Какие ошибки Кабинет допустил в ситуации с Зарецкой? Зачем Лукашенко кричал на премьер-министра Армении? Для властей запрет на рост цен станет такой же проблемой, какой стал коронавирус? Почему для Лукашенко 7 ноября все еще праздник? Возможен ли госпереворот в России? Эти и другие злободневные вопросы задали нам вы. Мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману — и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит».
— Какие ошибки Кабинет допустил в ситуации с Зарецкой в целом? По вашему мнению, поменяет ли этот кейс отношение сторонников демсил к Кабинету?
— Многие из этих ошибок Кабинет Тихановской назвал сам, здесь не нужно ничего выдумывать. Во-первых, это большой провал в коммуникации, а во-вторых, ошибка при подборе персонала. В Кабинете признали, что бизнесы Татьяны Зарецкой они не проверяли при приеме ее на работу, хотя и пропускали ее через какой-то полиграф. Судя по всему, фокус состоял в том, чтобы узнать, есть ли у кандидата в прошлом какие-то связи с КГБ или другими спецслужбами, а не в том, насколько правдоподобно и убедительно звучат рассказы Зарецкой о своем бизнесе.
Ошибки бывают у всех. Я считаю, что глубинные причины с отбором кадров — в дефиците самих этих кадров. Компетентные и успешные люди обычно строят свои карьеры, реализуют свои проекты и не готовы жертвовать всем этим ради политики, которая сегодня не выглядит самой перспективной сферой.
Летом 2020-го к белорусскому протестному движению примкнули многие успешные топы белорусского бизнеса, известные юристы, высшие чиновники и послы, потому что у них было ощущение причастности к историческому моменту. Сейчас же далеко не у всех есть вера в то, что работа Кабинета Тихановской в изгнании и будущее Беларуси как-то напрямую связаны между собой так, чтобы для этого жертвовать своей карьерой и перспективами вернуться в страну. В итоге для отбора у вас остаются либо люди, которые пришли в политику в 2020-м или даже до него, либо люди, у которых по каким-то причинам не идет их собственное дело, либо люди, которые идеологически заряжены на борьбу. Ну и, наконец, это могут быть те, кто по каким-то причинам хочет использовать свою политическую карьеру для других целей, например, для личного пиара.
Можно ли утверждать, что среди этих групп людей нельзя найти подходящих кандидатов? Разумеется, нет, но и шанс проколоться, попасть на провального кандидата тоже вырастает из ситуации куда меньшего выбора чем раньше.
Вторая ошибка — коммуникационная. Здесь, если честно, я не склонен винить Офис Тихановской или Кабинет в том, что они лично как-то провалили коммуникацию. Скорее, они в ней не участвовали. Вместо этого в коммуникации участвовала Татьяна Зарецкая, и это очевидно был не самый удачный опыт. Если бегать от журналистов, искать в их попытках расследований происки КГБ, намекать им на возможные судебные разбирательства, если они что-то опубликуют, мотивировать свое нежелание отвечать на вопросы соглашениями о неразглашении, то результат не может быть хорошим вне зависимости от того, что из предъявленных обвинений было правдой, а что — клеветой.
Если говорить о репутационных последствиях этого скандала, то и до него далеко не все сторонники демократических сил относились к Кабинету однозначно. Штаб самого популярного политика 2020 года Виктора Бабарико не присоединился к Кабинету. Не поддерживает его и национально-консервативный фланг белорусской оппозиции — сторонники Зенона Позняка и подобных ему политиков. Спорные отношения у Кабинета и с белорусским добровольческим движением в Украине. Сторонники же Тихановской тоже не едины в том, насколько пассионарны они по отношению поддержки инициатив политика. Некоторые до сих пор заряжены на борьбу, для них скандал с Зарецкой не будет иметь практически никакого значения.
Но есть и обратный процесс. За эти два года среди избирателей Тихановской в 2020-м году растет число тех, кто устает от новостей о политике, кто все реже и реже читает сводки о работе Кабинета или Офиса Тихановской, кто вот-вот вообще перестанет читать негосударственные СМИ, потому что за это могут посадить. Если в эмиграции эти процессы не так явно чувствуются, то внутри страны они намного более ощутимы, и каждый новый скандал, каждый новый спор внутри оппозиции приводит к «откалыванию» все большего и большего числа людей, которые еще раньше следили за этими новостями. Оппонентам власти внутри страны все сложнее находить ответы на вопрос «чем конкретно им полезен Кабинет Тихановской», и даже скромные успехи Кабинета вроде растущей международной субъектности, установление формальных контактов с Советом Европы или запуском околовоенных курсов подготовки — все это меркнет на фоне скандала, который был совсем не обязателен, но который оказался куда более резонансным, чем все эти позитивные новости о работе новой структуры.
— Почему Лукашенко орал на премьер-министра Армении? Он делает вид, что что-то решает в ОДКБ?
— В конце октября Лукашенко действительно очень эмоционально критиковал своего армянского коллегу Пашиняна на Совете ОДКБ. Лукашенко возмутило то, что Пашинян потребовал у союзников четко высказаться в поддержку Армении в ее конфликте с Азербайджаном, и, в принципе, это требование выглядело бы логичным, если бы мы понимали ОДКБ как реального союзника, в котором все поддерживают один одного. На самом деле это не совсем так: в ОДКБ уже давно нет солидарности по вопросам, которые волнуют отдельных членов этой организации. Страны ОДКБ не поддержали даже Россию, которая начала войну в Украине (за исключением Беларуси).
Так, например, Россия получила безоговорочную поддержку своей войны против Украины только от Минска, а Армения сама не получала практически никакой дипломатической или политической поддержки от всех остальных стран-членов ОДКБ. Некоторые из них, вроде Беларуси, имеют более тесные отношения с Азербайджаном, врагом Армении. Причем эти давние отношения касаются не только обычной торговли, но и продажи очень «чувствительных» товаров, таких как вооружение.
Известно, что Беларусь поставляла Азербайджану свои хваленые ракетные системы «Полонез». В этом и есть первое объяснение эмоциональности Лукашенко. Ему очень не нравится, что ему напомнили о коллективных союзнических обязательствах, когда у него есть двусторонняя дружба с Азербайджаном. Но более важным здесь выглядит другой мотив: среди всех претензий к Армении Лукашенко в частности остановился на том, что Пашинян посмел вовлечь в посредничество в армяно-азербайджанском конфликте Евросоюз, то есть сегодняшних врагов России и Беларуси.
Владимиру Путину, который тоже был на этой видеоконференции, явно неприятно, что в регионе, где традиционным арбитром всегда была Россия, сегодня к ней все меньше доверия, а в ее услугах все меньше надобности. Поскольку для Лукашенко в последние месяцы, если не сказать годы, критично важно иметь максимальное расположение Путина, то на всех подобных встречах он пытается сказать то, что, как ему кажется, Путину было бы очень приятно услышать. Все это предсказуемо вызывает недовольство в Армении, но отношения с ней Минску сегодня уже не так важны, как послать правильные сигналы в Кремль, ну и заодно своему традиционному партнеру в Баку.
— Почему раньше неугодных правителей свергали заговорами или условно подбрасывали змей в кровать, а сейчас один человек кошмарит весь мир и никто даже не пытается сделать госпереворот? Неужели за 22 года он настолько промыл мозги всем в РФ?
— Это большой и сложный вопрос, но я постараюсь обозначить хотя бы несколько ключевых факторов, которые определяют то, почему у элит не получается свергать таких лидеров, как Путин и Лукашенко.
Во-первых, правящая верхушка должна быть очень сильно недовольна тем, кого они собрались смещать. Они должны быть уверены, что продолжение правления этого человека обернется для страны и для них лично большими неприятностями, чем те риски, с которыми они столкнутся, если попробовать объединиться и свергнуть его. И сегодня ни в России, ни в Беларуси нет четких признаков того, что приближенные и к Путину, и к Лукашенко думают так о своих лидерах.
В Беларуси, кажется, и вовсе сложилась обратная ситуация. В самый «верх» попали люди, которые уверены, что, во-первых, без Лукашенко их собственная судьба будет под большим вопросом, а во-вторых, что страна окажется чуть ли не в войне или под оккупацией.
У российской элиты сегодня явно больше оснований для тревоги в отношении сегодняшнего курса. Война идет явно не потому сценарию, который задумывал Кремль, и понятного и неунизительного выхода из этой войны тоже не видно. Насколько с этим анализом согласны высшие российский силовики — семидесятилетние друзья Путина по работе в КГБ — мы просто не знаем. Но серьезных доказательств того, что они считают, что ситуация аховая, у нас тоже нет.
Но даже если представить, что политические препятствия преодолены, все все понимают, то тут в игру вступают очень серьезные организационные, технические препятствия на пути к организации такого переворота. Мы уже не в Древнем Риме, чтобы можно было просто подбросить змею в кровать диктатора. Сегодня у них есть хорошая охрана. Для того чтобы сместить сегодняшних тиранов, высшим чиновникам нужно определиться: это будет силовой сценарий или политический.
Силовой сценарий означает, что в заговор нужно вовлекать генералов, обычно самых лояльных людей в системе. В российском случае это означает главу МВД или Росгвардии, главу ФСБ, главу Федеральной службы охраны и, желательно, главу Минобороны, ну или хотя бы большинство из них. То, что на этих постах сегодня находятся еще большие «ястребы» чем Путин, не означает, что они в принципе не способны его предать. Но для этого предательства куда более высокая планка, и Россия, я осмелюсь предположить, очень настойчиво двигается в эту сторону, но пока еще явно находится не в этом месте.
Политический вариант означает, что надо использовать существующие государственные институты внутри авторитарного режима, чтобы сместить ее лидера. Как это сейчас не смешно звучит, но в Советском Союзе или фашистской Италии с этим было намного проще, потому что были коллективные органы управления, которые должны были формально регулярно переназначать лидеров на их посты. Это означает, что когда в элитах складывался заговор или консенсус по поводу того, что какой-то человек нам надоел и от него нужно избавляться, достаточно было подготовить заседание этого съезда или совета и избавиться от него прямым голосованием. Так, например, потеряли свою власть Муссолини и Хрущев.
Но в сегодняшней Беларуси и России режимы намного более персоналистские. В них нет коллективных органов управления, которые имели бы право свергнуть и отстранить от должности Путина и Лукашенко. Единственный формальный путь к этому — это импичмент. Но как в России, так и в Беларуси это очень сложно забюрократизированная процедура, в которой участвуют органы из разных ветвей власти. Это сложно организовать так, чтобы лидер не стал этому противодействовать.
И тут мы подходим к главному препятствию на пути любого номенклатурного переворота в сегодняшней России. Это атомизация, раздробленность политической элиты. Если у вас есть полдюжины следящих друг за другом спецслужб, конкуренция разных ведомств, недоверие и желание подсидеть друг друга, то организовать что-то похожее на заговор очень сложно. Каждый чиновник, генерал, который задумается об этом и решит поговорить об этой идее с каким-то из своих коллег, будет бояться, что этот коллега либо его сдаст, чтобы получить продвижение по службе, либо условная баня, в которой они будут это обсуждать, окажется на прослушке. Такая ситуация резко повышает индивидуальные риски для каждого отдельного высшего чиновника, и в итоге они предпочитают пересидеть или сбежать, если бегство остается все еще возможной опцией.
Очень многие в рассуждениях о возможностях переворотов делают эту самую ошибку. Они считают, что номенклатура — это некий единый организм с единым центром принятия решений и способностью проявлять свою коллективную волю. На самом деле в Беларуси и в России это сегодня не так. Работает античный принцип «разделяй властвуй», и, для того чтобы преодолеть свой страх, генералам и бюрократам нужна сильнейшая мотивация, состояние абсолютно беспросветного кризиса, который угрожает им и их семьям куда больше, чем попытка договориться, смещение вождя.
Еще недавно я не мог себе представить такого стечения обстоятельств в России, но сейчас, чем чаще российские власти на разном уровне говорят о возможном применении ядерного оружия, тем четче вырисовываются контуры того момента истины, который может стать губительным для Владимира Путина.
— Возможно, что запрет на рост цен станет такой же ошибкой, какой стал коронавирус для Лукашенко? И не является ли ошибкой оппозиции невнимательность к этой проблеме?
— Если решение властей по контролю за ценами приведут на каком-то этапе к широкому дефициту, панике на потребительском рынке, банкротству торговых сетей, то, конечно, все это может иметь не только экономические, но и вполне себе политические последствия. Дефицит отзовется у старшего поколения воспоминаниями о восьмидесятых и начале девяностых годов — наверное, самом тяжелом времени в их жизни с точки зрения экономики.
Вся политическая идентичность Лукашенко базируется на преодолении того периода истории, и если его лояльный избиратель увидит, что мы возвращаемся к тем временам, то у Лукашенко могут начаться рейтинговые проблемы похуже, чем то, что принесла ему пандемия. Но для того чтобы ситуация зашла так далеко, власть должна быть настойчивой в своем экономическом популизме, и когда появятся первые признаки дефицита, Лукашенко в таком сценарии должен продолжать — заставлять торговые сети работать, не банкротиться, не увольнять сотрудников; заставлять производителей поставлять определенный объем товара на рынок, запретить экспорт товаров, которые показались дефицитными. Иными словами, он должен возрождать госплан как в сельском хозяйстве, промышленности, так и в торговле.
Не то чтобы это было совсем невозможно. Советские инстинкты Лукашенко не нужно преуменьшать, но пока власть действует иначе. Они сначала вводят неуклюжую популистскую меру, как контроль за всеми ценами в стране, берутся с задором и арестами исполнять, но затем, когда появляются первые признаки дефицита и паники среди продавцов, они откатывают назад, по крайней мере, частично, вводя некоторые перечни товаров, по которым цены повышать можно, просто по согласованию, по особой процедуре. Это означает, что пока обратная связь с реальной экономикой работает и идеологические убеждения Лукашенко или его популистские импульсы не побеждают.
Что же касается оппозиции, я не до конца понимаю, что она может сделать с этой темой, не находясь в стране. Тихановская выпустила заявление по поводу временно закрывшихся рынков, но, по-моему, сами ипэшники, которые были в панике от того, что они не понимают, как им работать, это заявление даже не услышали. Чтобы эффективно работать с экономической повесткой, надо чтобы люди на земле, на которых отражается кризис или какие-то решения властей, чувствовали, что политик находится с ними в одной ситуации, что он разделяет все тяготы. Либо же люди должны чувствовать, что перед ними компетентный политик, который может прийти к власти и более эффективно управлять экономикой, чем сегодняшние руководители страны. Поэтому в 2020 году у Тихановского с одной стороны и Бабарико и Цепкало с другой был понятный путь, как использовать экономическую повестку в своей компании. Тихановский жестко и бескомпромиссно критиковал власти языком простого мужика из народа, а Бабарико и Цепкало предлагали альтернативу.
У сегодняшних демократических сил в изгнании намного меньше таких возможностей. Люди на земле просто не чувствуют, что по ту сторону экрана, где-то в Вильнюсе или в Варшаве лидеры разделяют их боль так же, как те, кто выступал от их имени в августе двадцатого года. Но это не значит, что белорусским демократам стоит вообще обходить и молчать по поводу экономических тем. Если власть совершает ошибки именно в этой области, то абсолютно логично говорить об этом как о примерах некомпетентности сегодняшнего белорусского режима.
— Почему для Лукашенко 7 ноября все еще праздник?
— Это интересный вопрос, потому что день памяти Октябрьской революции, а на самом деле день, когда боевые отряды большевиков свергли власть в Петрограде, — это день, который легитимизирует силовое свержение законной власти, то есть то, с чем сегодняшняя белорусская пропаганда борется активнее всего.
Белорусская власть культивирует свою сакральность и непреложность, и при этом по всей стране сотни, если не тысячи улиц названы в честь настоящих бунтарей, «змагаров», если хотите, начала XX века; людей, которые спокойно выходили на несанкционированные акции, устраивали настоящие массовые беспорядки и не гнушались даже организацией настоящих террористических актов, чем потом они гордились в своих мемуарах и книгах об истории советской власти.
Лукашенко вынужден жить с этим явным противоречием, потому что у него нет другого, несоветского источника своей исторической легитимности. Даже Кремль давно понял, что надо расширять свой исторический дискурс, и уже много лет и Путин, и его идеологи проводят цепочку между сегодняшней Россией, иногда Российской империей, а иногда даже Киевской Русью, которые они там у себя называют «Древнерусским государством». Путин отсылает нас к походам Петра I 300-летней давности, когда объясняет, почему он отторгает ту или иную область Украины.
Большевиков же он, наоборот, критикует как за свержение легитимной власти, что полностью вписывается в антипротестную политику Кремля, так и за то, что они допустили федерализацию СССР, и тем самым, по мнению Путина, привели к тому, что в девяностые «окраины империи» почувствовали себя независимыми государствами.
Лукашенко же не может позволить себе искать корни белорусской государственности где-то до большевистской Беларуси: в этом случае придется признать правду о том, что в Беларуси была многовековая европейская история, прежде чем ее поглотила Россия в конце XVIII века. Кроме того, придется признать, что первый государственный проект в сегодняшних границах Беларуси был не под красным или красно-зеленым флагом, а под бело-красно-белым флагом в виде БНР.
Интересно, что все другие постсоветские страны, включая диктатуры Центральной Азии, нашли смысл в том, чтобы искать свою историческую идентичность где-то глубже, чем советская мифология. 7 ноября отмечается на официальном уровне только в Беларуси, и это не случайно: система Лукашенко — это единственный режим на постсоветском пространстве, который все еще не может порвать с историей большевизма, не может отождествлять себя с чем-то другим, потому что боится потерять и логические основы своей сегодняшней власти.