всех, тебе постоянно звонят, что-то спрашивают, куда-то вызывают. Сейчас у меня тоже хватает нервотрепки, но работой я доволен.
В Беларуси, когда заведовал отделением реанимации, мне тоже все нравилось. Наверное, это была моя большая ошибка, что я согласился на должность главврача. Думал, появится больше возможностей, а их, чем выше, тем, оказывается, все меньше.
— Почему?
— Потому что чаще бьют по рукам. Соглашаясь на должность, я собирался развивать отечественную медицину. Сейчас мы варимся в собственном котле. Какие-то новые знания врачи могут почерпнуть только из отечественной литературы. Зарубежная у нас не очень котируется, так как все протоколы лечения должны быть местными. А они не всегда согласуются с иностранными. Мне же было интересно внедрять новые методы лечения, — делится несбывшимися мечтами Очеретний. — Хотел, чтобы врачи участвовали в научных конференциях. Кстати, когда я был обычным доктором, сокрушался, как это я должен ехать на конференцию за свой счет: я же узнаю что-то новое, привожу какой-то опыт. Думал, почему главврач не помогает. А попав на должность, понял: у больниц на это просто нет денег. Как-то предложил бухгалтеру дать рекламу наших платных услуг на одном продвинутом сайте. Она говорит: это 2000 рублей. Мы не можем себе такое позволить. Все упирается даже в такие суммы.
Кроме того, продолжает собеседник, он добивался, чтобы в 3-й детской больнице появились кабинеты КТ и МРТ, и реанимация «стала хотя бы на уровне детской „инфекционки“».
— Когда я пришел в «тройку», рентген-кабинет там был еще на аналоговой системе, хотя весь Минск уже давно работает на цифре. Его должны вот-вот запустить, остальные идеи заглохли, — говорит Максим Очеретний, и мы переходим к теме COVID-19.
— Когда Беларусь накрыла пандемия, вы стали первым, кто начал флешмоб «Оставайтесь дома». С какими мыслями вы сейчас читаете новости о коронавирусе в Беларуси?
— Тогда и в Минздраве, и в Комитете по здравоохранению люди были не настолько напуганы, и меня поддержали. Фотографии с табличками «Оставайтесь дома» стали выкладывать многие медики. А то, что происходит сейчас… Это даже не смешно. Когда в автобусах и торговых центрах снимают наклейки, что не обязателен масочный режим… Ну как так?
— Как думаете, почему за полтора года Минздрав так изменил свое отношении к пандемии?
— Сейчас у нас новый министр здравоохранения. Может, с этим связано. Что бы ни говорили о Каранике (Владимир Караник — председатель Гродненского облисполкома, ранее министр здравоохранения. — Прим. ред.), он очень грамотный врач. И, когда он не был тем, кто он есть сейчас, его уважали.
— От коллег не раз слышала, как первую пресс-конференцию по коронавирусу Владимир Степанович начинал словами: «Здравствуйте, коллеги» и готов был очень подробно пояснять всю опасность этого вируса. Но потом позиция Минздрава резко изменилась — как думаете, почему?
— Человек хочет выжить в этой системе.
— Думали ли вернуться в Беларусь?
— У меня контракт на пять лет, а там посмотрим. Я скучаю по Беларуси, там у меня все — семья, друзья, но после того, как со мной поступили, работать в Беларуси я буду, только если меня пригласят и извинятся.
— Вы живете в городе, где море, часто бываете на побережье?
— Наверное, был там раза три за все время. Летом я сильно грустил и свободное время предпочитал проводить дома. А сейчас холодно, куда на море...
— Была депрессия в связи с переездом?
— Думаю, она и сейчас есть, но в октябре я съездил в Минск, побывал дома, всех увидел, стало легче.
— Близкие просили остаться?
— Если живешь, нужно же деньги зарабатывать. Можно, конечно, пойти в таксисты или дворники, но это не мое. Я хочу лечить людей.