Почему белорусская пропаганда так подробно освещает поездку Лукашенко в Африку? Изменят ли что-то в Беларуси выборы в России? Как описать стратегию Лукашенко в отношении Украины? Какие выводы можно сделать после конференции, которую устроил полк Калиновского? Эти и другие злободневные вопросы задали нам вы. Мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит». Это его текстовая версия.
— Почему белорусская пропаганда так подробно освещает поездку Лукашенко в Африку? Только за воскресенье в телеграм-канале его пресс-службы было более 20 постов.
Во время прошлого турне Лукашенко по странам Африки почти год назад мы уже разбирали основные задачи Минска в таких визитах. В первую очередь белорусская власть — и пропаганда вслед за ней — хотят показать, что Лукашенко не в изоляции, что Запад, где его больше не хотят видеть, — это не весь мир. Есть еще десятки стран, куда белорусский политик может спокойно приезжать и его будут встречать на высшем уровне. Постоянные встречи с российскими губернаторами или даже с Путиным для этих целей не подходят, потому что нужно демонстрировать, что белорусская дипломатия способна открывать новые горизонты.
Климатический саммит в Дубае, общение там с полудюжиной африканских лидеров, а затем поездка в африканские страны, в которых Лукашенко еще не был, — это как раз такие новые горизонты. При этом рассказы об интенсивности его контактов или плотности графика призваны заретушировать неприятную экономическую реальность. Весь экспорт белорусских товаров в Африку за прошлый год составил 200 млн долларов, и, по словам премьер-министра Романа Головченко, он продолжил опускаться в этом году.
Получается, что визиты Лукашенко в Африку зимой прошлого года своего экономического эффекта не дали. Беларусь за первые три квартала этого года продала в маленькую и вражескую Литву больше, чем за весь прошлый год в Африку. План на следующий год — увеличить этот экспорт в два с половиной раза. Но если и эти надежды не сбудутся, то будьте уверены: во время следующего турне Лукашенко белорусские госСМИ не будут вспоминать об этих планах.
Когда-то формулой белорусской многовекторности было «треть-треть-треть», что подразумевало равное распределение экспорта между Россией, Западом и остальным миром. Сегодня об этом не приходится даже мечтать, потому что только Россия взяла на себя две трети этого экспорта. Но установку на многовекторность в пропаганде никто не отменял, и нужно, чтобы хотя бы аудитория государственных СМИ не стала задавать вопросы: «А действительно ли у нас нет кризиса во внешней политике?»
Поэтому качество связей с потерянными традиционными партнерами Беларуси вроде Украины или западных стран подменяется количеством с новыми партнерами. То есть всеми, кто готов открывать белорусское посольство или расстилать перед Лукашенко красную дорожку. А следует ли за этими визитами хоть какое то реальное углубление отношений — вопрос второстепенный.
— Путин объявил, что будет баллотироваться на пост президента России. Эти выборы что-то изменят для Беларуси?
— Едва ли в политике нашего региона была меньшая интрига, чем поход Путина на новый президентский срок. Ради этого даже специально переписали российскую Конституцию в 2020 году, чтобы обнулить путинские президентские сроки. А начав большую войну и не доведя ее до какого-то логического конца, добровольно покидать пост было бы просто нелепо.
При этом по традиции даже в таких глубоко авторитарных странах, как сегодняшняя Россия, президентские выборы все-таки воспринимаются как точка потенциальной нестабильности. А вдруг система даст сбой? И пример 2020 года в Беларуси тут явно маячит в глазах кремлевских политтехнологов как худший, которого нельзя допустить. И мы видим, что Навальный и другие лидеры оппозиции давно в тюрьме, а парламентские партии сидят на коротком поводке. Голосование, почти как в Беларуси, будет идти несколько дней, чтобы упростить фальсификации. И можно даже не сомневаться, что никакая «русская Тихановская» не будет допущена до выборов.
Если Путин действительно проходит этот март без особых потрясений, что пока выглядит самым вероятным сценарием, то это будет иметь несколько последствий как для всего региона, так и для Беларуси.
Во-первых, спокойное переизбрание Путина окончательно снимает с повестки дня хоть какую-то неопределенность 2024 года. Это позволит всем — и друзьям России, и ее оппонентам — планировать свое среднесрочное будущее, исходя из базового сценария, что Путин у власти либо до смерти, либо как минимум до 2030 года. Определенность всегда лучше неопределенности, если вы сателлит России и полностью зависите от нее. Потому что для Лукашенко, если решен кремлевский вопрос, то можно спокойнее планировать свое будущее на 2025 год и после.
Но второе следствие готовящейся победы Путина — чуть более отложенное и не такое однозначное для Беларуси. Главным фоном и драйвером всех политических процессов в нашей стране сейчас является и в ближайшие годы будет война и ее непредсказуемые повороты. И вот здесь нельзя утверждать, что переизбрание Путина — это фактор стабильности на поле боя. Потому что после марта у Кремля будут в какой-то степени развязаны руки с точки зрения принятия непопулярных решений.
Например, сразу после прошлых президентских выборов в 2018 году Путин повысил пенсионный возраст, что было очень непопулярно среди россиян и что он обещал не делать еще за год до выборов. Сейчас самым очевидным «кандидатом» на такое непопулярное решение выглядит ускорение мобилизации, которая идет в России с осени прошлого года, а затем — наступление большими массами этих мобилизованных, чтобы сдвинуть линию фронта.
С одной стороны, это может снизить популярность войны в российском обществе, потому что уже сейчас, по независимым опросам (посмотреть их результаты вы можете тут и тут. — Прим. ред.), больше россиян хотят мирных переговоров, чем продолжения боевых действий до победы. Но, с другой стороны, это также может нарушить сегодняшнее равновесие на фронте, потому что создаст для Украины новые серьезные проблемы. Причем эти проблемы тоже могут иметь разные последствия. Вполне возможно, что, видя новые территориальные и людские потери Украины и не видя пространства для мирных переговоров с Кремлем, западные лидеры решат качественно увеличить военную поддержку ВСУ.
Иными словами, переизбрание Путина раскрепощает российские власти в том, что касается экспериментов с войной. А любые такие эксперименты — это фактор риска для Лукашенко. Ему намного комфортнее сосуществовать с сегодняшней позиционной фазой войны, с минимальным риском эскалации и втягивания в войну Беларуси.
— Как бы описали стратегию Лукашенко в отношении Украины и официального Киева сейчас?
— Это сложно назвать стратегией. Минск и Киев выбрали в отношении друг друга схожий подход — не нервировать один одного без необходимости. Но когда эта необходимость есть (например, украинские спецслужбы хотят вывести из строя российский самолет на белорусском аэродроме), они могут рискнуть душевным спокойствием Лукашенко.
То же самое можно сказать и о нем. Когда нужно демонстрировать лояльность старшему брату, Лукашенко спокойно принимает главу так называемой ДНР на государственном уровне или многократно признает Крым, заключая с полуостровом, его оккупационными властями многочисленные соглашения. И здесь Минск тоже не переживает, что такие действия вызывают дипломатические демарши Киева. Задача, которая есть на российском направлении, явно приоритетнее.
Но когда таких более важных приоритетов нет, Лукашенко не инициирует дополнительную ненужную конфронтацию в отношениях. Я не могу залезть к нему в голову, но кажется, что здесь есть три основных мотива.
Во-первых, ему не хочется в случае какой-то очередной военной эскалации стать мишенью для украинских дальнобойных ракет или дронов, которые легко долетят даже до Дроздов.
Во-вторых, у Лукашенко еще может теплиться надежда в каком-то отдаленном будущем выполнять посреднические функции между Киевом и Москвой. Если и не стать площадкой для переговоров, то хотя бы передавать какие-то сигналы. И для этого нужно не разрывать полностью коммуникацию с Украиной.
И в-третьих, в чем можно быть уверенным, после окончания острой фазы войны Лукашенко рассчитывает восстановить торговлю с Украиной. И особенно важно сделать это раньше, чем это получится у России, потому что это даст возможность зарабатывать огромные деньги на продаже нефтепродуктов. И чтобы это стало когда-то возможно, Минску снова-таки нужно чем-то отличаться от России с точки зрения степени конфликта с Украиной.
То есть принцип позиционирования Лукашенко можно сформулировать следующим образом: мы помогаем России во всем, что ей нужно, потому что не можем отказать, но не воюем сами. Судя по недавним откровениям главы украинской делегации на прошлогодних переговорах Давида Арахамии, именно это сказал Лукашенко Владимиру Зеленскому во время их единственного звонка после начала вторжения.
И в этом смысле подход Лукашенко едва ли изменился с самого начала войны. И ему, надо признать, удалось добиться по крайней мере в восприятии украинской элиты того минимума, на который он мог рассчитывать. Заявления о том, что Лукашенко держит слово или что он постоянно сопротивляется российскому давлению, регулярно звучат из Киева до сих пор. Хотя по факту у нас нет ни одного признака или доказательства, что за все эти два года Путин требовал от Лукашенко чего-то, от чего ему нужно было увиливать.
— В конце ноября полк Калиновского собрал почти всех представителей демсил в Киеве, чтобы разработать стратегию освобождения Беларуси. Какие выводы можно сделать после этой конференции?
— Первый вывод состоит в том, что два крыла белорусской оппозиции — киевское и варшавско-вильнюсское — находятся в постоянном и рабочем диалоге друг с другом. Эта коммуникация начала развиваться еще как минимум полгода назад. Стало намного меньше публичной критики. Представители обоих лагерей регулярно общались и созванивались друг с другом, а делегат от полка Калиновского приехал на конференцию Светланы Тихановской и ее Кабинета в Варшаву.
А теперь большая делегация вильнюсско-варшавской оппозиции приехала на конференцию в Киев. При этом, вопреки хорошо работающей коммуникации, настоящую консолидацию построить не удалось. Кажется, что сильнее настрой на эту консолидацию был именно у украинских участников и у штаба полка Калиновского. Они регулярно говорили об этом и до конференции, и на ней самой. Но ни Офис, ни Кабинет Тихановской даже не прислали в Киев полномочных представителей, чтобы подписать декларативные документы по итогам конференции. И это вызвало возмущение многих собравшихся. Это означает, что в вильнюсско-варшавских демсилах нет сегодня интереса к более глубокой консолидации с киевским центром оппозиции.
Если быть откровенным, представить себе какие-то работающие форматы такого объединения сегодня непросто, потому что и полк Кастуся Калиновского, и другие белорусские добровольческие подразделения в Украине — это подразделения украинской армии. Если представить себе условный широкий Рух демократических сил или освобождения Беларуси, и в этом Рухе обязательства киевской части оппозиции вошли в противоречие с установками Киева, по-моему, весьма очевидно, кого будут слушаться белорусские солдаты украинской армии.
С другой стороны, неясно, какое есть пространство для совместных проектов и действий у дипломатического и военного крыла оппозиции. Совместная политическая активность в Беларуси сегодня невозможна, потому что там невозможна никакая политическая активность. Дипломатический вес структур Тихановской на Западе вряд ли вырастет от альянса с полком Калиновского — особенно если это будет означать милитаризацию ее риторики. Когда BYPOL взял на себя ответственность за диверсию в Мачулищах, это привело к прекращению финансирования организации и вызвало ее раскол. И остальные демсилы явно не хотят повторить такой же путь в случае, если они начнут готовить совместную белорусскую освободительную армию вместе с полком Калиновского.
Демсилы явно могут делать больше, чтобы собирать помощь для добровольцев в Украине, — это факт. Но для этого вряд ли необходима какая-то коалиция или альянс. Кажется, что достаточно простого регулярного общения. То же самое касается и написания каких-то общих стратегий по освобождению Беларуси и прочих меморандумов, которые без ресурсов на такое освобождение, скорее, носят декларативный характер.
Конференция в Киеве обнажила все эти ограничения для совместной работы. Практика и история показывают, что консолидация всех структур идет куда быстрее, когда они видят какую-то конкретную точку приложения своих общих усилий, когда они видят какой-то шанс на скорую победу. В другие исторические периоды, как, например, тот, который мы переживаем сейчас, успехом можно считать простое бесконфликтное сосуществование и регулярное рабочее общение по практическим вопросам.
— Лукашенко в начале декабря побывал в Китае и встретился с Си Цзиньпином. Он может строить отношения с Пекином, не оглядываясь на Москву?
— Я не думаю, что здесь могут быть какие-то политические препятствия со стороны Москвы. Россия сама последние годы все больше пытается переориентировать свою внешнюю политику и внешнюю торговлю на Китай. И было бы нелепо запрещать Лукашенко заниматься тем же самым или хотя бы развивать хоть какие-то отношения с Пекином.
Ни о каком балансировании между двумя гигантами здесь не может идти и речи, потому что Лукашенко не может сблизиться с Китаем так, чтобы как-то перевесить масштаб экономических связей с Россией. Они просто несоизмеримы. Товарооборот с Китаем в семь-восемь раз меньше, чем с Россией. И к тому же главная статья белорусского экспорта в Китай — калийные удобрения — проходит через российскую территорию и российскую логистику с позволения Москвы. Военную, политическую и информационную зависимость неудобно даже сравнивать.
Но если бы Китай действительно имел какие-то интересы в Беларуси, которые бы шли вразрез с интересами России, остается большим вопросом, стала ли бы российская власть пытаться вставлять палки в колеса Китаю. Ведь отношения России и Китая, как и отношения Беларуси и России, асимметричны. Это означает, что одна страна получает от другой намного больше и, соответственно, не может позволить себе открыто действовать наперекор интересам более влиятельного партнера.
Но этих проблем в нашем треугольнике даже не возникло, потому что нет никаких убедительных доказательств или признаков того, что у Китая есть к Беларуси какой-то чрезмерный или растущий интерес. Новые инвестпроекты Китая в Беларуси уже даже не анонсируются. Логистическая и транзитная привлекательность Беларуси в глубоком кризисе из-за западных санкций. Даже сам Лукашенко во время своего недавнего визита в Китай как минимум дважды поднимал эту проблему. Он говорил, что сотрудничество идет с недостаточной скоростью или что нужно подкреплять большие договоренности конкретными проектами.
И главным препятствием к такому сотрудничеству, которое хотел бы видеть Минск, является не сопротивление Москвы, а банальное отсутствие интереса Китая и китайского бизнеса к такому далекому, изолированному на Западе и маленькому рынку, как Беларусь. Просто, как и в случае с Африкой, это не мешает совершать регулярные визиты на высоком уровне и говорить о всепогодной дружбе. Просто экономика совершенно не успевает за политикой.
