С момента объявления частичной мобилизации в России прошло больше месяца. И если на фронте, как можно судить из новостных сводок, это не привело к серьезным изменениям в пользу РФ, то жизнь российского обывателя дата 21 сентября, кажется, навсегда разделила на «до» и «после». Война вместе с обращением Путина пришла в каждый дом. Тревогой и страхом, билетом на самолет, на поезд — в один конец. К кому-то — с утренним стуком военкома в дверь, а кого-то в прямом смысле подкараулила у метро. Но это — в мегаполисах. А во многих маленьких городках и поселках на просторах бескрайней России война началась с собрания в сельсовете, с приветливой улыбки сельской учительницы, протянувшей билет на фронт своим вчерашним выпускникам.
По таким поселкам и поехал корреспондент «Продолжения следует».
Фарш назад не провернуть
Поселок Колташово спрятался посреди леса в 20 километрах от Кургана. Наверное, он похож на тихий американский пригород, со скидкой на российские, разумеется, реалии: добротные деревянные и кирпичные дома, небольшая речушка, лес, отремонтированные дороги, размеренная жизнь, за которую это местечко ценят директора курганских предприятий и бывшие силовики. Это довольно крупный поселок, здесь официально живут около двух тысяч человек — а в реальности, как говорят местные, даже и больше, но далеко не все из них имеют прописку, так что кто знает, сколько тут на самом деле жителей.
Зато о количестве мобилизованных знают все.
В первую же неделю после объявления мобилизации из поселка вывезли более 50 мужчин, которых повестки застали дома. А были и те, кого повестки настигли за пределами поселка. Дотационная Курганская область считается одной из беднейших в России, по этой причине многие курганцы вынуждены работать за ее пределами, преимущественно «на серверах» — в соседней Тюменской области, Ханты-Мансийске и на Ямале. Именно туда, в вахтовые городки, и пришли первые повестки на жителей Колташова.
Николай, грузный мужчина, на вид примерно сорока лет, «письмо счастья» пока не получал. Рассказывает:
— У моей жены сестра в Нижневартовске живет. Когда объявили, говорит, прям на вахту приехали и почти всем неместным, и в том числе тем, кто с Кургана, прямо там, на работе раздали повестки. Кого в Свердловск повезли, кого куда. У нас сосед, Семеныч, он только в сентябре уехал. Мужику сорок лет, двое ребятишек, старшая только школу закончила, он всю семью кормил… И вот даже месяца не проработал — а его 24 числа призвали, увезли. Даже домой заехать, с семьей попрощаться не разрешили. А так с Колташово больше пятидесяти человек забрали…
Николая молчит, достает из кармана пачку с сигаретами, закуривает:
— Если мне придет — и я пойду. А чего делать? Скажут пойти — пойду.
— А как же семья? Дети есть?
-Да, есть, сын. Я вот больше боюсь, как бы его не призвали. Он у меня в Кургане живёт, но пока студент. На прошлой неделе приезжал, я ему сразу сказал: «Завязывай рас. здяйничать, учись! Возраст подходящий, пофигу что не служил, в миг загребут».
— Но Путин же говорил, что студентов трогать не будут.
— Ну, это нормальных студентов, которые в университет ходят не штаны просиживать. А наш… Да и на войне от него толку никакого не будет, даже окопы рыть. Он сюда-то когда приезжает, огород не может вскопать.
Ближе к пяти дым от печных труб начинает стелиться все ниже, превращаясь в туман, на поселок опускаются сумерки, отчего и без того малолюдные улочки совсем пустеют. Откуда-то снизу, из дымки, в сторону остановки идет парень, на вид около 25−26 лет. На нем белый осенний пуховичок и бейсболка, выделяющие его из общей поселковой массы тех, кто пренебрегает стилем в пользу практичности. В руке у парня — завернутая в черный пакет полторашка пива. Дойдя до остановки, парень делает небольшой глоток и закуривает.
Пользуясь моментом, я прошу у него огонька. Пагубная привычка сближает людей.
— Как зовут?
— Алексей.
— Куда едешь?
— На работу.
Алексей делает еще один глоток, закручивает крышку. Я продолжаю:
— Че-как с мобилизацией? Повестка была?
— Мне никаких повесток не приходило. Да даже если и придет, я не служил, по здоровью не годен, да плюс от работы бронь, от меня весь город зависит. Если уйду — все вырубится на… уй. Родного брата у меня мобилизовали. Им по… уй, что у него семья и двое грудничков. Пришла повестка, причем как пришла? Не ему лично в руки — он за неё не расписывался, — а маме передали. И он вместо того, чтобы лично повестку дождаться, сам в администрацию побежал. Я ему потом говорю: «Ты че творишь?! Какой из тебя вояка, твоему младшему только годик исполнился». Он потом: «Ну да, тупанул». А чего тупанул-то? Фарш назад не провернуть. Он ведь дом только-только начал достраивать. Только котел купил, должны были устанавливать, хотели успеть до холодов. Не успели. И жить в том доме нельзя, его жена с двумя детьми сейчас у нас. Я сейчас хочу хотя бы две комнаты… Ну хотя бы одну в божеский вид привести, чтобы жене брата хоть где-то было жить.
Вся эта мобилизация — полный бред. Вот кому из нас эта война нужна? Тебе Украина что-то сделала, нет? Вот и мне ничего, я брату это же объяснял. Он башкой кивал, а как повестку принесли — сразу же до администрации стартанул.
Если б к нам полезли — базару нет, я бы первым записался. Но сейчас-то на… уя? Что наши пацаны там забыли? На… уя моего брательника из семьи, от детей забрали? Чтобы что?
В прошлом году меня назначили начальником, а у нас контора город обеспечивает, чтоб не замерз. У нас бронь. Я сейчас наших пацанов вытягиваю, чтобы от мобилизации спасти, уже одного устроил, сейчас второго зову. Он тоже к службе не годен, но если просто шатается — могут и загрести. А так у него хотя бы бронь будет.
Где-то за поворотом послышалось тарахтение автобуса. Алексей улыбнулся.
— О, кайф, старенький приехал!
— Почему старенький?
— Ну потому что он реально старый, в нем тепло! До этого к нам поселок новый запускали, но там п… здец, пока до города доедешь — жопа к сидушке примерзает. А потом он вообще сломался. Поэтому на старом ездим.
Через минуту автобус подъехал, Алексей запрыгнул в свой любимый теплый ПАЗик и отправился в город.
«Пиз…противная нация»
Это стало для меня удивлением — но наиболее кровожадной позиции в Колташово придерживаются женщины.
Отойдя от остановки, я заметил силуэты двух дам, на вид 60−65 лет, сидящих на лавочке возле одного из домов. Когда я подошёл, эти дамы, лузгая семечки, о чем-то мило беседовали. Поднятая мною тема мобилизации неожиданно вызвала у них оживление. Чуть ли не в один голос они начали пересказывать мне увиденное в одном из вечерних телешоу. Уверенно они заявляли, что уже ведущихся боевых действий на фронте не достаточно, и властям надо задуматься о врагах внутри страны:
— Это ж хохлы — они фашисты, бендеровцы, это самая пиз… противная нация! Они сюда годами переселялись, как тараканы, расползлись по всей стране, всегда все между собой решали. Сейчас будут здесь исподтишка пакости творить. Всех хохлов, что в России есть, нужно арестовать и выслать обратно! Или пока наши мужики воюют — их на рудники, пускай работают! — с какой-то нечеловеческой уверенностью заявила мне одна из пенсионерок.
— У соседей сына забрали — так родителям весь поселок деньги собирал, — подключилась другая. — Тридцать или даже сорок тысяч собрали на форму, на ботинки. Только один рюкзак за семь тысяч купили, спальный мешок какой-то крутой взяли.
Переживаем мы, конечно, но все равно воевать надо. Россия никогда не проигрывает. Если нужно, последнее отдадим, но своим поможем. Поэтому нас Америка и боится, у них такого нет!
Спустя восемь месяцев с начала СВО в поселке даже появился свой герой, Анатолий Пиршин. (Я решил изменить имя этого колташовца из соображений гуманности, чтобы бравада одурманенных пропагандой бабушек на лавке не стала бы для него приговором в случае плена. — прим. автора) Женщины односельчанином очень гордятся:
— Вон у нас Толька Пиршин. Его ранили, он попал в больницу, у него осколок в ноге засел, хотели делать операцию — он отказался и назад уехал. Говорит, пока жив будет, пока ходить сможет — столько и будет воевать. Потом ему сказали, что за то ранение выплатят три миллиона (48 тысяч долларов).
Пусть сами воюют
С приходом сумерек в поселок тянутся десятки людей с пакетами закупленных в городе продуктов: из-за дальнего расстояния цены в колташовских магазинах на 20−30 процентов выше городских. Большая часть приехавших — женщины. Но они уже не так легко идут на разговор, как те две мои знакомые пенсионерки. Казалось бы, приветливые местные жительницы трудоспособного возраста, едва заслышав вопрос о частичной мобилизации, тут же меняются в лице, и начинают отвечать односложно. Ссылаясь на занятость, торопливо уходят в темноту, либо же отправляют меня в направление сельсовета.
Лишь пара женщин и одна девушка решительно заявили мне, что не собираются отпускать своих мужчин на войну. Одна из них, Анастасия, невысокая брюнетка средних лет, вышла из припарковавшейся у магазина черной Ауди. На вопрос, живёт ли она в поселке, Анастасия рассказала, что они с мужем приехали в Колташово всего несколько лет назад, когда появился первый ребенок. До этого жили и работали в Кургане и Тюмени.
— Он у меня ещё в мае туда собирался, хотел контракт подписать и ехать, — говорит она про своего мужа. — У него там одноклассник служил, и вот он якобы тоже туда должен был ехать. Мне кажется, этот друг его туда и звал. «На лето съезжу, денег привезу, чтобы дом отстроить». Я ему сразу сказала: если решишь ехать, я сразу на развод, на раздел имущества и алименты подам. Тебе, говорю, вообще не до войны будет. Он меня знает, я смогу. А потом и одноклассник написал, чтоб тот не совался. Он к этой идее как-то сразу и подостыл.
— Но теперь мобилизация. Это уже не добровольно, а по повестке. Как теперь его не отпустить?
— Куда? На войну? А что он там забыл? Пусть те, кто начал, идут и сами воюют!
— Но ведь если повестка придет, выбора уже не будет.
— Уже не придет, — спокойным голосом говорит Анастасия. - Мы летом прошли врачей. У него серьезная болезнь, теперь он не годен. Все справки-снимки на руках есть.
Пойду в ЧВК
На небольшом колташевском пруду перед дамбой на по-осеннему безмятежное зеркало воды падают осенние листья. Здесь же, неподалеку стоит небольшой полузаброшенный домишко, с первого взгляда напоминающий хлев или сарай. Несмотря на то, что предназначение домика сугубо техническое, в осенних красках от него даже веет уютом. Именно здесь, на берегу пруда, я заметил ещё одного мужчину, гулявшего в не по-колташовски стильной красной мастерке ушедшего бренда, в сопровождении двух мальчиков возраста шести-семи лет. Мужчина представился Даниилом:
— Мне самому повестка еще не приходила, я на больничном был. Но если придет, то пойду, а куда деваться? Но если служить, то я, наверное, предпочел бы ЧВК. Они вон на рынке объявления развесили, пишут, мол, им сварщики нужны. Сварщики, водопроводчики, крановщики. А приезжаешь на место — автомат в руки и пошел… Но в ЧВК почему хочу? Потому что, если убьют, у них деньги есть. А не как в армии, за 30 — или сколько там? — 40 тысяч. Хоть что-то детям и семье оставлю.
Услышав слово «убьют» только что смеявшиеся и без устали галдящие сыновья оглянулись на папу. И тут же притихли, весь дальнейший путь мальчишки шли уже молча. Даниил, не то не желая пугать детей, не то из-за новой для России привычки, говоря о войне, перешел на полушепот, в полголоса называя ее аббревиатурой из трех букв:
— В первый же день к нам в сельсовет прислали повестки, администрация их тупо отксерила, отдали учителям, и отправили их по домам ходить. Говорят, пятьдесят человек набрали. У нас же власти как? Они, видимо, перестраховаться решили и разослали почти всем, только с разными датами. Кучу народа еще в конце сентября вывезли. Сначала в Кетово (районный центр, к которому административно относиться поселок Колташово — прим.ред.). Туда с трех районов парней свезли, все в драбадан пьянющие, друг другу морды перебили, и прям там же вповалку спать легли. После Кетово всех в Елань. Они там уже месяц не просыхают. А х… ли делать? Ни денег, ни выплат — ни хрена. Мой друг двадцатку занял лишь для того, чтобы армейскую робу купить: все по классике — сумку, спальник и ботинки. У Ильиной, нашей соседки, сына забрали, он еще до части доехать не успел, звонят матери, говорят: «Вещи заберите». Сын не отвечает. Та в слезы, думала, случилось что. А оказалось, им снаряжение в части выдали. И то, что купили, вроде как уже не нужно. А они, чтобы сына в армию собрать, корову продали…
А вообще, скажи: сколько можно воевать, столько народу уже погибло! Я думаю, тех, кто за Россию, нужно вывозить, и разбомбить там все, что осталось, вообще всех, кто против.
«Долг родине отдал»
Поселок Ялым находится в Притобольном районе, в более чем восьмидесяти километрах от областного центра. Стоящий в шестидесяти километрах от границы с Казахстаном Ялым — это запустение. Жизнь в некогда крупном колхозе «Восход», пережившем и лихие 90-е, и 2000-е, теперь неуклонно стремится к своему закату.
Жилые еще лет тридцать назад дома сегодня смотрят холодными окнами на опустевшие улицы. В центре поселка, за покрытым серебрянкой бетонным памятником солдату, — умирающий дом культуры, справа от него — безликое здание сельской школы с гигантской литерой Z на окне. Надо всем этим великолепием, подобно Эйфелевой башне, возвышается огромная вышка сотовой связи.
Глядя на огромное количество брошенных домов, пустые улицы и речку со сгнившими рыбацкими мостками, я понимаю, что лучшие времена этого поселка уже позади, и в самое ближайшее время, здесь, в шестидесяти километрах от границы с Казахстаном, не останется ничего, кроме той самой вышки сотовой связи. Редкие местные жители признаются, что жизнь в поселке теплится лишь до тех пор, пока существуют остатки колхоза. А идущая где-то в Украине война лишь ускоряет неминуемую кончину поселка.
Центр жизни любого поселка — это сельмаг. Именно там можно узнать последние новости, в том числе и вести о мобилизации. Ко мне, внезапно появившемуся незнакомцу, местные поначалу отнеслись с настороженностью, но, когда я сказал, что и сам — местный, разговорились куда охотнее.
А болит у всех одно: непонимание происходящего. Возле одного из магазинов я встретил мужчину в камуфляже, на вид лет 55−60. Он представился Володей, сотрудником местного фермерского хозяйства, возникшего на руинах «Восхода». Володя — мужчина отнюдь не военный, нет. Просто для сельской местности военная форма, пусть и старая, считается наиболее практичным элементом гардероба.
Мой вопрос о количестве мобилизованных из поселка Владимир почему-то воспринял на свой счет:
— Я свой долг родине уже отдал, еще в 96-м, — проворчал он. — Больше не хочу, пускай другие воюют. Или завязывают все это. Ты на село посмотри, тут скоро самим жрать нечего будет, а они на Украину полезли.
У нас поселок большущий был. Народу больше тысячи человек жило! Люди приезжали, им жить негде было, глава поселка собрания собирал, решал, кого на подселение, кого куда. А ты сейчас посмотри, просто по поселку прогуляйся. Сколько домов брошенных! И с каждым годом их только больше. Потому что мы на… уй никому не нужны. Хорошо еще ферма работает, а если хозяйке она надоест? И так-то ферма на ладан дышит, а вдруг совсем закроется?! Сейчас в Ялыме от тех тысячи человек дай бог триста-четыреста наскребется.
Здесь столько лет ни работы, ни возможностей! Молодежь только школу закончит — сразу в город валит! Когда Путин мобилизацию объявил, из тех мужиков, кто не бухал, работал, пытался что-то делать — восемь человек увезли. И так у нас одни бабки да старики, а тут, считай, последних забрали.
Когда была Чечня, все так же было, и в Отечественную, и в гражданскую. Но в гражданскую лучше всего было: днём стреляют, ночью вместе самогонку пьют. Это мне дед рассказывал. Он воевал утром за красных, вечером за белых — а на следующий день снова все менялись. А сейчас, если не хочешь воевать, на 10 лет посадят…
Наш разговор прервал урчащий звук уазовского двигателя. Я даже заволновался. Полиция? Военные? Мы все уже в России параноики. Но из-за магазина к нам медленно повернула серая буханка, за рулем которой сидел мужик с седыми усами, в бежевой флисовой куртке… Гражданский. Пенсионер. Хлопнув дверью, подошёл к Владимиру, оказался не то друг, не то коллега. Послушав наш разговор, решил блеснуть своим знанием истории:
— А я считаю, Путин все делает правильно, только медленно. Давно бы уже Киев взяли! Хохлам по первое число нужно вставить. Не было всю историю никакой Украины, была только Россия, а это окраина! Там жили только поляки да беглые казаки.
Между мужиками завязался разговор, и чтобы не отвлекать их, я зашел в магазин. И без того небогатый ассортимент сельпо в выходные дни скудеет на глазах. Но покупатели продолжают приходить.
Следом за мной в магазин заходит невысокая женщина в берете.
— Как сын? — тревожно смотрит на нее продавщица. Женщина вздыхает:
— Прошли обследование. Не годен.
— Слава богу! — радуется продавщицы.
— И не говори, я чуть с ума не сошла. Он у меня если на севере четыре дня на связь не выходит, я с ума схожу. А теперь тем более. Отправили в Илизаровку (Научно-исследовательский центр восстановительной травматологии и ортопедии имени Илизарова — прим. ред.), снимок сделали, у него со спиной беда.
— Обследование дорогое вышло?
— Да нет, не сильно. 1800. Но диагноз поставили, военный билет отдали. Там диагноз тяжелый. Я реву, он ревет. Но хоть так.
— Категорию-то поменяли?
— Сказали, категорию менять смысла нет. Пока отпустили, но все равно, говорят, когда совсем беда будет — призовут. Но так-то хоть дома будет. Здесь тоже работы много.
— У Танюхи-то че, у крестницы моей, в Каменке. Тоже мужа забрали. Он у нее работящий, с вахт весь год не вылазил. В августе приехал отдохнуть да погостить. Мобилизовали. Он же всю семью содержал, огород, хозяйство, все на нем. Мать больная.
— Ох, а когда назад? Или не говорят? Хоть бы дождалась, хоть бы жив остался!
— Не говорят. Скорее бы это все закончилось. Тане-то мы поможем. Хорошо, что хозяйство есть. Но если так и дальше пойдет, придется, как в войну. Сами в плуг впряжемся, детей в охапку — и пахать. Выживать-то как-то надо.
P. S. В понедельник 24 октября, от Кетовского районного военкомата была отправлена очередная партия мобилизованных. Несколько автобусов мужчин в возрасте от тридцати до сорока пяти лет были командированы в Еланскую войсковую часть.
Далеко не все из них были призваны в войска принудительно. Считающаяся депрессивной Курганская область оказалась в числе лидеров по количеству добровольцев.
3 октября Курганский военкомат сообщил, что вынужден приостановить отправку мобилизованных в связи с большим наплывом желающих отправиться в Украину.