Прошедшие колонию и войну вагнеровцы, возвращаясь с войны в Украине, или снова совершают жестокие преступления и отправляются в колонию, или, немного побыв на «гражданке», опять уходят на войну. Корреспондент «Север.Реалии» поговорил с бывшими «штурмовиками» ЧВК «Вагнер», которые пытаются приспособиться к мирной жизни и хотят забыть как страшный сон тюрьму и «мясные штурмы», но становятся изгоями в российском обществе.
— Я иногда дома напиваюсь, и крыша начинает ехать, — говорит бывший вагнеровец Владимир Тородеев, живущий в Воркуте. — Начинаю загоняться, пацанов вспоминаю, которых поубивали там, сижу и не знаю, что делать. Сейчас думаю, что лучше бы срок свой отмотал от звонка до звонка и не видел всего этого. И ребятам знакомым говорю, которые хотят с ЧВК по контракту на войну отправиться, что там нех** делать. Работы в Воркуте, конечно, нет. Денег хотят заработать, понятно. Но лучше здесь, на воле, х** без соли доедать.
Владимиру Тородееву 39 лет. Он родился в Воркуте и прожил тут всю жизнь. Никакой специальности и профессии после школы не получил. Подрабатывал в разных местах, в основном грузчиком. В 2010 году окончил курсы от локомотивного депо и семь лет работал оператором пескосушильной установки, заправлял песком тепловозы. Женился, «подсел» на героин и сам «слез» с иглы через три года. Но потом начал колоться снова и в итоге попал в тюрьму по «наркоманской» 228-й статье. Получил семь лет. На момент приезда главы ЧВК Вагнера Евгения Пригожина в ноябре 2022 года в одну из исправительных колоний Коми, где отбывал наказание Тородеев, сидеть ему оставалось три года.
Решил рискнуть. И выжил в «мясных штурмах» под Бахмутом, вернулся домой. Свое возвращение считает большой удачей. Из 180 человек, которых вместе с ним забрали из колонии в Коми, назад вернулись только 50, говорит он.
Под Бахмутом Владимир был три месяца. Сначала его контузило, а через две недели ранили в ступню, вместе с другими «трехсотыми» (ранеными) его отправили в больницу в Луганск. Пуля калибра 5,45 попала в ногу, ударилась о ботинок и, вернувшись обратно, поломала все пальцевые кости. А потом застряла в боковой кости.
После операции Владимир три месяца ходил с аппаратом Елизарова. Пулю удалось извлечь, но внутри осталась металлическая стружка, которая обросла костной тканью. Однако в ЧВК ранение признали легким, заплатив за него всего 50 тысяч рублей. Теперь нужна новая операция, которую придется делать за собственный счет. Сколько это будет стоить, он не знает.
— Я сейчас ходить нормально не могу. Метров триста-четыреста пройду, и нога сразу же опухает, — описывает свое состояние Владимир. — Только сидя могу работать, сторожем каким-нибудь, за входом по камерам следить. Можно, наверное, найти что-нибудь, но я поиском даже такой работы пока не занимался. Жена паспорт постирала случайно, вот я теперь его восстанавливаю, мне даже в больницу не лечь из-за этого.
«Расстреляли при всех»
С тем, что ранение признали легким, Тородеев не согласился и написал в ЧВК рапорт. Там обещали свое решение пересмотреть, но этого не сделали. А теперь бывший вагнеровец не знает, как связаться с компанией и где их офис. Но главное не это. Главное то, что после своего возвращения с войны он не знает, получится ли теперь вернуться к нормальной жизни.
— Спать нормально не могу, — говорит он. — Сплю вместе с женой и по ночам ворочаюсь так, что к утру вся простыня скручивается подо мной. Зову в атаку кого-нибудь из тех, кого уже нет в живых. Я там «десяткой» (десять человек) командовал, и в одного моего бойца из танка попало. От него вообще ничего не осталось, даже ботинок. Я по рации передаю, что у нас «двухсотый» (убитый), такой-то. Они отвечают, жетон хоть найди, чтобы не без вести пропавший был. А какой там жетон, там вообще ничего не найти. Вроде оглянулся, рядом человек стоит, а в следующий момент нет его уже. Фарш.
Ударной волной от выстрела Владимира контузило, и пять дней он просто отлеживался. А через полторы недели получил то самое пулевое ранение. 12 километров шел с простреленной ногой до точки эвакуации, то ослабляя, то затягивая жгут, как учили во время подготовки. По словам Владимира, медикаментов у них никаких не было.
— Нам даже трамадола не дали в первый бой, обезболивающего. Только бинты. Остальное, сказали, в бою найдете. И действительно, мы там брали и еду, и антибиотики. Продовольствием-то своим и не питались практически — в основном тем, что в укрепах (укрепленный район. — СР) украинских брали. У них паек хороший, натовский, он раза в два лучше нашего. Вкуснее и готовится быстрее. Об коленку ударил и все. Там, в этих укрепах, запасов еды года на два-три хватит. Мы сухпайки брали и следующим ребятам оставляли, которые после нас пойдут. Самогонку с водкой находили в окопах тоже. Но это все сразу расстреливалось, чтобы свои же не взяли и не выпили.
У самих вагнеровцев для снятия стресса, по словам Владимира, были разрешены только кофе и чай. Правила о запрете алкоголя и наркотиков соблюдались самым жестким образом и карались смертью. Он сам был свидетелем такой казни в феврале 2023 года под Бахмутом.
— При мне троих расстреляли показательно. Они убежали с оружием и в деревню какую-то зашли, — рассказывает Владимир. — Там девушку изнасиловали, по-моему, не помню точно. Нас построили на полигоне и их туда привезли. Зачитали им все, что они сделали, и расстреляли при всех. А потом тела увезли куда-то (целый ряд стран признал ЧВК Вагнера террористической организацией, известной жестоким обращением с военными и гражданскими лицами и внесудебным расправами — как до войны России против Украины, так и во время нее. — СР). В случае расстрела родственникам тоже ничего не достается, никаких денег.
«Либо ты, либо тебя»
Одно из самых мрачных воспоминаний из-за «ленточки» — горы трупов украинских солдат, которые вагнеровцы складывали после боя, в таких кучах могло находиться от 50 до 100 человек, говорит бывший вагнеровец. Тела убитых потом ели собаки и свиньи. Раненых добивали с расстояния в несколько метров. Вплотную не подходили, чтобы украинцы не подорвали себя вместе с врагом.
На вопрос о том, верит ли Владимир в рассказы российской пропаганды о нацистах на Украине, он произносит многозначительную фразу о том, что «правды никто не скажет», добавляя, что по телевизору вообще ничего не говорили, например, об участии вагнеровцев в боях за Соледар.
В Украине, где, по версии пропагандистов, российские военные борются с нацистами и «освобождают» население, у Владимира и его матери есть родственники. Мама родом из Бахмута — украинского города, в который сын впоследствии пришел с автоматом в руках. Когда мамина сестра узнала об этом, она перестала общаться со своей российской родней.
— Они отвернулись от нас. От меня, от мамы и от брата моего, — вздыхает Владимир. — Говорят, что мы пошли убивать их, собственных соплеменников. Что мамка предала Украину и стала за Путина. А она им отвечает, что мы эту войну не развязывали, что это все политика. Я тоже убивать не любитель, но там война. Либо ты, либо тебя. Выбор невелик. Контракт подписал — и все. А назад пойдешь — свои же застрелят.
После возвращения с войны Владимир почти ни с кем не общается, кроме нескольких вагнеровцев из Воркуты, воевавших вместе с ним. Кто-то из них снова уехал в Украину, а кто-то, как и Владимир, не может работать из-за полученного увечья. Большинство друзей и знакомых, с которыми Владимир поддерживал отношения до ухода на войну, прекратили с ним все контакты, узнав, что он воевал в ЧВК.
— Из тех, с кем раньше общался на воле, человека три максимум осталось, — рассказывает Владимир. — А остальные боятся, наверное, что у меня крыша поехала и я человека убить могу. В городе пересекался, конечно, с кем-то. Некоторые сразу же отворачивались: все, иди, мы знаться с тобой не хотим. Тяжело, конечно. С одной семьей лет 20 общались, в гости друг к другу ходили. А теперь приехал, спрашиваю, можно зайти к вам, детей повидать? Не-не-не, говорят, все.
«Лучше бы погиб»
Сослуживец Владимира по ЧВК Олег Галерея тоже вернулся домой в Приморье из госпиталя. Его ранение также признали легким, хотя левая рука практически не разгибается и два пальца не работают. После попадания осколка в локоть кость срослась неправильно и в руке образовался свищ. Нужна операция, но врачи сказали, что в России таких не делают. Сейчас Галерея уже два месяца ездит по больницам, чтобы оформить инвалидность. За ранение денег от ЧВК он не получил вообще, а от 500 тысяч рублей, полученных за время войны, уже ничего не осталось.
— Мне травматолог так и сказал: покажите мне человека, который в России сделает вам локоть, чтобы он нормально сгибался, — рассказывает Олег. — А инвалидность чтобы получить, я сейчас все анализы делаю за свой счет. Уже на 30 тысяч сдал. В итоге у меня вторая группа инвалидности должна быть, она рабочая. Только куда я пойду с такой рукой?
До тюрьмы и войны Олег работал сварщиком в фирме у собственного отца. Жил во Владивостоке и делал двери. Зарабатывал хорошо. А срок в семь лет получил за драку: в пьяном виде избил таксиста, который отказался ехать, когда Галерея в машине открыл бутылку пива.
Свой срок он мотал в ИК-12 Ростовской области, на момент вербовки сидеть ему оставалось пять лет. Олег и сейчас не жалеет о своем решении, даже несмотря на ранение, лишившее его работоспособности, и отсутствие денег. Говорит, что было интересно посмотреть, какие в Украине люди и что такое война.
Местные в тех деревнях, куда заходили вагнеровцы, к ним, по словам Олега, никакой агрессии не проявляли и разговаривали «даже с уважением», но у некоторых все равно чувствовалась злость.
— Мы спрашиваем: «Вы при них лучше жили, что ли?» — говорит Олег. — Нет, отвечают, не лучше, но дома были целы. А сейчас все разбомблено и непонятно, как жить дальше. А они зажиточные были. Мы когда дома зачищали некоторые и вывозили мирных жителей оттуда, посмотрели. Заходишь, а там в гаражах техника еще советская стоит, мотоциклы «Урал» как новые. Много техники у них там было.
Олегу, вернувшемуся после войны в свой поселок городского типа Рудный, приходится считать буквально каждые сто рублей. Рассказывая свою историю, он интересуется, нельзя ли ему чем-то помочь и перевести на карту хотя бы несколько сотен. Теперь единственный вариант трудоустройства, который он для себя видит, — работа охранником. Зарплата с графиком сутки через двое — полторы тысячи рублей в сутки.
— Ну, 15 тысяч в месяц. А что ты на них купишь? Коммуналку заплатить только да пару раз сходить в магазин за продуктами, — рассуждает Олег. — Но даже такие места все заняты, и неизвестно, освободятся ли.
Сейчас семья Олега Галереи живет за счет жены, которая получает «какие-то копейки». Последние деньги, заработанные в ЧВК, ушли на сгоревший дом, который теперь нужно строить заново. Если бы не квартира, им с женой и маленькой дочерью было бы негде жить. Участок под сгоревшим домом Олег продавать не хочет. Говорит, что на земле можно сажать картошку.
— Вот мне во Владивосток нужно ехать в больницу на автобусе, на дорогу только пять тысяч рублей туда и обратно. Их откуда-то нужно взять. Дочери куртку купить, ботинки. Я иногда психую и думаю, что лучше бы я там погиб, не вернулся, — признается Олег. — Жена успокаивает, конечно, говорит, что выкрутимся. Но я-то понимаю, что это не так. Ищу работу, интересовался уже везде, но не знаю, где найти. Хоть воруй иди и обратно садись. Шучу, конечно, я туда больше не хочу.
В ПГТ Рудный живет меньше двух тысяч человек, «всем тяжело, живут бедно», говорит Олег. В сезон собирают кедрач и сдают его по весу — на этом можно заработать хоть какие-то дополнительные деньги.
Галерея честно признается, что из-за отсутствия работы снова отправился бы на войну, если бы рука зажила. Чтобы семья могла жить нормально и ни в чем не нуждаться. Сейчас он надеется, что по инвалидности будет получать пенсию хотя бы в 15 тысяч рублей.
— У нас тут из поселка много мужиков уехало на войну. Сколько здесь их было, а сейчас остались какие-то кривые, косые. Ну, молодежь еще, которая учится. Вот у жены моей брат тоже уехал, — говорит Олег.
Действительно ли все эти мужчины едут воевать с «нацистами», про которых россиянам рассказывают по телевизору, бывший вагнеровец толком ответить не может. Только вспоминает, как эвакуировали детей из детского дома в Соледаре, закутывая их в бронежилеты.
— А вы не задумывались над тем, что никого не нужно было бы эвакуировать, если бы Россия не начала войну 24 февраля?
— Ну, не знаю. Не знаю, нафиг. Они поступали как фашисты, я сам видел. Издеваются над нашими. Даже снайперша их. Ну, «затрехсотила» ты кого-то, дай забрать. Так она не подпускает. Ранит и все. Уж лучше бы убила, — утверждает бывший вагнеровец.
«Никому не нужны»
С трудоустройством у вернувшихся с войны наемников ЧВК Вагнера действительно возникают проблемы. Как у тех, кто получил ранение, так и у здоровых. Жалобы на это можно часто встретить в тематических чатах ЧВК Вагнера. Одни пишут, что не могут устроиться на работу из-за судимостей, которые хоть и сняты, а по последней стоит отметка «помилован», но, вопреки распространенному среди заключённых заблуждению, эти судимости все равно никуда не исчезают и отображаются при получении справки из МВД. Другие говорят, что смогли найти работу, но с очень маленькой зарплатой, на которую невозможно прожить. В то же время бывшим вагнеровцам постоянно поступают предложения (теперь уже от Минобороны) о возвращении на войну.
По словам основательницы и директора правозащитного движения «Русь сидящая» Ольги Романовой, большая часть наемников действительно очень быстро снова оказывается в зоне боевых действий. И, несмотря на снятие судимости с участников войны в Украине, ушедших туда с зон, работодатель легко отличает их от остальных граждан через сервис «Госуслуги», где в электронной трудовой книжке указывается, что человек был трудоустроен в колонии.
— Никто такого брать на работу не хочет. Никто из них не трудоустраивается, они никому на самом деле не нужны. Они это понимают прекрасно, давно уже все всё поняли, — говорит Романова.
