Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Есть регион, который тянет вниз экономику страны. Из закрытого документа стали известны подробности проблем в этой области
  2. Демаркационная линия и 40 тысяч иностранных военных: стали известны подробности плана по гарантиям для Украины после прекращения огня
  3. «Имелись случаи игнорирования посещений митингов». Бухгалтеру написали нелестную характеристику — она пошла в суд
  4. Беларусы перестали слушать российских исполнителей. Почти весь топ-10 занял K-pop
  5. Чиновников предупреждали, что грядут проблемы с популярным товаром. Они отрицали, пропаганда — злорадствовала. Похоже, опасения сбылись
  6. В мире тысячи медиков умерли из-за своей работы. В Беларуси их не стали считать — «Зеркало» получило закрытую статистику
  7. В Пинском районе женщина покончила с собой после преследований по «экстремистским» статьям
  8. Главный тренер сборной Беларуси по футболу согласился поговорить с «Зеркалом», но лишь строго о спорте. Вот что из этого получилось
  9. Чиновники собираются отменить некоторые налоговые льготы для населения. В Минфине рассказали подробности
  10. «Ситуация критическая». Российские войска уже всего в шести километрах от Покровска — вот что они задумали
  11. В темные времена сложно верить в хорошее, но оно случается. Причем нередко — собрали доказательства
  12. BELPOL рассказал о содержании секретного договора между Беларусью и Россией
  13. Многие люди, обнаружив на продукте плесень, просто ее срезают. Но это может обернуться серьезными проблемами со здоровьем — вот почему
  14. Картину с изображением Лукашенко в детстве продали на одном из самых известных аукционов. Что?!


Татьяна Гутковская,

Ирина (имя изменено по просьбе героини) еще два месяца назад жила в Беларуси и не планировала никуда уезжать. Но, как отмечает девушка, в нашей стране рано или поздно очередь доходит до каждого. Вот и ей в один прекрасный день позвонили с незнакомого номера и пригласили на беседу в КГБ. Свою историю Ирина рассказала «Салідарнасці».

Граница Литвы и Беларуси. Фото: Госпогранкомитет
Граница Литвы и Беларуси. Фото Госпогранкомитета используется в качестве иллюстрации

— Еще два месяца назад я не планировала уезжать. Беларусь — мой дом, я здесь родилась, выросла, тут похоронен мой отец. То есть «это вы, пожалуйста, уезжайте из страны», а я буду дома, — рассказывает Ирина в интервью «Салідарнасці». — Но в Беларуси рано или поздно до каждого очередь доходит.

Не могу сказать, что была суперактивным участником протестов, но ходила на марши, была на цепях солидарности — выходила с коллегами-медиками возле нашей больницы. Тихарей было много, мое лицо сто процентов засветилось. Вопрос только в том, где и на сколько.

После первой цепи солидарности медиков со мной хотела побеседовать идеолог, но заведующая (медучреждения) меня отбила, сказала: «Хотите поговорить — приходите, проведите беседу со всеми молодыми специалистами». В итоге эта история закончилась.

Пару месяцев назад я была на одной из своих трех работ (медикам в Беларуси мало платят — приходится крутиться). В тот вторник мне позвонили с незнакомого номера. А я не тот человек, который боится незнакомых номеров. Мне постоянно кто-то звонит по делам.

Первая фраза, которую я услышала: «Здравствуйте, вас беспокоит КГБ Минска и Минской области. Хотим пригласить вас на беседу для разъяснения некоторых вопросов. Когда сможете к нам подъехать?»

Когда я сказала об этом звонке друзьям, большая часть, конечно, сказала: «Уезжай, потому что ты можешь оттуда не выйти». Но я человек любопытный, мне хотелось знать, что знают они. Может, то, что я часто за границу выезжаю? Чем я привлекла внимание?

Поэтому я пошла на встречу. Как оказалось, весь сыр-бор был из-за доната. Одного-единственного в 2020 году в BY_Help. Естественно, никого не интересовало, что на тот момент организация не была признана экстремистской.

Как у нас с донатами сейчас работают, ни для кого не секрет. Если донат единичный и ты больше вроде как нигде не засветился, то ты должен заплатить «благотворительный взнос».

Мне предложили поехать в СИЗО и возбудить уголовное дело. Или написать явку, что я перечисляла деньги туда-то и обязуюсь выплатить в течение трех дней сумму, превышающую донат в 25 раз. Мне выставили счет — 500 долларов, которые я должна была перечислить в медицинское учреждение.

Ирина рассказала, что в КГБ у нее попросили разблокировать телефон и передать им для осмотра. А также стали задавать множество вопросов об участии в протестах, перечислении денег, комментариях в интернете.

— И ты не знаешь, как ответить правильно, говоришь: «Нет».

«Оставляли ли комментарии?» — «Нет». — «Перечисляли ли деньги в?» — «Нет». — «Иные организации?» — «Нет».

А тебе отвечают: пожалуйста, с вашей карты такого-то числа такой-то номер перевода. У них есть распечатки банковские. А с помощью моего телефона им нужно просто подтвердить, что платеж был туда, куда они думают.

И все — ты финансируешь экстремистскую деятельность, а это колония от 3 до 5 лет. Кагэбэшники со старта дают понять, что у тебя выбора нет. Сказали, что из-за того, что вы такая молодец, нигде не засветились, вам дается такая возможность.

Когда мой телефон подключили к компьютеру, я поняла, что больше не смогу воспользоваться ни этим гаджетом, ни почтой, ни всеми аккаунтами, что там есть.

Девушка говорит, понимала, что донат — это только начало.

— Подруги сидели на "сутках" с девушками, попавшими в подобные истории. Сначала платишь за донат, потом отправляют на "сутки", после врываются с обыском и находят что-нибудь. Поэтому решила не знакомиться со всеми возможными структурами, которые могут меня посетить.

Я заплатила 500 долларов. Во-первых, чтобы выехать из страны. Во-вторых, не хотела, чтобы на мою семью было давление. На тот момент я не понимала свой статус, могу ли выехать из Беларуси. Поэтому поехала, как многие, через Россию, оттуда в Армению, а из Армении — в Польшу.

У меня не самая худшая ситуация, была туристическая виза. У многих такой роскоши нет. Я понимала, что нужно было иметь запасной план, и в январе сделала документы для работы официанткой.

С сотрудником КГБ мы договорились, что оплачу взнос до понедельника, а уезжала я в тот же день, сразу после визита к ним. Я должна была принести им выписку, подтверждающую платеж, но этого не сделала. Оплачивала взнос моя мама, на которую я успела сделать доверенность. Знаю, что были случаи, когда люди приносили в КГБ квитанцию — и после этого их сажали.

После беседы с кагэбэшником я пришла на работу, успела даже отработать пару часов, попрощалась и уехала на вторую работу, сообщила, что завтра не выхожу. У меня смены стояли пять дней подряд.

Приехала домой. У меня до сих пор эта картина проигрывается в голове. Ты не понимаешь, можешь ли находиться в квартире, но при этом открываешь холодильник. Достаешь рис, грибочки и думаешь: надо доедать.

С Нового года банка икры осталась. За границу консервы нельзя. Ну что, будем есть? Сидела, ела рис с грибочками, икрой закусывала. Такая вот дуристика. Кинематографичная, в стиле Балабанова.

При этом ты слышишь шорох в коридоре и не понимаешь, кто там копошится. Соседи? Или кто-то пришел?

— Как вам жилось в Беларуси с психологической точки зрения?

— В моем окружении нет ни одного ябатьки. В моем случае было тяжело даже не с точки зрения, что происходит вокруг, а касаемо внутреннего круга, потому что все мои друзья уезжали из страны.

Мою подругу в июне прошлого года задержали. В 2020-м у нее было три задержания. По кругу идет. Она до последнего не собиралась уезжать. Но в итоге уехала.

Что касается дел с донатами, такая же тенденция. Ты заплатил официально, принес им квитанцию. А потом тебя вызывают еще раз, показывают твои документы и говорят: а теперь то же самое, только налом. Деньги заканчиваются, а кормушку пополнять надо.

Еще одну подругу под Новый год задержали, а мы планировали вместе праздновать. Она вышла после суток и в тот же день, естественно, уехала. Безнадега. Но в обществе люди живут обычную свою жизнь.

Нет такого, что ты едешь в автобусе и боишься с кем-то разговаривать. Ты понимаешь, кто твоя целевая аудитория, а кто — нет. Разделение на чужих и своих было еще на старте, поэтому ты просто замыкаешься, есть твой внутренний круг — и все. Ты дальше него особо не выходишь.

У меня достаточно устойчивая психика. Я справлялась двумя путями. Первое — я очень люблю путешествовать, поэтому регулярно куда-то выезжала. Второе — ты просто замыкаешься в четырех стенах. Если мне никуда не надо идти, я могла спокойно просидеть дома сутки-двое-трое. Это про замыкание, ограждение себя.

— Думали о том, вернетесь ли на родину?

— Мне, конечно, хотелось бы, но я понимаю, что не сейчас. Это мой дом. Я всегда бы хотела бы туда вернуться. Но при этом есть какое-то странное ощущение того, что у каждого своя очередь, за каждым там приходят в свое время. И мы как раз буквально за два дня до того, как эта кутерьма завертелась, разговаривали с родственником о том, что могут прийти завтра.

В день моего отъезда близкие спрашивали, сколько лет моему паспорту, залечила ли я зубы, сделала ли доверенность. Для человека со стороны эти вопросы могут показаться какой-то ерундой. Ты еще не эмигрант, но знаешь, что будешь им. Вопрос — когда?

Это как карточный домик, который ты все строишь-строишь, а на определенном этапе купол снимают с него, и ты: ну всё, гори сарай гори и хата.

Да, я хотела бы быть дома, увидеть свою семью, потискать свою кошку… Много чего хотела бы, но это не острая нужда. Пока что у меня еще нет какой-то ломки. Пока что я головой понимаю: оседаем, заземляемся, строим новую жизнь. Как будто бы пора.

В Вильнюсе на одном мероприятии, где было много уехавших беларусов, я сказала, что немножко даже завидую вам, уехавшим, потому что вы можете начинать жить дальше. А мы — все, кто остались — в режиме заморозки. Мы ничего в своей жизни не меняем, ни в каких смыслах — ни работу меняем, не заводим никаких отношений. Ну вот, пожалуйста, получите — распишитесь. Бойтесь своих желаний.

Моя заморозка закончилась. Началась новая жизнь, с новым языком, с новыми документами, новыми организациями.

Очень хорошо, что в начале этой жизни есть шелтер для репрессированных беларусов и волонтеры, которые эту систему выстраивают. И ты уже не являешься таким выпавшим на берег карасиком.

Большинство людей, которые находятся в шелтере, занимаются вопросами легализации. Им помогают волонтеры.

Мне эти вопросы предстоит решать после сезонной работы официанткой. Я не хочу больше работать в медицине, ненавижу свою профессию, не хочу в ней оставаться.