Иран сотрясают масштабные протесты. В десятках городов люди вышли на улицы, требуя свободы. Террор силовиков привел к жертвам, но не сбил рекордную волну недовольства, которая впервые за 43 года угрожает сместить режим исламских клириков, пишет Русская служба Би-би-си.
Недовольство в иранском обществе нарастало давно. Катализатором невиданной волны народного возмущения стала гибель 22-летней девушки, задержанной полицией нравов за вольно надетый хиджаб. Спонтанные протесты быстро превратились в общенациональный акт неповиновения режиму, правящему после исламской революции 1979 года.
Протесты уникальны и беспрецедентны, соглашаются эксперты — и своей продолжительностью, и составом участников. Речь больше не идет об отдельных слоях общества или точечных требованиях. Теперь все против власти.
Возглавили протесты женщины, их почти сразу поддержали мужчины. На улицы разных городов выходят люди разного достатка и возраста, студентки, школьницы и даже нефтяники.
Погибшая Махса Амини была курдкой, но лозунги «Женщина, жизнь, свобода» скандируют все представители иранского многоэтнического общества.
Даже если протесты не похоронят режим аятоллы, они уже стали для него самым серьезным испытанием за всю 43-летнюю историю современного Ирана, говорят эксперты.
При чем тут хиджаб?
Хиджаб, и особенно принудительное его ношение, стал своего рода символом авторитарного режима аятоллы.
Женщины и девушки по всему Ирану сжигают на камеры хиджабы и стригут волосы. Вслед за ними в знак солидарности то же самое делают женщины по всему миру, от Сирии до Франции (и даже те, кто носит хиджаб добровольно).
Попрание прав иранцев началось с женщин; первый указ аятоллы Хомейни в 1979 году был направлен именно против прав женщин, напоминает франко-иранская социолог и преподавательница французского университета Science Po Маназ Ширали.
«Репрессии в первую очередь касались женщин, а значит и освобождение Ирана должно начаться с женщин», — убеждена она.
«Женщин заставили надеть хиджаб, и это воспринимается как главный символ ущемления их прав. Поэтому логично, что первое, против чего они восстают — это именно принудительный хиджаб», — соглашается Маржан Кипур Гринблатт, основательница иранской неправительственной организации Альянс за права всех меньшинств (Alliance for Rights of All Minorities) и эксперт Института Ближнего Востока в Вашингтоне.
Согласно опросу 2020 года, только 15% процентов иранцев поддерживают обязательный хиджаб. Порядка 80% — против. «Даже если женщины религиозны, они против того, чтобы их заставляли», — говорит Маржан Кипур Гринблатт.
За последний год, после того как президентом стал Эбрахим Раиси, лично одобренный аятоллой Али Хаменеи, полиция нравов усилила рвение, а чтобы лучше отлавливать женщин в неправильно одетых хиджабах, в Китае была заказана система распознавания лиц.
Происхождение протеста
Женщины стоят у истоков протестного движения в Иране. 8 марта 1979 года на улицы Тегерана вышли 100 тысяч иранок защищать свои права, после объявленного накануне новыми властями Ирана указа об обязательном ношении хиджаба в общественных местах.
Их голос не был услышан, но с тех пор борьба не прекращалась.
Иранские женщины объясняют разницу между протестами 43 года назад и сейчас так.
«Современная молодежь не похожа на своих родителей или на другие поколения. Главное отличие — солидарность между мужчинами и женщинами. 43 года назад иранские женщины были одни. А сейчас мужчины бок о бок с женщинами скандируют „Женщина, жизнь, свобода“. Новое поколение не усвоило патриархальные ценности прежних поколений», — говорит Маназ Ширали.
Несмотря на попытки перекрыть интернет в Иране, в сеть попадают все новые видео, на которых женщины сжигают хиджабы и стригут волосы.
«Люди моего возраста многие годы терпели ущемление прав, давление, запугивание и унижения, а моя дочь пошла протестовать», — сказала Би-би-си мама 15-летней Ники Шакарами.
Ника — одна из многих жертв новой волны протестов и последовавших за ней репрессий.
Она тоже сожгла свой хиджаб в знак протеста. С демонстрации она успела позвонить тете — сообщила, что ее преследует полиция. А потом исчезла. Через 10 дней семья нашла тело Ники в морге. В полиции заявили, что она упала с крыши дома, а родственников, как рассказала в интервью Персидской службе Би-би-си мама Ники, заставили по телевизору согласиться с официальной причиной смерти.
За месяц протестов убито, по данным правозащитников, не менее 200 человек, преимущественно в курдских районах. Точное число убитых, пострадавших и задержанных неизвестно.
Но протесты, несмотря на их жестокое подавление, не ослабевают.
Власти обвиняют в организации беспорядков своих давних врагов — американцев и израильтян.
Отступать никто не хочет.
«Людей не пугает ни тюрьма, ни пытки. По мере того, как режим усиливает давление и репрессии, нарастает и гнев», — описывает настроения на улицах 52-летняя участница протестов Зилан в разговоре с Би-би-си.
«Режим не идет навстречу протестующим. Потому что понимает: если согласиться на одно требование, появятся все новые и новые, а он допустить этого не может, — говорит Алекс Ватанка, эксперт Института Ближнего Востока. — В их руках один инструмент — репрессии. В лучшем случае это позволит режиму выиграть немного времени».
«Но все эти требования иранского общества уже никуда не денутся».
Новое поколение протестующих
У протеста на улицах Ирана нет ни этнической, ни классовой окраски, но есть возрастная. Заметную, если не основную часть составляет молодежь — от 15 до 22 лет.
Они родились во время правления аятоллы Хаменеи и не знают, что происходило в дни исламской революции. Зато они знают, что происходит в современном мире благодаря соцсетям, несмотря на постоянные попытки властей ограничить интернет.
«У них есть соцсети, а в соцсетях все равны. Они слушают ту же музыку, они смотрят те же фильмы, что и европейская молодежь, они говорят по-английски. Взрыв произошел оттуда, из соцсетей», — убеждена франко-иранская писательница Сорур Касмай.
Профессор Тегеранского университета Садех Зибакалам подтверждает: «Мы их называем „Dahe Hashtadi“ — родившиеся в 80-х (в иранском календаре 1997−2010 годы соответствуют 1375−1389 годам). Мы всегда были убеждены, что общенациональный протест возглавят интеллигенция, писатели или трудяги из незащищенных слоев населения. А ими оказались школьницы», — удивляется профессор в интервью Би-би-си.
У них нет лидера, но есть самоорганизованность, они переписываются в соцсетях и там же договариваются о новых акциях. В этом их сила, но и слабость, констатируют эксперты. Они, возможно, не знают чего хотят, но они точно знают, чего не хотят — продолжать жить в обществе, где их права ущемляют.
Они же придумали новые лозунги — вместо смерти они восхваляют жизнь.
Лозунг «Женщина, жизнь, свобода» — по-ирански «Зан, Зендеги, Азади» — появился во времена курдского восстания Абдуллы Оджалана, но иранские протестующие сделали его своим.
«Большинство лозунгов в Иране было всегда вокруг смерти — „смерть шаху“, „смерть Америке“, „смерть Хаменеи“, „смерть диктатору“, — размышляет Мохаммед Али Кадивар из Бостонского колледжа, — теперь же во главу угла протестующие ставят жизнь. Я впервые слышу такой лозунг в Иране, и не случайно, наверное еще и потому, что женщины — главный мотор этой волны недовольства».
Они не боятся
«Мы все вместе сидели в автозаке. Со мной были девушки, но гораздо младше меня. Они кричали и посмеивались над полицейскими. Это поколение отличается от моего. Они ничего не боятся», — рассказывает Би-би-си 51-летняя Марьям.
«Я сняла хиджаб и прошла прямо перед полицейским. И другие женщины делали то же самое. Полицейские ничего не могли сделать. Значит, победа будет за нами», — рассказывает другая протестующая, 24-летняя Ниль.
«Нынешнее поколение — храброе и бесстрашное. Они знают, что их могут арестовать, пытать, посадить и даже убить. Но они не уходят», — говорит 52-летняя Зилан из города Бокан.
«Я всегда была против обязательного хиджаба, но моему поколению не хватало смелости», — говорит Би-би-си мама 15-летней Ники Шакарами.
Новые участники протестов ничего не боятся, их юный возраст и бесстрашие постоянно отмечают как протестующие постарше, так и эксперты.
«Люди выходят на улицы, потому что им нечего терять. Они надеются, что на улицах они смогут объединиться. И, может быть, вместе это им поможет если не свергнуть режим, то хотя бы заставить его пойти на уступки и дать больше свободы и больше прав», — считает Маржан Кипур Гринблатт.
То, что в этих протестах участвуют представители всех этнических меньшинств, подтверждают сами протестующие.
«На протестах чувствуешь новую связь с людьми, которых даже не знаешь. Рождается новое единение. И вот этот союз с людьми других этнических меньшинств. Число протестующих растет, к демонстрациям присоединяется больше городов и сел», — говорит 52-летняя Зилан.
Что дальше
Спонтанный гнев по поводу смерти девушки после задержания полицией нравов обернулся требованиями покончить с десятилетиями авторитаризма. Сметет ли волна народного возмущения иранскую верхушку, говорить пока рано, но настроения в иранском обществе уже называют предреволюционными.
«Хотя режим может силой подавить протесты, он не способен подавить решимость иранского народа бороться за свою нацию. Один из лозунгов звучит так: «Мы будем сражаться, мы умрем, но мы вернем себе наш Иран», — пишет иранская аналитик Касра Аараби из основанного экс-премьером Британии Тони Блэром Института глобальных изменений.
Как Махса Амини стала символом восстаний против режима в Иране
Другие высказываются более осторожно.
«Своей спонтанностью, стремительностью и смелостью протесты поставили режим на грань потери контроля», — цитирует Guardian специалистку по Ирану Санам Вакил из Chatham House.
Но у властей есть целый арсенал подавления протестов, которым они пользовались в прошлом, и они будут действовать по тому же сценарию, убеждена эксперт.
Сценарий известен — жестко подавить протесты, не гнушаясь грубой силой, и быть готовыми стрелять на поражение, параллельно отрубая интернет и запрещая какую-либо коммуникацию с внешним миром.
«Они повалили меня на землю, полицейский наступил мне на спину. Они ударили меня в живот, связали руки, схватили и толкнули в автозак», — рассказывает Би-би-си протестующая Марьям.
«Полиция начала стрелять еще до того, как мы начали петь наши песни и выкрикивать лозунги», — рассказывает другая протестующая в разговоре с Би-би-си.
«Полицейские действовали жестко. Они нападали даже на стариков. Они нападали на женщин. Они особенно женщин били по голове. С женщинами они поступают особенно жестоко», — говорит другая протестующая Нил.
Полицейские действуют безжалостно, им уже помогают члены полувоенного ополчения Басидж, но пока нет признаков того, что в подавлении участвует Корпус стражей исламской революции — главная элитная военная структура.
В четверг стало известно, что глава судебной власти Ирана указал выносить суровые приговоры «главным зачинщикам» протестов.
По словам Санам Вакил, иранские власти, по крайней мере пока, сдерживает их нежелание слыть убийцами женщин и детей. Вездесущие мобильные телефоны и соцсети, возможно, ограничивают их пыл.
«Репрессии, боязнь компромиссов говорят о том, что власть не уверена в себе. Режим в панике. Аятолла мог бы пойти по другому пути, но он верит в то, что репрессии — лучший инструмент», — говорит эксперт Института Ближнего Востока Алекс Ватанка.
«Иранские власти оказались в тупике, они потеряли связь с населением. То, что происходит сейчас, действует как электрошок, население за последние годы становилось все более светским, огромная пропасть разделяет людей и тех, кто ими правит, они не понимают, что происходит», — считает Давид Ригуле-Роз из Французского института стратегического анализа.
Есть ли преемник у Хаменеи
Верховному лидеру Ирана, аятолле Али Хаменеи 83 года, и опасения по поводу его здоровья и вопрос с преемником как никогда стоят остро.
В сменщики аятоллы в прошлом году прочили президента Раиси. Еще один кандидат — его сын Моджтаба.
Раиси пришел к власти при самой низкой в истории Исламской республики явке. Он непопулярен среди населения. Ни у первого, ни второго нет харизмы, и многие сомневаются в династическом варианте передачи власти.
Экономика Ирана в плачевном состоянии из-за санкций и коррупции, а перспектива возрождения ядерной сделки с США и пятью мировыми державами ради снятия санкций пока туманна.
Третий, компромиссный вариант — при котором Хаменеи заменит правящий совет из нескольких человек.
Так или иначе, надеждам высшего иранского руководства провести процесс передачи власти за закрытыми дверями, возможно, не суждено сбыться.
«Если Хаменеи умрет в момент, когда Иран сотрясают масштабные протесты, вызов всей клерикальной системе может стать экзистенциальным», — пишет Санам Вакил из Chatham House.
Сирийский вариант? Или египетский?
Иранский режим хорошо усвоил уроки Арабской весны в соседних странах и знает, как подавлять протесты в их зародыше, пишет ливанская журналистка Ким Гаттас.
С одной стороны, есть Сирия, где Башар Асад не уступил ни пяди растущему движению недовольных, утопил протесты в крови, привел страну к гражданской войне и спустя 10 лет все еще у власти, пусть многие и считают его победу пирровой.
С другой стороны, есть Египет, где военные решили, что ради спасения элит стоит принести в жертву президента Хосни Мубарака и передать власть армии. После короткой демократической паузы, в результате которой был избран Мохаммед Мурси из «Братьев-мусульман», военные вновь вмешались, и после переворота президентом стал главнокомандующий Абдель Фаттах ас-Сиси.
«Боюсь, что развязка в Иране может быть похожа на сирийский вариант. Но Корпус стражей исламской революции, скорее всего, может попытаться отыграть египетский сценарий ради того, чтобы сохранить элиты — спустить на тормозах религию и жестко подавлять протесты».
«Как бы ни разворачивались следующие несколько недель и месяцев в Иране, последствия будут распространяться за пределы его границ», — делает вывод Ким Гаттас.