Семьи погибших в войне с Украиной российских солдат не всегда могут опознать тела, доставленные с фронта. У судебных экспертов не получается выделить ДНК из обгоревших останков, а дефицит западных реагентов, вызванный санкциями, усложняет процедуру исследования уцелевших частей. Родные военных рассказали «Север.Реалии», как они тратят месяцы на опознание и почему не всегда соглашаются хоронить предоставленные останки.
Татьяна (по ее просьбе мы не называем фамилию и город. — СР) в октябре 2022 года получила из морга в Ростове-на-Дону три косточки. Предположительно, это останки ее 21-летнего сына Артема — танкиста дагестанской 136-й мотострелковой бригады, пропавшего после начала российского вторжения в Украину. К костям прилагалось заключение военного следственного отдела, в котором сказано, что погибший «вероятно является» сыном Татьяны.
— Я пыталась узнать, какой процент совпадения ДНК, но так и не смогла. Поэтому отправила останки в другой город делать платную экспертизу. Так там вообще не смогли выявить ДНК. Они (эксперты в морге Ростова. — СР) так снимают с себя ответственность: можно написать, что вероятно не является, а, может быть, и является. Если он объявится в плену, скажут, что мы же написали «вероятно», если погиб — тоже, — рассуждает Татьяна.
Артем окончил колледж РЖД, хотел стать машинистом поезда. В 2021 году его забрали в армию и сразу предложили контракт. Семья радовалась условиям: предлагали хорошее жилье, зарплату 40 тысяч рублей (около 550 долларов) — это в четыре раза больше довольствия срочника.
В феврале 2022 года — за две недели до начала военных действий России в Украине — его роту отправили в крымский город Джанкой на учения.
— У них забрали сенсорные телефоны, можно было разговаривать только по кнопочным. Сказал, что перезвонит через две недели, что нельзя говорить о местоположении. Через группу мам военных мы уже примерно знали, куда они двигаются, но до последнего верили, что они на учениях или, по крайней мере, на границе будут находиться, — вспоминает Татьяна.
Артем пропал в районе села Старомлыновка Донецкой области. Населенный пункт находится под контролем российских войск с начала марта.
— От сослуживца я узнала, что 7 марта у них был бой. Он сообщил, что Артема больше нет, что все, кто был в его танке, погибли. В военной части сказали, что тел можно не ждать. С мамой наводчика мы потихоньку стали расследовать, почему не могут найти тела. Мы не верили (Минобороны РФ. — СР), потому что было много «двухсотых» (так военные называют погибших. — СР) из нашей части, которые потом «оживали», их находили в госпиталях. Когда был осмотр танка, ничего не нашли: ни зубов, ни жетонов. Мы вышли на жителей села, они скинули видео этого танка, снятое через два дня после боя. Он не взорван, башня на месте, что-то должно было остаться, — рассуждает мать танкиста.
В апреле военная часть предложила Татьяне признать сына погибшим через суд, но семья отказалась.
— На каких основаниях? Где материалы дела? Я рядом с танком не бежала. Когда мы отказались, вдруг нашлись останки. В справке написано, что они были в Запорожской области, то есть это уже другое место гибели, а не то, которое называл сослуживец Артема, — объясняет она.
Татьяна не планирует хоронить переданные ей останки, пока не соберет доказательств, что они принадлежат именно ее сыну. Мать подала заявление в Генпрокуратуру РФ с просьбой проверить результаты экспертизы ДНК, которые представили ей военные следственные органы.
— Мне в личку стали писать люди с такими же историями. Одной женщине прислали мумию без головы. А почему без головы? Потому что по зубам можно определить. Я советую ДНК делать параллельно: и платно, и бесплатно. Потому что это система. Какая-то мать поверит этому ДНК и похоронит, а другая — нет. Они сидят и ждут сыновей, потому что понимают, что их просто обманули. Представляете, как жить в таком состоянии? Там твой сын или нет, обманули тебя или нет? Вроде как обманули, а уже похоронила, — добавляет Татьяна.
Александр Казаев родился в Тальменке — поселке на 18 тысяч жителей между Барнаулом и Новосибирском. Окончил сельскохозяйственный техникум и тут же отправился в армию. В 2016 году Казаев заключил контракт с военной частью № 90600 в Самарской области — в открытых источниках утверждается, что это единственная в России миротворческая бригада, задача которой — «поддержание международного мира». Казаев служил на военной базе в Таджикистане, первым бортом прилетел в Нагорный Карабах с началом азербайджано-армянского конфликта в 2020 году. В феврале 2022-го их часть отправили в Украину.
— Ему были интересны командировки, потому что там больше платили. Идут служить по контракту, знаете, не от хорошей жизни. Он получал относительно неплохие деньги. В Тальменке столько просто не заработаешь, там 15 тысяч в месяц — это край. А он маме на зарплату жилье купил, перевез ее в соседний город, — рассказала «Север.Реалии» сестра военного, жительница Перми Татьяна Семышева.
Взвод Казаева попал под обстрел 29 марта 2022 года в селе Новая Басань, когда российские войска выводили отдельные подразделения из-под Киева. В Минобороны РФ заявили, что артиллерия Украины обстреливала село больше двух часов.
— Их взяли в кольцо, и оттуда вышло очень мало людей. Рассказывают, что их рота обеспечивала прикрытие основных войск. Саша пошел выбивать прицел у танка и не вернулся. Нам пришла «похоронка», что он погиб 3 апреля, но, как говорят выжившие, там 29 марта уже никого не было. Военкомат сообщил, что тела не стоит ждать, — рассказывает его сестра.
В Новой Басани погибли не менее трех десятков контрактников из части 90 600, утверждает супруга одного из них в разговоре с «Север.Реалии». В апреле 2022-го, после окончания боевых действий, украинские войска захоронили тела российских военных в братской могиле в том же селе. В сентябре следственные органы Украины эксгумировали трупы и провели два обмена погибшими. Так, накануне 2023 года в Россию вернули останки 15 «миротворцев».
— Там два-три мешка с фрагментами разных костей. Может быть, там и мой брат. Я знаю, что Саша горел, есть шанс, что фрагментами что-то уцелело. У меня в планах поехать в Ростов-на-Дону (в морг, куда свозят тела погибших в Украине российских военнослужащих. — СР), не думаю, что они каждую косточку проверили. ДНК у матери брали еще в апреле, но пока совпадений нет. Нам свидетельство о смерти никто не выдаст без тела. А без документов нам и дом не продать, — рассуждает Семышева.
В декабре по совету воинской части семья обратилась в ЗАГС для получения свидетельства о смерти контрактника на основании «похоронки» Минобороны, но там потребовали заключение судмедэксперта. Тогда Казаевы подали иск в гражданский суд с требованием признать Александра погибшим, но суд не стал рассматривать заявление, направив семью в военный суд. В январе 2023 года родным контрактника удалось найти его останки: военные эксперты обнаружили совпадение ДНК среди тел, вывезенных из Новой Басани. Как рассказала Семышева, ее брата похоронили без дополнительных экспертиз и вскрытия гроба.
Елена Юлдашева, мать контрактника той же из воинской части 90 600, ждала тело единственного сына Руслана больше девяти месяцев. 27 декабря 2022 года военные следователи сообщили ей, что удалось обменять останки солдат, пролежавших в братской могиле в Новой Басани почти полгода. Елена с двумя родственницами других погибших военных из этой же части — Галиной Пуйшо и Надеждой Степаненко — тут же отправилась из Самары в Ростов-на-Дону.
— 30 декабря мы пришли к следователю. Он включил компьютер, и мы смотрели все тела, которые пришли с Басани. У кого-то части какие-то, у кого-то непонятно что: просто кучка, ни формы скелета, ничего. Они приходили по номерам: номер такой-то. Они (следователи) все оформляют, в компьютер заносят. Мешок такой-то, номер такой-то. Потом его раскрывают, фотографируют. Там, конечно, очень тяжело все это рассмотреть: очень много времени прошло, погодные условия и близость к поверхности земли сделали свое дело. Но мы какие-то зацепки искали. Надя сразу опознала: у ее сына Вани был амулет железный. Мы как увидели этот амулет, так сразу все поняли, — рассказывает Елена.
Галина и Елена продолжили поиски на следующий день. Галине Пуйшо удалось опознать мужа по пломбам на зубах и характеру ранения в голову — видео с погибшим мужем она нашла в социальных сетях еще в апреле.
Елене повезло меньше. Следователи показывали ей в морге Ростова останки одного из военных, который предположительно мог оказаться её сыном.
— Я искала повязку на ноге, у Руслана была такая ярко-красная и наколенник определенного типа. Остановились на одном теле. Мне сказали, что привезут это тело посмотреть. Своего я смотрела сама. Он находится в пакете. Пакет открыли, но тяжело определить. Я не увидела ничего. Когда человек улыбается, у него есть губы, а там все это обнажено, и уже другая картинка получается. Для нас это непривычно. Ну и тяжело, конечно, это все. Следователь говорит: «Ну, вот так посмотрите, вот так». Я засомневалась. Он ответил: «Ну, хорошо, будем проводить экспертизу ДНК». Как оказалось, не зря, — вспоминает Елена.
Спустя неделю следователь сообщил, что найденные останки не принадлежат ее сыну.
— Он мне сказал, что выявили ДНК еще не всех ребят, которых привезли. Будем надеяться, что будет кто-то из оставшихся, я снова туда поеду, постараюсь получше фотографии посмотреть. Я была расстроена, что девочки своих опознали, а я не опознала. Я же вроде мама, я должна знать. А, с другой стороны, может быть, есть какая-то надежда, может, чудо какое-то свершится. Может быть, его и нету здесь, может все-таки жив, — надеется мать Руслана.
Температура и время — основные факторы, причиняющие вред останкам и усложняющие процедуру выявления ДНК, объясняет «Север.Реалии» судмедэксперт Евгений, работающий в одной из российских лабораторий.
— При высокой температуре сворачивается белок, поэтому если тело горело, бывает, что его невозможно идентифицировать. При этом, если это нормальная экспертиза, то слова «вероятно являются» тут не очень уместны. Я советую за экспертизой обращаться в крупные центры, например, РЦСМЭ (Российский центр судебно-медицинской экспертизы. — СР) в Москве, там лучшее оборудование. Если тело лежало в земле, год-другой все нормально держится, можно выявить ДНК. Но все зависит от квалификации, оборудования, реактивов. Хорошие реактивы сейчас из-за санкций заканчиваются и становятся недоступными. Ситуация тяжелая. Вспомните в Индонезии (речь идет о землетрясении и последующем цунами в Индонезии в 2004 году. По разным оценкам, погибли от 225 до 300 тысяч человек. Однако точно число погибших неизвестно, так как многие тела унесло в океан. — СР) прошло цунами и там сотни тысяч людей опознавали, со всего мира лаборатории работали. Сейчас тоже катастрофа, — считает эксперт.