Богдан — сотрудник аэродромной службы Гостомельского аэропорта, за который шли жесткие бои в самом начале войны. Три недели он вместе с семьей и соседями провел в подвале своего дома прямо напротив захваченного аэропорта. Дом попадал под обстрелы, его занимал то чеченский ОМОН, то омский десант, а в середине марта всех жителей насильно вывезли в Беларусь. «Медуза» публикует воспоминания Богдана об оккупации. С разрешения редакции мы перепечатываем этот текст.
Накануне войны, 23 февраля, я дежурил до часу ночи, потом пошел домой, мы живем в 150 метрах от аэропорта. А в шесть утра следующего дня замдиректора [аэропорта] позвонил мне и рассказал, какая ситуация в Херсоне — [российские войска] ударили по Чернобаевскому аэропорту.
Где-то к обеду стало слышно гул вертолетов. Я увидел, что это вертолеты с буквой V, понятно, что не наши. Мы с женой и дочерью побежали в подвал, как и многие соседи — набилось аж 40 человек. Когда последний забегал в подвал, его буквально занесло внутрь взрывной волной. Снаряд упал прямо перед нашим подъездом — то есть обстрел велся прямо по жилому кварталу.
После этого вертолеты «отработали» по воинской части Нацгвардии в ста метрах от жилых домов и отправились на аэродром. По словам очевидцев, они прошлись [выстрелами] по взлетно-посадочной полосе. Погибли четверо наших пожарных. После этого высадился российский десант. Часть бойцов сбросили там, где у нас кладбище, по соседству с аэродромом. А часть десантировалась на территории аэродрома.
Мой начальник, который был в аэропорту, писал мне, что всех людей, которые в тот момент были на объекте, обыскали, выдали им белые тряпки и пустили их пешком в сторону Бучи, до нее где-то пять километров. Технику не отпустили: автомобили, автобусы — все осталось на территории. Десантники заняли два дома возле аэродрома, где давали квартиры сотрудникам.
Вскоре после того, как аэропорт был захвачен, начался обстрел минометами. Наши [ВСУ], чтобы не допустить высадки десанта, били по взлетно-посадочной полосе. Они пытались уничтожить ее, чтобы в Гостомеле нельзя было посадить тяжелые транспортные самолеты. Тогда российские вертолеты обстреляли «Мрию».
Аэродром и окрестности обстреливали всю ночь. С утра мы обнаружили дырку в газовой трубе на втором этаже дома. Труба со всей силы свистела. Мы попытались вызвать газовую службу, но они сказали, что не приедут, потому что у нас ожесточенные бои и обстрелы. Тогда мы перекрыли газ самостоятельно.
Мои коллеги, которые в первый день покинули Гостомель, предлагали нам пешком идти к Буче. Но в подвале было много пенсионеров и маленьких детей, мы решили остаться. И, наверное, правильно, потому что было довольно опасно: шли бои. Мы слышали, что много гражданских погибли по дороге.
Вечером 25 февраля мы услышали наверху голоса. Говорили не по-русски, не по-украински. В принципе, было понятно, что это чеченцы, писали, что их видели на дороге в сторону Бучи. Они начали обходить дома.
Я находился у двери в подвал и услышал, как они крикнули: «Есть кто?» Я отозвался, открыл дверь и вышел. Меня начали обыскивать, спрашивать, кто находится в подвале. Я отвечал, что женщины, дети, жители этого дома — все гражданские. Тогда [бойцы] начали проводить досмотр. У нас в подвале был бывший атошник, он зачем-то принес с собой «разгрузку» и пистолет. Увидев пистолет, они встревожились, начали кричать, искать владельца. Меня спрашивали, чье это оружие, я отвечал, что не знаю. Живу в доме недавно. Всех опрашивали минут десять, угрожали всем подряд, пока владелец не признался, что это его пистолет. Его отвели куда-то на улицу, но потом отпустили. Потом он рассказал, что ответил, что взял пистолет, чтобы обороняться от мародеров.
Больше насилия от этих бойцов не было. Чеченцы были разговорчивые, начали нам рассказывать, что пришли нас защищать по указанию Рамзана Ахматовича Кадырова. Потому что раньше — это такой парадокс у них интересный — в первую чеченскую войну украинцы приезжали помогать чеченцам. В 1994 году в Чечне [на стороне Ичкерии] воевал националист Сашко Белый. И вот они говорят: «Мы у вас националистов ищем, но ваши националисты нас защищали. Вот мы воевали раньше с Россией, но теперь мы в мире живем, теперь наша Чечня еще лучше стала, мы все отстраиваем, у нас все так радужно, красиво. Мы вам поставим нового президента — скорее всего, [бывшего президента Украины Виктора] Януковича, и будет Украина процветать, а Зеленский сдастся через два дня, его там посадят…»
Втирали нам такие истории, а потом добавили, что нам еще повезло, что это они к нам пришли, а не россияне. Говорили, что в Грозном российский солдат, когда заходил в квартиру, прежде всего бросал гранату. Тогда при этих зачистках погибло очень много мирного населения Грозного.
Наш дом занял чеченский ОМОН, в основном парни 20−35 лет, не старше. Возможно, нам в этом повезло. Они к нам добрее относились. Потому что я слышал, что в соседних домах, которые заняли «старые» чеченцы, было хуже чем у нас.
В тот вечер они спросили, что нам нужно. Мы сказали, что в первую очередь вода, запасы уже заканчивались. Тогда чеченцы предложили нам забрать воду из соседнего магазина: «Русские его разбили, но мы забираем оттуда товар, чтоб он не пропадал у мародеров». Это был соседский магазин, мы собственника знали и решили, что потом оплатим ему убытки. Ситуация с водой была сложная, а у нас в подвале пятимесячный ребенок был, девочки 6−11 лет. Мы взяли шесть баклажек 20-литровых.
Чеченцы сказали, что будут [в доме] до утра [27 февраля]. Забрали наши телефоны, сказали, что кто-то с их помощью корректирует беспилотник, так мы остались без связи. Кто-то успел спрятать, но их уже не использовали, это было опасно. Свою технику они выставили у наших подъездов — БТР приехал прямо под наш козырек. Целую ночь они стреляли в сторону Киева из минометов из-под домов. Иногда прилетало [в ответ], но каких-то больших разрушений не было.
На второй день [27 февраля] они собирались выезжать из Гостомеля. Нам говорили: «Сейчас ваши зайдут, мы отъезжаем. Связались со своими — нам сказали, что мы возвращаемся в Чечню». Они где-то час собирались, а потом вдруг объявили, что остаются еще на сутки.
Позже они уехали на Киев, где-то на том направлении попали под обстрел и вернулись обратно. Говорили, даже своих раненых и убитых не могли забрать. Тогда они закрепились в нашем военном городке и просидели в Гостомеле до середины марта.
Судя по тому, что они привозили украинские товары, чеченцы занимались в основном тем, что ездили в занятые села и там грабили магазины. А еще один раз пришли к нам записывать видео в «благодарность» Рамзану Кадырову. Сказали, что понимают, что это неправильно, но надо записать. Зашел какой-то офицер, нарезал видео. Нарезка очень жесткая была. Восьмилетняя девочка Мария требовала от них отдать нам телефоны — это, конечно, вырезали. В итоге показали, как мы, довольные и счастливые, благодарим, что нам привезли колбасу. Из еды у нас была колбаса и рыба, они грабанули какой-то склад и привезли нам продукты. Потом навезли курей из деревни. Бройлеры ходили по двору. Одной курице на ногу они привязали георгиевскую ленточку, называли ее Ополченка и громко смеялись.
«Подниметесь выше второго этажа — я тебе прострелю ногу»
Происходили обстрелы. Со временем сгорели наши дома. В некоторые из домов попали россияне с аэродрома. В другие — из «Града» прилетело, наши [ВСУ] отстреливались после того, как русские из домов стреляли. Гражданские прятались в подвалах трех домов: в нашем и двух по соседству. В дом напротив тоже попало очень сильно, два подъезда обвалились [но он был пустой].
Чеченцы были у нас до 13-го числа примерно. Накануне отъезда они, радостные, забежали к нам в подвал, начали обниматься, кричать, чтобы мы не держали на них зла, ведь они нас «так поддерживали». Мы потом поднимались в свои квартиры, а там повсюду мусор, кальяны. Они раскидали вещи по квартирам, забрали ценности. Один чеченец принес мне стопку денег, а там видно, что коллекционные — старые советские рубли. Спрашивает: «Что это такое? Я могу это куда-то деть?» Я ему показал, что там «СССР» написано, он решил выбросить — «никому же уже не нужно».
После того как чеченцы отъехали из Гостомеля, к нам почти сразу заехал русский спецназ. Если чеченцы нам разрешили подняться в дома, забрать продукты и вещи, то офицер спецназа сразу же закричал: «Куда пошли? Если подниметесь выше второго этажа — я тебе прострелю ногу, тебе — грудь, а тебе — голову». Обыскали нас и отправили назад в подвал, сказали сидеть.
Они побыли часов до двух 17 марта. Потом их сменил десант из Омска. Эти были сильно деморализованы обстрелами: обсуждали между собой, как можно поскорее разорвать этот контракт, проклинали Путина и всех, кто прислал их на эту войну.
Перед этим мы подавали чеченцам все списки с именами сидевших в подвале, чтобы, возможно, нас отпустили. Потому что «зеленые коридоры» готовились и чеченцы обещали передать списки нашим, чтобы вывести людей. Потом мы те списки нашли в мусорнике, их никто никуда не передавал. Десантники те списки тоже взяли. Сказали, готовьтесь. Мы думали, что нас будут эвакуировать или в сторону Киева, или в сторону Коростеня. Но пришел один из них и говорит: «Нет, мы вас отвезем в Беларусь. Если не хотите, можете оставаться, но мы тут будем в соседних домах, и на нас будут сбрасываться бомбы. Нам тут нужен плацдарм для наступления на Киев, а вы нам мешаете. Поэтому если хотите все тут погибнуть — ваш выбор». Многие боялись, что если не Беларусь, нас могут отправить в Россию, в Ростов. Ходили такие слухи.
Семнадцатого марта нас в шесть утра подняли и срочно погрузили в автобусы. В первую очередь ехали семьи с детьми. И через Бородянку, Иванкив, Чернобыль нас вывезли в Беларусь.
Потом нас провели на импровизированный таможенный и пограничный контроль. У кого были загранпаспорта, поставили визу. У кого не было — просто документы зарегистрировали, никаких удостоверений, что мы въехали в Беларусь, не дали. И отправили нас жить в санаторий «Ченки» возле Гомеля. [С первого дня] в Беларуси я заметил, что люди боятся говорить открыто и почти не улыбаются. Это очень большой контраст с Украиной.
На второй день нас навестил представитель санатория, говорит: «Моя фамилия Венгер, я сам из Чернигова. Знаю, до чего ваша воровская власть довела народ. Но вы знайте, что Лукашенко и Путин не остановятся, пока не добьют до конца эту вашу свору воровскую». Нам предлагали дать интервью белорусскому ТВ. Среди пенсионеров начали распространять слухи, что тех, кого вывезли в Беларусь, объявили в Украине предателями, многие поверили, что дома их ждет тюрьма, и решили остаться в Беларуси.
Другие пытались выбраться в Европу. Нас не держали, но всячески старались дезориентировать в этом вопросе. «Вы можете ехать, но вас там не пропустят на границе». Люди из Красного Креста Беларуси утверждали, что мужчин-украинцев из Беларуси в Польшу якобы не пропускают. К нам приходил и какой-то представитель якобы из ООН, твердил, что Польша переполнена, там гуманитарная катастрофа, и советовал оставаться в Беларуси.
Я сохранил ноутбук — с самого начала спрятал в вещах и нам удалось вывезти его. В Беларуси мы наконец вышли в интернет, связались с родными. Через коллегу жены нас познакомили с местными волонтерами. Нам сильно помогли, купили телефон. Подсказали нам и нашим соседям, как пересечь границу. Удалось перевезти девушку из Нацгвардии, которая была в нашем подвале все это время.
Сейчас мы пока в Эстонии и ждем завершения, чтоб вернуться в Украину в ближайшее время, завершения этого всего. Не скоро, но мы верим в то, что в России что-то поменяется. Потому что пока в России так, как есть, — мира у нас не будет.
