Вторжение России в Украину показало, что в Европе может начаться масштабная война, которая потребует большого количества ресурсов, вооружений, военной техники и боеприпасов. Хотя со времен холодной войны в Европе оставались запасы оружия, но за 30 лет, которые прошли с ее окончания, оно устарело. Новые угрозы поставили новые вызовы перед европейскими странами — им нужно восстановить оборонную промышленность, пишет Русская служба Би-би-си.
Эта промышленность Европе нужна также и для того, чтобы продолжать помогать Украине, поставляя ей все необходимое для войны с Россией на фоне сокращения помощи со стороны основного партнера украинцев — Соединенных Штатов.
Европейские страны поставляют в Украину вооружения, военную технику, боеприпасы с начала полномасштабного вторжения в феврале 2022 года.
По данным Института мировой экономики Кильского университета за 2023 год, на долю США в этот период приходилось 43% от общего количества обязательств поставок, а на долю всех стран и институтов ЕС, вместе взятых, — 47%.
Военные поставки в Украину из Европы происходят в основном из двух источников — из наличия на военных складах (в Европе или других странах), а также в результате производства. До последнего времени основные поставки в Украину происходили из существующих арсеналов европейских армий — так было быстрее и проще.
Например, ВСУ использует современные самоходные гаубицы Pzh2000 германского производства. За время войны Нидерланды передали Украине восемь таких машин, Германия 14, а Италия шесть. Эта техника либо уже находится в Украине, либо направляется туда.
Отдельно Германия и Украина обсуждали контракт на поставку еще 100 таких гаубиц, и он был даже одобрен германскими властями. Их предполагалось заказывать уже на производстве. Однако, судя по всему, контракт до сих пор не подписан.
Немецкий журналист Бьорн Мюллер, сообщивший об этом в ноябре, написал в X, что вместо этого Германия строит новую сборочную линию других гаубиц RCH155.
Колесная RCH 155 — более простая, легкая и дешевая система. Украина получит всего 18 таких самоходных артиллерийских установок (САУ) вместо 100 более дорогих и тяжелых Pzh2000. Причины срыва подписания контракта не раскрываются.
Другой пример — поставки боеприпасов. В марте прошлого года Евросоюз утвердил план, в рамках которого в течение года в Украину планировалось поставить миллион снарядов калибра 155 мм. Эти снаряды используются во всей тяжелой артиллерии стран НАТО, включая и немецкие самоходки Pzh2000, гаубицы М777 и другие артсистемы.
К концу марта этот план будет выполнен чуть более чем наполовину.
Причина этого, как сказал глава внешнеполитического ведомства ЕС Жозеп Боррель, в том, что Европа продолжает поставлять боеприпасы на экспорт в третьи страны. Он не сказал, в какие именно.
При этом Европе, которая сейчас помогает Украине, необходимо пополнять свои собственные арсеналы, пустеющие в результате помощи Киеву.
— Мы будем в порядке через три-четыре года, но чтобы полностью подготовиться, нам надо 10 лет, — сказал Би-би-си глава Rheinmetal Армин Паппергер на церемонии закладки фундамента нового завода, на котором будут делать снаряды.
— Пока идет война, нам надо помогать Украине, а затем нам понадобится минимум пять лет и на самом деле 10 лет, чтобы по-настоящему пополнить запасы, — продолжил Паппергер.
Ситуация с поставками САУ и боеприпасов показывает, что сейчас Европа, обладая большой экономикой и мощной финансовой системой, не в состоянии использовать это для снабжения Украины вооружениями и военной техникой в объемах, которые были заявлены ею же самой.
Европейский военно-промышленный комплекс оказался не готов к большой войне.
Но так было не всегда.
«Сиеста Европы»
— Европа просыпается от «спящей сиесты». Европейский оборонно-промышленный комплекс наращивает свои мощности, и я уверен, что мы скоро это ощутим. Мы сегодня обсудили это с господином Боррелем, — заявил премьер-министр Украины Денис Шмыгаль после встречи с Жозепом Боррелем.
Но как она оказалась в этом сне?
Во времена холодной войны для стран НАТО, в том числе и европейских, важно было иметь большие арсеналы вооружений и военной техники, которые надо было пополнять, обновлять и обслуживать. Два блока смотрели друг на друга сквозь прицелы и были готовы в любой момент начать войну.
С развалом Варшавского блока и распадом СССР НАТО потеряла противника, который определял собой существование этой организации. Североатлантический альянс погрузился в настоящий кризис идентификации.
В начале 2000-х смысл НАТО, как тогда считали многие на Западе и в России, постепенно свелся к небольшим региональным конфликтам, антитеррористическим и антипиратским операциям, а также организации помощи регионам, пострадавшим от стихии.
После холодной войны расходы на оборону — главный двигатель военного прогресса — упали, и производство сократилось до сравнительно небольших партий высокотехнологичного оружия, которое разрабатывалось и строилось для поставок иностранным государствам.
К примеру, основных европейских истребителей конца холодной войны — Panavia Tornado, Mirage 2000 и JAS 37 Vixen, которые производились с 1970-х годов, было построено чуть менее 1900 единиц.
Следующее поколение, появившееся после окончания холодной войны, было гораздо менее многочисленным — Eurofighter Typhoon, Rafale и Gripen были построены в количестве чуть более 1100 самолетов.
Кроме России, в Европе больше нет производства основных боевых танков. Это тоже связано с тем, что за годы холодной войны страны НАТО, прежде всего США, накопили такое их количество, что в случае войны их должно было с лихвой хватить для противостояния СССР.
Точный объем европейской военной промышленности оценить трудно, как говорится в докладе Европарламента, выпущенном в июне 2023 года, «современные производственные мощности в ЕС являются особо охраняемым секретом».
Тем не менее характер производства вооружений в Европе, по многочисленным оценкам, был до недавнего времени «мирным»: европейские компании строили скорее немногочисленные, но дорогие и сложные вооружения. Такое производство сильно отличается от массового строительства техники для большой войны, прежде всего масштабами и оборудованием.
Кстати, реформа российской армии, которую с 2007 по 2012 год проводил министр обороны РФ Анатолий Сердюков, вполне соответствовала духу времени — Россия тогда старалась построить небольшие, но эффективные профессиональные вооруженные силы для региональных конфликтов.
Период относительного доверия в отношениях России и НАТО был недолгим. Они достигли своего пика в начале 2000-х годов, а в 2008-м с началом российско-грузинской войны стали портиться. Окончательно они охладели только после аннексии Крыма в 2014 году.
Тогда же, после Грузинской войны 2008 года и после того, как Сердюкова на посту министра обороны сменил Сергей Шойгу, Россия стала откатывать назад многие изменения в вооруженных силах, которые были приняты в ходе реформы.
Россия попыталась опять если не восстановить вооруженные силы советского образца, то хотя бы отчасти их воспроизвести. И для этого ей понадобилась работающая военная промышленность.
В тот момент противостояние России и Запада было еще очень далеко от того градуса, которого оно достигло в начале 2020-х. Однако увеличение военных расходов в России отразилось и на росте трат на оборону в США и Европе. Правда, этот рост был гораздо ниже.
ВПК мирного и военного времени
Военная промышленность мирного времени действительно сильно отличается от военного ВПК.
В первом случае можно позволить себе инвестиции, НИОКР, долгие испытания и постройку сложных систем в небольших количествах. Во втором нужно много недорогих, но надежных и проверенных систем, которые не откажут в бою, для которых есть много запчастей и обученного обслуживающего персонала.
Условно говоря, в мирное время можно экспериментировать с танком «Армата», который во многом является новаторской машиной, но в военное нужно строить как можно больше Т-72, который находится в производстве с 1970-х годов.
Когда в Европе замаячил силуэт новой большой войны — об этом заговорили с 2014 года, а с 2017-го еще более тревожно, — Европа увеличила расходы на оборону. Они стабильно росли все эти годы и продолжают расти до сих пор.
Однако Россия тратила на перевооружение намного больше. Начиная с 2014 года ее военные расходы по отношению к ВВП были выше, чем у США, и гораздо больше, чем у ЕС.
У российской оборонки была своя специфика. Cоветский ВПК существовал в рамках государства, которое распалось на полтора десятка стран, и, соответственно, многие производства, технологические цепочки которых включали в себя поставщиков из разных республик, просто не смогли продолжать работать.
В течение более чем 10 лет после 1991 года в России вкладывали довольно мало средств в модернизацию военного производства, НИОКР, подготовку кадров и производство оружия, благо на складах его оставалось довольно много.
Все это привело к тому, что во второй половине 2000-х Запад по многим направлениям военных технологий ушел далеко вперед.
Поэтому большие вложения средств в России отчасти были призваны компенсировать это отставание. О «потерянном десятилетии» часто вспоминали российские военные эксперты, оправдывая масштабные российские госпрограммы вооружений.
В 2000 годы растущие расходы на оборону в России мало кого тревожили в ЕС, поскольку Россия по инерции воспринималась не как соперник и тем более не как потенциальный противник, а скорее как конкурент на рынках вооружений.
Отстав от Запада по нескольким направлениям в «потерянное десятилетие», в начале двухтысячных Россия стала модернизировать свой ВПК, создавая новые системы.
При этом Россия смогла догнать Запад лишь в нескольких областях. Российские системы противовоздушной обороны и радиоэлектронной борьбы вполне соответствовали мировому уровню, но новые бронемашины, которые показывали на парадах на Красной площади, не были запущены в серийное производство.
После того как в феврале 2022 года вторжение в Украину не привело к быстрой победе, Россия стала перенастраивать свой ВПК для работы в условиях войны на истощение, запуская производство в режиме 24/7. В этом ей помогло то, что оборонка уже была разогрета на выполнении госпрограмм вооружений.
Теперь уже Европе приходится не просто развивать свой оборонный комплекс, но и перестраивать, переводить его на военные рельсы — в ЕС еще более не были готовы к тому, что надо будет потоком гнать на фронт снаряды и запчасти для подбитой бронетехники.
Европа пока что также стремится «разогнать» уже существующие заводы, на которых уже налажен выпуск военной продукции. Лучше всего это иллюстрирует распределение средств в общеевропейских военных расходах.
Как сообщило в ноябре Европейское оборонное агентство, после начала российского вторжения в Украину в 2022 году государственные инвестиции в военную промышленность составили рекордные 58 млрд евро, что привело к увеличению закупок оборудования для производства.
При этом расходы на научно-исследовательские и конструкторские работы (НИОКР) снизились на 200 миллионов евро по сравнению с предыдущим годом.
Деньги
При развитой экономике финансирование тем не менее остается узким местом военного производства в ЕС.
Поскольку речь сейчас идет не столько о разработке новых технологий и продукции, сколько о расширении производства, то для этого нужно создавать производственные мощности. А уже для этого нужны инвестиции.
Поскольку речь идет о больших и сложных механизмах, которые много лет не производят, то нужно создавать и сборочные заводы, и предприятия, которые производят комплектующие, или налаживать цепочки поставок. Многие из комплектующих уже не производятся.
Однако частные инвестиции в производство сильно затруднены, поскольку никто не может гарантировать спрос на вооружения. Компании — производители оружия настаивают на заключении стабильных долгосрочных контрактов на 10−15 лет. Но пока нет информации о том, как часто их требования удовлетворяют.
Крупные европейские компании, например германские Rheinmetall и KMW, а также польская PGZ, объявили о расширении производства на уже существующих предприятиях, а также о планах строительства новых. Другие, менее крупные, нуждаются в поддержке или гарантиях со стороны государства.
Покупать оружие и держать его в арсеналах без нужды тоже нельзя — хранение вооружений и военной техники стоит очень больших денег, потому что включает в себя и техническое обслуживание, и зарплату персонала, и многие другие расходы.
Сейчас в Европе либо созданы, либо создаются новые финансовые инструменты, которые должны помочь упорядочить инвестиции в оборонную промышленность, консолидировав бюджеты и программы разных стран.
«Найти дополнительные средства для обороны ЕС будет трудно. В бюджете ЕС мало свободных средств, и многие члены-государства остаются скептически настроенными насчет совместного займа. Возможным вариантом является финансирование вне бюджета, а также поиск способов более эффективного использования существующих средств», — сказал Би-би-си анонимный высокопоставленный чиновник ЕС.
Для долгосрочных программ существует Европейский оборонный фонд (European Defence Fund — EDF). Однако он не совсем подходит для решения насущных задач.
Для задач более краткосрочных в ЕС создается Европейская программа оборонных инвестиций (EDIP). В перспективе система европейских финансовых инструментов должна помочь отладить разбалансированную машину европейского ВПК.
По словам европейского чиновника, деньги можно перебрасывать из других программ, потерявших приоритет: «Средства согласования и деньги из Фонда восстановления и устойчивости после COVID могут быть использованы для расширения производственных мощностей военных возможностей. Поощрение большего предоставления кредитов оборонному сектору также должно быть в приоритетах лидеров ЕС».
Такие инструменты, вероятно, будут совершенствоваться. Возможно, появятся и другие.
Так, в начале января европейский комиссар по вопросам внутреннего рынка Тьерри Бретон предложил создать огромный 100-миллиардный фонд для еще более эффективного стимулирования европейского ВПК. В первую очередь — для производств боеприпасов.
Однако деньги — еще не все.
Организация
Деньги не становятся оружием после того, как их направляют на военные заводы. Иногда эти заводы надо еще построить.
Военное производство, которое требуют развернуть в Европе, нуждается в настолько коренной реформе, что многое проще просто построить с нуля.
Во-первых, единый рынок, который создавал Евросоюз, не включал в себя оборонную промышленность.
«Предприятия в сфере обороны в основном являются национальными, с несколькими исключениями, такими как Airbus и MBDA. Национальные правительства контролируют спрос и определяют, кому предприятия могут продавать. Кроме того, многие государства-члены закупают готовое оборудование у поставщиков извне Европы, особенно из США», — рассказал Би-би-си другой европейский чиновник, также попросивший не называть его имя.
ЕС — не единое государство, а группа стран, у каждой из которых существует своя армия, свои программы вооружений и свои лоббисты в министерствах обороны, которые поддерживают свое производство вооружений и военной техники.
В результате вместо того, чтобы создать, например, один общеевропейский танк, после развала Варшавского блока страны ЕС строили несколько: французский Leclerc, итальянский С1 Ariete, польский PT-91 Twardy, британский CR2 Challenger 2 и, наконец, германский Leopard 2 различных модификаций, который производился не только в Германии, но и по лицензии в Испании и Швеции.
Прибавьте сюда появившиеся в европейской польской армии американские Abrams и южнокорейские K2, которые также теперь стоят на вооружении европейских стран.
В военной авиации, например, тоже все непросто, но в Европе одновременно выпускают три истребителя — Rafale французской фирмы Dassault, панъевропейский Eurofighter Typhoon и Gripen шведской компании Saab.
В России, правда, тоже на вооружении стоят сразу несколько танков и производятся два разных истребителя (Су-30 и Су-35), и это тоже осложняет и производство, и логистику, и обслуживание, но в Европе на это накладываются и различные бюрократические и организационные сложности разных стран.
Совместное производство — один из выходов. С 1990-х годов истребитель Eurofighter Typhoon строит британо-франко-германо-итальянский консорциум. Несколько лет назад Германия и Франция стали работать над новым танком. Однако это все-таки исключения из общего правила.
— Европейские военные структуры обзаводятся множеством нестандартного военного оборудования — исследование Мюнхенской конференции по безопасности показало, что в 2016 году в армиях Европы было 178 типов основных вооруженных систем, тогда как в США их было всего 30, — рассказал Би-би-си европейский чиновник.
Сложность тут еще и в том, что, выбрав один раз поставщика тяжелых вооружений, трудно поменять его на другого, поскольку это потребует замены оборудования на танкоремонтных предприятиях, переобучения персонала и многого другого. Так, например, Польша, предпочтя американские и во многом идентичные им южнокорейские танки, будет испытывать сложности с закупкой, например, французских.
Правда, украинская армия показала всему миру, как можно воевать, вооружаясь небольшими партиями самых разных систем, совмещая советские и натовские стандарты в рамках подчас даже одного самолета и даже зенитно-ракетного комплекса, но это лишь означает, что офицеры службы тыла ВСУ спят намного меньше своих коллег из других стран.
На фоне этих организационных проблем в ЕС опять заговорили о создании единой европейской армии, которая могла бы выбирать себе единого поставщика вооружений и военной техники. Однако такую кардинальную реформу всей архитектуры безопасности Европы осуществлять очень долго и рискованно, когда на континенте идет большая война.
Одним из способов лучшей организации станет система совместных закупок, которая будет объединять европейские страны в заказе больших партий вооружений, военной техники или боеприпасов. Весной 2023 года 23 страны ЕС и Норвегия запустили проект «Совместные закупки боеприпасов», который призван ускорить закупку 155-миллиметровых артиллерийских снарядов для Украины и национальных армий.
Совместные закупки должны не просто оптимизировать процесс вооружения европейских армий, но также сэкономить большие средства.
Теперь, когда на оружие и вооруженные силы необходимо потратить много денег, нужно перераспределить расходы государственных бюджетов.
Цели, поставленной на одном из саммитов НАТО — тратить на оборону не меньше 2% ВВП, поначалу достигли всего несколько государств, а в 2022 году, уже после начала вторжения, средний показатель был 1,5%.
В 2024 году только 18 из 31 страны альянса должны выделять на оборону не менее 2% своего ВВП. И теперь, когда ЕС хочет значительно увеличить вклад каждой страны в повышение обороноспособности, необходимо объяснить это повышение гражданам.
(Не)призрачная угроза
Как говорилось в июньском материале Международного института стратегических исследований, одной из главных причин, по которой на тот момент в Европе процесс мобилизации военной промышленности шел гораздо меньшими темпами, было убеждение, что европейским странам за пределами Украины Россия не угрожает.
Однако в середине осени западная пресса и аналитические организации стали выпускать материалы, в которых говорилось об опасности российского вторжения в страны — члены НАТО.
Эта волна публикаций возникла на фоне неуспешного украинского наступления, а также высказываний Владимира Путина, который в начале декабря заявил, что власти Латвии «по-свински» относятся к русскоязычному населению.
Опасения того, что Россия может начать вторжение в страны Балтии, уже не раз звучали в прошлом: например, в 2017 году перед началом крупнейших российско-белорусских учений «Запад-2017» многие в соседних странах считали, что это будет скрытое развертывание группировки перед началом вторжения.
Хотя медийный шум вокруг учений тогда и был довольно силен, но все-таки недостаточно, чтобы Европа взялась за реформу своего ВПК.
Но получится ли это сделать сейчас?
Помимо инерции бюрократической машины, организационных, технических и финансовых проблем европейским политикам нужно еще и убедить население, избирателей в том, что надо направлять огромные средства на войну, чего не было уже много десятилетий.
У населения европейских стран в последние годы в центре внимания была больше «зеленая» повестка, чем оборона.
При этом ЕС должен выступать более или менее консолидировано, а отношение к России в разных европейских странах очень разное. В Польше и странах Балтии к России в последние годы настороженное отношение, тогда как, например, в Венгрии оно совершенно другое.
В Португалии, которая расположена на другом конце Европы, могут гораздо меньше волноваться по поводу исхода войны в Украине, чем, например, в Румынии, которая с Украиной граничит.