Авдеевка — город на Донецком направлении, где до начала войны жили больше 35 тысяч человек. Российские войска штурмуют этот город с марта 2023 года, а эксперты сравнивают тяжесть боев с атакой на Бахмут. Столкновения идут тяжело: это признают даже каналы российской стороны, утверждая, что «на мясные штурмы народ никто не гонит». На самом деле это не так — рассказал «Новой газете Европа» один из мобилизованных офицеров.
Редакция подтвердила личность военного. «Новой-Европа» известны полные данные этого офицера. В нашем распоряжении есть документы (например, командировочное удостоверение), личные данные военного, позывной, фотографии и большая часть его дневников с момента мобилизации в конце 2022 года. У офицера нет военного опыта: он был мобилизован, поскольку еще до войны окончил военную кафедру одного из российских вузов.
Мы публикуем рассказ офицера целиком, изменив позывные и персональные данные. Это монолог об одном из недавних штурмов, прошедших в октябре, обстреле и том, какие задачи дает российское командование. На момент публикации материала редакции неизвестно, жив ли этот офицер после очередного штурма. В тексте присутствуют описания жестоких сцен, обсценная лексика и уничижительные высказывания. Мы решили оставить эти фрагменты, чтобы показать, какой сленг используется в российской армии сейчас. «Новая-Европа» осуждает действия армии РФ в ходе вторжения в Украину и призывает к немедленному выводу оккупационных войск со всей законной территории страны.
Три литра водки и несостоявшийся расстрел замполита
Мы пошли на задачу, был приказ ехать на мотолыге [бронетранспортере МТ-ЛБ] до точки, там спешиться и пешком доставлять еду, воду и боеприпасы на передок [первую линию]. По пути на меня вышли по рации и сообщили, что концепция изменилась: теперь едете до деревни, там ищете какую-то точку, где лежит всё это добро [провизия], и везете на мотолыге… куда-то вперед. За****, думаю, со мной двадцать человек, а я их везу х** пойми куда. О том, что там въ***ают [обстреливают артиллерией], само собой, тактично умолчали.
За 200 метров до точки нас начали обстреливать, мы спешились. Люди испугались прилетов, залегли кучно, хотя я орал, чтобы бежали дальше. Один боец сидел, весь напуганный, я к нему: «Андрей, нормально всё?» Сказал: «Да». Отхожу от него — а через минуту в это место прилет. Троих сразу насмерть: Роме лицо разнесло, «Святому» живот весь наружу, а «Ветру» пах вынесло, он орал, п**здец. Только на дорогу вынесли его, и он вытек [умер от потери крови]. Потом Илья на себя все осколки принял от следующего прилета — сразу насмерть. Еще трое погибли, не знаю как — неразбериха полная. Ору, чтобы съ**бывались назад и тащили раненых.
В итоге погибло семь человек, более десяти ранено. Ранен второй взводник, ранен командир роты, а я единственный оставшийся офицер. На мне ни царапины, даже не оглушило. Перебежками собираю людей, ибо мне в рацию орут, чтобы вперед шел. А кем, сука, идти, все разбежались, помогают раненым.
Говорю целым людям: давайте за мной. В глазах животный ужас: «Командир, я туда не пойду». Ладно, собирайте раненых, вытаскивайте, чтобы, сука, всех дотащили живыми.
Беру с собой трех самых смелых, иду с ними вперед, перебежками. По дороге выясняется, что точка с продуктами вообще в другом месте. И я бы гонял на мотолыге с людьми под обстрелом, искал бы это место. Великолепный план, просто ох**нный.
Добежали до точки, там автор этого плана — е**чий замполит батальона. Начинает орать, мол, на**й ты на мотолыге с людьми сюда приехал. Так ты же, сука, сам сказал, что надо ехать, а изначально я хотел спешиться за несколько километров до точки, оттуда пешком малыми группами. Замполиту по*** все объяснения, он якобы ничего не приказывал. П**ор гнилой, пацаны потом говорили, если бы он на меня при них гнать начал, его бы застрелили и там же в кустах бы и кинули. В общем, берем продукты, грузим в сумки до отказа. Мне дают синие пакеты. Говорят, что нужно отдать комбату лично — он на передке. Открываю, а там три литра водки и закуска. Е**нись.
В окопе с трупом
Понесли [провизию на первую линию], х*ли. А там, поближе к передку, просто ад. Противник работает артой [артиллерией] и «птичками» [дронами] 24/7, вообще не прекращая. К передку ведет асфальтовая дорога, через каждые 15−20 метров сгоревшие танки и БМП, кучи трупов, куски тел, брони, оружие. Укрытий толком никаких, иногда встречаются окопы, остатки деревьев, чтобы загаситься от «птички». И топать по этой дороге смерти 1,5 км с рюкзаком и пакетами с водкой и закуской. Автомат я прое*ал еще после прилетов, на следующий день нашел другой. В итоге дошли до передка, там должна быть посадка [позиция в лесополосе]. А её нет. Она выкошена артой в ноль, почти до пеньков, одни ветки валяются под ногами, раз в 30−40 метров, может, попадется чудом выживший кустик, вот под ним и прячешься от коптеров. И надо ночью найти там окоп, в нем блиндаж, передать всё это комбату. Нашли, передали, пошли обратно.
Темно, не видно ни хрена, решили заночевать под деревом. Легли, до меня начала дое**ваться мышь. Плюс рядом начали класть минометы. Даже не знаю, кто меня больше зае**л — мышь или прилеты.
Решили пройти дальше, там траншея, всяко безопаснее. Пока шли, нашли колодец с плавающем в нем трупом. Нашли траншею. Заходим, сидит чел, прислонился к стене. Говорю: «Здорова, брат». А он молчит. Трогаю — труп. [Один из военных], который был со мной, говорит, мол, на**й с трупом в окопе спать, пошли другой поищем. Да по**й, говорю, я с ним в обнимку спать буду, лишь бы в укрытии. Легли рядом [с трупом], накрылись найденной масксетью, пытаемся поспать. А вокруг месиво: мины ложатся, «птички» летают, потом наши подъехали, начали стрелять. Хохлы по ним в ответку, как обычно, арта постреляла и уехала, а пехота потом на себя принимает. И так всю ночь. А, и мышь. Е**чая мышь, видимо, за нами шла, всю ночь мозги ела. Добавьте к этому холод, ветер, холодную землю и трупак напротив — получите рецепт здорового и крепкого сна.
«Воевать тупо некому»
Естественно, поспать не удалось, как рассвело, вышли до своих, там получили задачу тащить остатки продуктов на передок, а в помощь себе брать прибившихся потеряшек [бойцов, кто отбился от своего подразделения] со 2-й роты. Поперли, начали е**шить [обстреливать]. По впереди идущей двойке [двум солдатам] отработали чем-то тяжелым, думал, всё, п***ец моему бойцу пришел. Перебежали в блиндаж, там сидим. Только нос наружу — прилеты или сбросы [гранат с дронов]. Прождали, пошли, вроде спокойно. Пришла команда забрать тяжелого [раненого солдата] с передка. Пришли, забрали, говорят, что там дальше еще один раненый. Иду за ним, прыгаю к нему в окоп, под навес из бревен, шириной где-то метр. И вот под этим метром мы вчетвером и ныкались [прятались] от «птички». Не помогло, и «птичка» начала сбрасывать гранаты. Две мимо, одна рванула четко над моим правым ухом. Контузило, но не сильно. Пишу это на третий день после взрыва, до сих пор иногда в ушах звон. Раненого забирал уже по сумеркам. Комбат еще меня увидел, орет, мол, х*ли ты тут делаешь? Так некому таскать, роту въ**али [уничтожили]. А на**й вы на «коробочке» [мотолыга, транспортер упомянутый выше] поперлись? Замполит приказал. «Он [замполит] че, вообще е**утый?»
Пошел обратно к точке сбора. По дороге нашел двух своих [солдат] - они задачу выполнили, шли обратно, по пути собирая ништяки [предметы, оставленные на телах погибших]. Реально «пылесосили» всё ценное, особенно влажные салфетки. Мне бушлат подогнали [подарили], почти новый. В итоге добираемся, а один [военный] пропал. Никто не видел как: тупо проали. Как потом оказалось, он тащил раненого аж в соседний батальон. И там припахали моего бойца еще потаскать. Ближе к ночи ему удалось съаться от гостеприимного второго батальона к своим.
В это время ближе к ночи нам пришла задача начинать постепенно выходить [с первой линии]. Воевать уже тупо некому. Командиры не знают, где их люди, расклад по потерям [неизвестен], я и сам не знаю, что с моей ротой, вытащили ли раненых, сколько погибло. В итоге ночью мы выехали, заночевали на КНП [командно-наблюдательный пункт], утром свалили на моей БМП до посадки [основного расположения]. Там нашел своих [военных со своей роты], собрали шмотки — и в родную уже посадку: пить, поминать павших и думать, чё дальше делать.