В сентябре 2022 года, когда в России проходила первая волна мобилизации, двое жителей чукотского поселка Эгвекинот, Максим Теюнаут и Сергей Нечаев, решили сбежать из страны, чтобы их не отправили на войну в Украину. На последние деньги они купили бензин и переплыли на лодке Берингов пролив до американской Аляски, а затем попросили в США политического убежища.
Историю Максима и Сергея рассказывает фильм журналистки «Радио Свобода» Юлии Вишневецкой «Чукотка — Вашингтон. История бегства», пишет «Настоящее время».
Поселок Эгвекинот расположен на берегу залива Берингова моря к северо-востоку от Анадыря. На Большую землю выбраться из него можно лишь самолетом или — в сезон навигации — морем.
Когда в сентябре 2022 года в России началась первая волна мобилизации, она докатилась и до далекого чукотского поселка. Убежать от нее в Эгвекиноте было невозможно. Повестки предназначенным к мобилизации жителям не только разносили по домам, но и, если люди пытались уехать, вручали прямо в аэропорту, рассказывают герои фильма. Из возможных путей побега у них оставалось только море. Ближайшее место, куда можно было сбежать из Эгвекинота на небольшой рыбацкой лодке, — остров Святого Лаврентия. Он, хотя и расположен в Беринговом море ближе к России, чем к США, принадлежит штату Аляска.
«Еще год [с лишним] назад, до начала сентября, я не думал, что окажусь здесь [в США], — рассказывает Максим Теюнаут. — Ехать убивать или самому вернуться в пакете домой? У меня военный билет есть. Когда начали ходить по домам с повестками, [те, кого хотели призвать] уже не могли уехать».
«Мне в дверь постучали. Я подошел, смотрю: стоят женщина и двое военкомовцев, — вспоминает Максим о том, как ему принесли повестку. — Зачем я буду дверь открывать? Я ушел вглубь дома спокойно. Лучше дверь не открыть. [На войну] я в любом бы случае не поехал. Зачем? Ехать убивать или самому вернуться в пакете домой? А тех, кто не берет повестки, просто в ментовку, арестовывают».
«Я думал, куда сбежать? Серега — мы с ним в школе одной учились — говорит: „Давай, поехали“. Карту открыли. Нам в школе не говорили, что остров Святого Лаврентия — это обитаемый остров, — рассказывает Максим Теюнаут. — Тут недалеко ехать, в принципе, главное, чтобы погода была».
«Дня три я лодку готовил. Картошки наварили, яйца наварили, лук взяли, курицу вареную, сигареты, чай, кофе. Все было у нас. Бензина много, бочка даже осталась лишняя, — вспоминает он. — Последние деньги у меня остались, 10 тысяч, — давай хоть доллары поменяем. Пошел в «Сбербанк», он не работает. Пошел в «Колыма-банк», там сто долларов на 9 тысяч. А как же по «России», по телевизору говорят: по 60 [рублей за доллар]. Она говорит: «Там тебе что хочешь пускай говорят, там Центробанка курс, а у нас «Колыма-банк».
Максим подчеркивает, что друзья никому не говорили о своих планах: в пограничной зоне России то, что они задумали, было серьезным правонарушением.
«У нас такая система: выезжаешь в море — надо поставить [пограничников] в курс дела. Не поставил, на первый раз предупреждение, второй раз — штраф», — рассказывает он.
Беглецы добрались до ближайшей к острову Святого Лаврентия части Чукотки за бухтой Провидения:
«Мы по карте смотрели, где бухточки, искали, зайти куда. За бухту Провидения мы вышли, там нашли лагунку, тут домик еще, разваленный, с советских времен. Там переночевали. Я утром проснулся пораньше, пошел погулять, смотрю: погода восстанавливается — подготовил лодку. Чай сварил. Серега проснулся, в 10 мы начали собираться, где-то в 12 выехали, — вспоминает Максим историю своего побега. — Чего нам собираться? Вещи в лодку покидали, палатку сложили и поехали курсом на остров».
«Страшно было, что поймают, а так-то чего бояться? — говорит он. — [Пограничники нас не заметили], может, солнце отсвечивало, солнце со стороны моря было».
За несколько часов они преодолели 70 с лишним километров по морю до американской территории. В США, у них, по их словам, не возникло никаких проблем:
«Мы подъехали к острову, смотрю: люди на квадроциклах. Они бульдозером вытащили лодку на берег. Привели в полицейский участок, там же пожарный участок, все вместе. Притащили кучу еды, стол ломится, — рассказывает Максим. — Я им говорю: «Куда столько много?» Пиццу таскали, соки. А мы свою еще еду достали. Им понравился чай с лимоном. Какой-то американец попросил лодку резиновую, у нас с собой была, я ему говорю: «Да забирай». Они такие же коренные, как чукчи, только американские».
Затем Максима и Сергея отправили в Анкоридж, крупнейший город Аляски. Там они три месяца просидели в иммиграционной тюрьме.
«Потом нам говорят: «Давайте поручителя, и мы вас выпускаем». Я говорю: «Какого поручителя?» — рассказывает Теюнаут. — Мне три тысячи [долларов залога] назначили, Сереге — 10 тысяч. Честно сказать, я опешил, не ожидал, что посторонний человек может за нас поручиться».
Поручителем Теюнаута в итоге стал пастор баптистской церкви Роман Митин из города Такома в получасе езды к югу от Сиэтла. Он из украинской семьи баптистов, которых в СССР преследовали за веру, из-за чего они в девяностые годы эмигрировали в США.
«Раздался звонок, я поднимаю трубку, мне говорит человек: «Это Роман? Это журналист из газеты «Политико». Есть два парня, которые из Чукотки поехали на Аляску, они сидят в центре содержания под стражей. Могли бы вы за них поручиться как спонсор, забрать?» — рассказывает Роман. — Я говорю: «А чего бежали?» — «От мобилизации». — «Ну, этим точно поможем».
«Одна американка выступила спонсором Сергея, а я выступил спонсором Максима. Мы дали задаток, первого выпустили Сергея, второго Максима. Мы их забрали, поселили, они здесь жили. Максим до сих пор живет», — говорит Роман.
Митин рассказывает, что с 2014 года, когда в его родной Донецкой области Украины начались боевые действия, инспирированные Россией, он не раз оказывал помощь бывшим соотечественникам. А когда Россия начала полномасштабную войну в Украине, члены его церкви, в основном представители украинской диаспоры, начали отправлять Украине помощь, а заодно помогали россиянам, бежавшим от мобилизации.
«У нас в церкви где-то 30/30/30 — русские, белорусы, украинцы, еще из Казахстана наши люди приезжали, — рассказывает Роман. — Дедушка мой был пастор, областной пресвитер в Луганской и Донецкой областях. Ежемесячно были обыски, КГБ к нему приходил, проверял, библиотеку шерстили. Когда я учился в школе в 90-х годах, с двоюродным братом пришли в класс на урок, учительница говорит: «Митин и Петренко, встаньте». Мы встаем. Она говорит: «Баптисты? Даже на тройку не рассчитывайте».
«Мама всегда говорила, что мы уедем в Америку. 10 лет она, наверное, говорила: «Мы однажды уедем». Все долгое время над этим смеялись, а когда пришли документы, все друзья, знакомые плакали, — вспоминает Роман. — И в ноябре 1999 года мы уехали. Я здесь пошел в школу, чтобы выучить язык. В 2003 году меня взяли работать в продажи, продавал моющие пылесосы. Записался в библейскую школу, за два года закончил, в 2006 году вернулся из Калифорнии в штат Вашингтон и открыл церковь».
«Когда началась полномасштабная война в Украине, во многих организациях, где были люди многих национальностей, были конфликты. А у нас было все очень просто, я пришел в воскресенье, говорю: «Ребята, началась война, если мы христиане, мы должны действовать так, как действовал бы Христос. Христос шел туда, где была нужда», — говорит пастор. — Мы деньги отправляли в Украину, генераторы покупали людям. У одних людей из танка дом расстреляли — мы им генератор купили на село».
«Моей крестной, государственному нотариусу в Макеевке, местные люди, которые перешли на сторону России, всунули дуло Калашникова в рот, требовали государственную печать, чтобы они могли переписывать на себя дома, отжимать бизнесы, дома и все это. Это был просто ужас, — рассказывает пастор о своем отношении к войне в Украине и о том, что происходит на его родине. — Пацаны здесь [при церкви в Такоме] жили из Бучи, ужасы рассказывали про российскую армию».
Максим говорит, что в церковь к Роману не ходит, несмотря на то, что пастор помог ему освободиться из депортационной тюрьмы:
«Я в России в церковь не ходил, что я здесь буду? У меня вера языческая, чукчи — язычники. Как все были много лет назад, мы так и остались, — подчеркивает он. — Но есть что-то свыше. Если бумерангом все возвращается, значит, есть что-то. Плохое сделал — бумерангом тебе плохое вернется, хорошее сделал — бумерангом хорошее вернется. Жизнь — она так всегда».