В 2008 году военнослужащие 15-й миротворческой бригады воевали в Грузии. В 2014-м — аннексировали Крым. В конце февраля 2022-го — вошли на территорию Украины. Истории двух российских военных, воевавших в Украине в составе этой бригады, рассказывает «Медуза».
«Миротворцы» быстро добрались до Киевской области и вместе с другими российскими военными оккупировали местные села и города. О событиях под Киевом, где были зафиксированы многочисленные преступления российских военных, знает весь мир: тут насиловали, пытали и убивали мирных жителей. Судя по многочисленным свидетельствам, участвовали в этом и «миротворцы» из 15-й бригады.
«Медузе» удалось поговорить с двумя жительницами Самарской области (где базируется 15-я бригада), их мужья ушли на войну в составе «миротворцев». Обе они считают, что их близкие в военных преступлениях не участвовали.
«Я не удивлюсь, если подтвердится, что действительно русские солдаты убивали [мирных] украинцев. Люди разные, как и в Великую Отечественную войну было. Среди наших были всякие», — рассуждает в разговоре с «Медузой» Галина, жена Петра, контрактника из 15-й бригады. Она поспешно добавляет, что ее муж «не мог убивать мирных жителей»: «За своего я уверена».
Согласна с ней и Анна — жена Александра, одного из офицеров бригады. «Мой муж находился в другом месте [когда совершались преступления под Киевом]. Он не мог отдать такой приказ! — убежденно говорит она. — К моему большому облегчению, за все время службы ему не пришлось применить оружие. Это тяжело и страшно! Знать бы заранее, что произойдут такие события, — мы бы отказались. Уж лучше ссылка (имеется в виду тюрьма, — прим. „Медузы“)».
В конце марта, после переговоров между Украиной и РФ в Стамбуле, российская армия отступила из-под Киева. Одна из отступающих колонн — именно в ней находились Петр и Александр — попала в засаду. Петр погиб. Александр был тяжело ранен, он до сих пор находится в плену.
«Гусарский» полк
28 февраля 2022-го военные 15-й бригады вошли в село Перемога Броварского района Киевской области. Оно стоит на левом берегу Днепра примерно в 30 километрах от украинской столицы. Подойти ближе к Киеву (и соединиться с частями, которые наступали по другому берегу Днепра — через Бучу) «миротворцам» не удалось.
Как позже выяснили украинские журналисты, в тот же день они оборудовали помещение для пыток и расстрелов в подвале местного почтового отделения — и убили там пять мирных жителей. Эта пыточная функционировала вплоть до ухода россиян из Перемоги.
В конце марта военные 15-й бригады покинули Перемогу и отступили в сторону границы через село Новая Басань (Черниговская область). Незадолго до этого, в начале марта, российские военные из других подразделений застрелили в этом селе 14-летнего подростка — когда тот играл с мячом на спортивной площадке. Главу села Николая Дьяченко (а вместе с ним еще 20 мужчин) держали в плену 26 дней. Некоторых местных жителей пытали.
Отступая через Новую Басань, самарская бригада попала под огонь украинской армии. Бой снимали на камеру с дрона: в сети есть записи, на которых видно, как украинский танк обстреливает российскую колонну. Позже Генштаб ВСУ заявил, что из 1800 служащих российской 15-й бригады, которые воевали в Украине, 800 человек погибли, еще 400 были ранены.
9 мая 2022 года Владимир Путин присвоил 15-й бригаде звание гвардейской — «за массовый героизм и отвагу». Это не первое почетное звание, которое получили самарские «миротворцы»: в 2019-м бригада стала «Александрийской» — в честь знаменитого гусарского полка времен царской России (офицерским знаком которой был белый череп на черном фоне).
«Я понимала, что это не просто командировка»
Погибшему при отступлении из-под Киева Петру был 31 год. Он был опытным военным. В разговоре с «Медузой» вдова Петра Галина долго перечисляет его боевой опыт: командировки в Сирию, статус «ветерана боевых действий», семь медалей разного достоинства.
Петр несколько раз звонил из Украины — но, по словам Галины, не рассказывал, чем конкретно занимаются «миротворцы».
«У нас было такое, что лучше ничего не спрашивать: нас слушают [прослушивают]. Я всегда переживала, вдруг он голодный. Он говорил: „Не переживай, покушать нашли“. А как и что они делают в селах и что происходит — нет», — говорит она. Из расследований украинских журналистов известно, что военные 15-й бригады заставляли местных жителей готовить им еду — и всячески заботиться об их быте.
В последний раз Петр позвонил 29 марта. На следующий день он погиб. Именно в этот день, 30 марта 2022-го, Петр и Галина планировали расписаться. Ровно тремя годами ранее они начали встречаться — а мужем и женой начали считать друг друга еще до официальной регистрации.
О смерти Петра девушка узнала на следующий день:
— У нас [в бригаде] был организован пункт, куда можно звонить каждое утро. Называешь фамилию [военного], и тебе говорят о [его] состоянии.
30 марта мне там сообщили: «Все хорошо». Потом позвонила жена сослуживца моего мужа. Ее муж был ранен в начале марта и находился в госпитале. Она сказала: «Успела информация прийти, что у тебя трехсотый». То есть раненый.
Я позвонила в пункт. Ответ был, что все нормально: «Таких данных нет». А 1 апреля сразу сказали звонить замполиту [который сообщил, что Петр погиб].
Галина признается, что оказалась не готова к этому — хотя ее муж участвовал в полномасштабной войне. «Я понимала, что это не просто командировка, как у него была в Карабах, где [для российских военных] все мирно и спокойно. Понимала, что идут боевые действия. Когда Петр уезжал, он говорил, что [отправляется] на учения. [Тем не менее] он не первый день служит — и предполагал, что могут быть боевые действия. Но что до такой степени будет, не знал… Такого с чеченской войны не было — чтобы такая война. К такому и я совсем не готовилась. Обстановка и ощущения были другие — что все попроще. Оказалось по-другому».
«Верните мне его любого»
Другой служащий 15-й бригады — офицер Александр, муж Анны — через три года должен был выйти на пенсию. После этого он планировал купить маленький дом в деревне и «жить спокойно-спокойно».
Анна и Александр познакомились в Самаре в 2008-м на празднике в местном клубе. «День был слякотный, а у него была идеальная обувь, даже блестела как зеркало. Меня это зацепило», — вспоминает женщина.
Правда, когда Анна узнала, что Александр — военный, ей это не понравилось: «Но он говорил, что нужно смириться. Вот я и смирилась».
Следующие восемь лет жизнь в семье военного была вполне мирной. По будням Анна и Александр просыпались ровно в 4:45 утра, вместе завтракали и разъезжались по своим делам (Анна работала флористом). Иногда Анна подвозила мужа в военную часть.
Однако в 2016 году у нее обнаружили онкологическое заболевание. Из-за болезни сил на работу стало не хватать. Но Анна продолжала вставать в пять утра, чтобы побыть с мужем, пока тот не ушел. Если же она плохо себя чувствовала и не могла подняться с кровати, Александр завтракал и пил кофе один, а затем заходил в комнату к Анне и целовал ее на прощание.
«Мы очень спокойно жили, очень любили друг друга. Для меня важно, чтобы вещи, посуда находились в квартире в определенном порядке. Поначалу Александр спрашивал:
— Ань, куда это положить? А куда это?
— А зачем ты спрашиваешь? Квартира же общая.
— Для меня это не важно, а для тебя, я вижу, очень важно. Я запомню один раз и буду ставить тарелки и кружки, как тебе надо», — описывает Анна их жизнь.
Зимой 2022-го Александру сообщили, что вскоре он отправится на учения к границе с Украиной. Перед отъездом он предупредил жену: «Возможно, если у них [между самопровозглашенными республиками Донбасса и Украиной] будет конфликт как в Карабахе, мы будем стоять на границе — вроде как присутствие. А они между собой будут договариваться».
С конца февраля связь с Александром пропала. А в начале апреля Анне сообщили, что Александр погиб — но тело, чтобы его похоронить, доставить не смогут. «Они все сгорели», — вспоминает она слова командира.
В тот же день Анне позвонил неизвестный, который представился бойцом ВСУ. Он сообщил, что нашел номер телефона в вещевом мешке Александра, — и рассказал, что муж Анны не погиб, но тяжело ранен и находится в украинской больнице. По его словам, российский офицер получил «сквозное ранение в голову» и не может ни говорить, ни видеть.
— Таким, какой был ваш муж, вы его уже не увидите. Вы можете приехать, забрать его и показать всем в назидание. Но он вас не увидит и не вспомнит, — предложил он.
— Я согласна. Верните мне его любого, — ответила Анна.
Анна вспоминает, что через несколько дней «боец ВСУ» сообщил, что покидает Новую Басань, — и связь с ним прервалась. Тогда она смогла найти «неравнодушных людей на украинской стороне», точнее, священника из местного храма. Он по просьбе Анны отправился в больницу и показал ей по видеосвязи раненых российских солдат. Один из них оказался Александром: «Конечно, я его узнала! Я его любым узнаю! Хотя он был в трубках весь, а говорить или видеть не мог».
Священник рассказал, что одна из медсестер больницы «ночевала и дневала» с Александром во время лечения. «Вы́ходила она его, спасла и вытащила, дай бог ей здоровья. Но имена тех людей не могу назвать, потому что переживаю за них», — вспоминает Анна.
1 июня священник сообщил Анне, что бойцы ВСУ забрали ее мужа из больницы. Но куда именно — неизвестно. «Если его не убили, то уже не бьют, — постарался он ее успокоить. — Главное, чтобы он попал в списки на обмен».
Однако этого не случилось. Более того, Минобороны РФ официально считает его пропавшим без вести (несмотря на то, что изначально в части сообщали о гибели военного). Зато общением Анны с украинской стороной заинтересовалась ФСБ. По словам Анны, сотрудники спецслужбы позвонили ей.
— Вы общаетесь с той стороной. Вы не получите выплаты [причитающиеся семьям раненых и погибших], — пересказывает слова эфэсбэшника Анна.
— Какие выплаты? Вы о чем говорите, если у меня муж там и я не знаю, что с ним будет дальше, — ответила она.
Анна вспоминает, что после этого ей пригрозили семью годами колонии «за общение с той стороной». Она до сих пор не знает, где находится ее муж и в каком он состоянии.
Чем это грозит?
Юрист «Солдатских матерей Санкт-Петербурга» Антон Щербак объясняет, что, если близкие получают информацию о военном от бойцов ВСУ и передают ее в часть, им ничего не должно грозить «при нормальном раскладе».
Арсений Левинсон, юрист правозащитной инициативы «Гражданин и армия», это подтверждает: если жена пленного солдата не передает бойцам ВСУ какие-либо сведения, а только получает их, это сложно назвать сотрудничеством.
«Но в рамках процветающей шпиономании» нельзя исключать риск привлечения по статье за госизмену (до 20 лет наказания) или по новой статье за сотрудничество с иностранным государством (от трех до восьми лет заключения), отмечает Левинсон.
«Россия — страна возможностей», — предупреждает и Щербак.
Юристы, однако, едины во мнении, что лишить родственников, чьи военнослужащие погибли или были ранены в Украине, положенных выплат за какие-либо действия не могут. «Нет в законе таких оснований, это просто запугивание и унизительный способ давления», — считает Арсений Левинсон.
«Он должен понести наказание»
Официально и Петр, и Александр считаются пропавшими без вести — несмотря на то, что их близкие знают, что с ними случилось. С весны 2022-го Галина и Анна регулярно пишут обращения в Минобороны РФ и военную прокуратуру, чтобы ведомства включили их мужей в списки людей, судьба которых установлена. Однако получают один и тот же ответ: «Проводится комплекс мероприятий по поиску и возврату военнослужащих домой».
Галина рассказывает «Медузе»: невзирая на это, она все же надеялась, что тело ее мужа вывезли в Россию. Галина даже ездила в военный морг в Ростове-на-Дону, но Петра там не нашла. По сведениям вдовы, в итоге он был похоронен в Новой Басани, где «миротворческая» бригада попала под огонь во время отступления (кто именно и когда похоронил ее мужа, Галине неизвестно). В частных беседах российские военные объясняли ей: чтобы доставить тело с территории Украины, нужно дождаться окончания «спецоперации».
Галина пыталась обсудить ситуацию с командиром бригады, подполковником Андреем Марушкиным («Медуза» также звонила в воинскую часть Марушкина, но нам не ответили). В разговоре с ней, вспоминает Галина, Марушкин отказался комментировать ход боевых действий, поскольку она «не военный человек»:
— Единственное, что он сказал: «Кто в этом виноват, после всего по заслугам получит». Но, по логике, он первый и должен получить. Мы [родственники погибших российских солдат] тоже не хотим все просто так оставлять. Сейчас своих домой вернем, потом начнем с ними [российскими командирами] со всеми бороться. Он должен понести наказание.
Оставшиеся в строю военнослужащие 15-й бригады (сколько их, достоверно неизвестно) сейчас находятся в аннексированной ЛНР. При этом, по информации «Медузы», состав подразделения резко сократился не только из-за погибших и раненых: после мартовского отступления через Новую Басань, когда бригада попала под огонь, многие военные просто уволились. «Немногие из бригады мужа дальше пошли в Украину. Кто-то не захотел больше с таким отношением идти туда. Смысл во всем этом?» — подтверждает Галина.
Анна тоже уже ничего не ждет от российского командования. Она говорит, что хочет сама поехать в Украину, чтобы попытаться найти пленного мужа: «На все воля Господа. Если Александр выжил после такого ранения, а у меня онкология и я не умерла, хотя мне сказали, что в апреле умру, то для чего-то мы остались в живых. Поэтому не страшно ехать. Я поеду с Божьим словом». Впрочем, реальных действий по организации этой поездки Анна пока не предпринимала.
Еще в начале марта 2022 года министерство обороны Украины запустило горячую линию для российских матерей, которые разыскивают своих родных. Однако сейчас она не работает.
«Было предложено матерям приезжать в Украину и забирать своих сыновей. Но никто не захотел приехать, — говорит „Медузе“ советник украинского министра внутренних дел Антон Геращенко, который курировал запуск этой линии. — Матери запуганы, им сказано сидеть и ждать. Если бы кто-то решил приехать, мы бы все это организовали. Но все пошло через обмен [пленными]».
Российские правозащитники, опрошенные «Медузой», указывают, что во время первой чеченской войны все было иначе. Тогда многие матери пропавших без вести солдат сами ехали в Чечню и проводили на Кавказе по несколько лет. Разыскивать сыновей им приходилось в условиях полномасштабной войны, в том числе под обстрелами. Найти сыновей — живыми или мертвыми — удавалось далеко не всем. Некоторые матери до сих пор ждут своих детей.
«Во время чеченских войн процесс [пропавших на войне людей] не был организован, он был стихиен. Просто у людей не было страха. У них был страх потерять человеческую жизнь, и все. Сейчас матерям и женам никто не мешает лишиться этого чувства страха, сделать этот шаг, чего они не делают. Они спрашивают разрешения, — комментирует в разговоре с „Медузой“ Элла Полякова, председательница и одна из основательниц организации „Солдатские матери Санкт-Петербурга“. — Им ни у кого не надо спрашивать разрешения. Если им дорог сын, муж — значит, надо ехать».
Она связывает неготовность матерей и жен ехать в Украину, чтобы искать своих близких, с возникновением в России «нового общества», у которого «иные ценности, чем в 1990-е годы» и «заглушенное материнское чувство».
«Медуза» отправила запросы в Минобороны РФ и Минобороны Украины, но на момент публикации не получила ответа.