Лукашенко не будет баллотироваться на выборах-2025? Зачем Путину интеграция с Беларусью? Как и что может остановить миграцию из нашей страны? Не чувствует ли Лукашенко угрозы в Карпенкове? Эти и другие злободневные вопросы задали нам вы. Мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит», это его текстовая версия.
— Лукашенко недавно заговорил про переходный период в Беларуси и подчеркнул важность ВНС: «Если кто-то думает, что это просто кресло для Лукашенко, — чепуха полная. Сейчас вроде бы все понятно: президент отвечает за все, он принимает решения. А я думаю: а не дай бог придет человек „не земной“. Поэтому вот этот орган должен во время переходного периода быть на страже». Насколько реально, что политик не будет баллотироваться на выборах-2025? Кандидата, которого поддержит Лукашенко, будут выбирать в Москве?
— Мы не можем залезть Лукашенко в голову, но его риторика на этот счет очень интересным образом менялась с 2020-го. Еще во время протестов в сентябре того года он говорил, что склонен провести досрочные выборы после принятия новой Конституции. Два месяца спустя Лукашенко заявил, что Конституцию он делает не под себя и с новым Основным законом он с нами работать президентом не будет. В августе 2021-го он прямо и дословно пообещал не участвовать в следующих президентских выборах, никого на них не ставить и не проталкивать.
В 2022–2023 годах его риторика смягчалась, и год назад он заявил, что если народ захочет попробовать другой жизни, то, цитирую, «господь с вами, попробуйте». Из этого логично следует, что в бюллетене на следующих выборах для народа будет не только новая жизнь, но и такая, как сейчас. В августе 2023-го, отвечая на вопрос о своих планах на следующий президентский срок, он заявил, что об этом не думает, сейчас есть дела поважнее. Но уже не отрицал, что может пойти на следующие выборы.
А месяц назад, назначая нового министра экономики, Лукашенко прямо намекнул, что может пойти на новый президентский срок. Правда, сделал это в своей типичной манере — через отрицание:
«Легко не будет. Будет тяжело, особенно в этом году. Не потому, что нынешний президент хочет быть и дальше президентом»…
Иными словами, министру будет трудно, но по каким-то другим причинам. А то, что Лукашенко и дальше хочет быть президентом, это как бы фоновый сюжет. И эта уже многолетняя цепочка заявлений выглядит так, как будто аудиторию готовят к тому, что никуда Лукашенко уходить не собирается со всех важных постов в стране.
Не то чтобы ему нужно было как-то оправдываться за свои невыполненные обещания. Не впервой. Но если какой-то западный журналист вдруг спросит об этом, то сообразить будет несложно: до войны мы жили в одном мире, а сейчас бросать прифронтовую страну безответственно. Поэтому вероятность того, что Лукашенко не будет баллотироваться на очередных выборах в 2025 году, я бы сейчас — абсолютно субъективно, не основываясь ни на чем, кроме моих ощущений, — не оценил бы выше чем в 5%.
При этом важно помнить, что иногда в истории происходят именно такие, не особо предсказуемые и маловероятные события. Особенно учитывая, что конституционная модель под транзит власти в Беларуси уже готова и Лукашенко с годами все заметнее не молодеет. По опыту большинства авторитарных транзитов, когда лидер уходит от власти, это обычно происходит даже вразрез с его собственными планами и неожиданно для внешних наблюдателей.
Насчет роли Москвы — все будет зависеть от того момента в отношениях России и Беларуси, в который будет проходить эта смена власти в Минске. Если это будет делать Лукашенко в ручном, управляемом режиме, то это значит априори, что его режим еще достаточно силен, чтобы это делать. А это значит, что у него есть поддержка Кремля — больше некого. В такой ситуации Москва, разумеется, будет ожидать, чтобы ее хотя бы заранее познакомили с преемником.
Но я бы не ожидал какого-то жесткого навязывания белорусской номенклатуре некомфортного для них вожака только потому, что Москве с ним удобнее работать. В белорусской правящей элите и так уже не осталось людей, которые могли бы сильно чем-то раздражать Москву. Наверное, последним таким политиком был Владимир Макей. Поэтому при прочих равных России легче принять выбор самого Лукашенко и его клана, чем вносить смуту в режим последнего надежного союзника в регионе.
— На задержания «экстремистов» начали активно выезжать бойцы спецподразделений внутренних войск, которые создал генерал Карпенков. Под его контролем находится и патриотическое воспитание детей в специальных клубах. Недавно «Наша Ніва» писала, что Карпенков, возможно, хочет вывести внутренние войска из МВД, создав белорусский аналог Росгвардии. Насколько это опасно для нашей страны? Не чувствует ли Лукашенко угрозы в Карпенкове?
— Вопрос про угрозу, в общем-то, самый очевидный. Если бы Лукашенко чувствовал в Карпенкове угрозу, он бы его снял. А раз генералу позволено наращивать свой силовой ресурс, активно раздавать регулярные интервью, влиять на воспитание молодежи по всей стране и по факту увеличивать свою автономию в системе МВД, то Лукашенко, видимо, его не боится.
Почему? Возможно, потерял нюх и не может вовремя распознать потенциальную угрозу. Или у него есть какие-то другие рычаги влияния на Карпенкова, о которых мы ничего не знаем, например компромат. Возможно, Лукашенко считает, что Карпенков — это еще один центр влияния в системе, который в целом для нее полезен, чтобы как-то сдерживать вес других — его бывших подчиненных из ГУБОПиКа, военных, КГБ или Генпрокуратуры.
Но при сегодняшней медийности и явно заметных амбициях Карпенкова, если Лукашенко переведет его на какую-то почетную пенсию, это не будет большим сюрпризом. Ротация в силовом блоке происходит регулярно и с менее яркими персонажами, чем Карпенков.
Сложно судить, насколько это опасно для страны. С моей личной точки зрения, все, что делает сегодня Карпенков, опасно для страны. Вне зависимости от того, санкционировано ли это Лукашенко или это его личная инициатива. Милитаризация, воспитание детей, разжигание вражды по отношению к недовольным, угрозы расправами оппозиционерам — все это усугубляет поляризацию в обществе, которое однажды придется сшивать.
С другой стороны, появление альтернативных центров силы внутри государства или выход репрессий из-под контроля могут стать предвестником того, что Лукашенко решит, что пора что-то менять.
Пока активность силовиков вредит только рядовым белорусам, это недостаточно для того, чтобы власть что-то с ней делала. Но если это превратится в политическую проблему для режима, это может стать поводом пересмотреть свой курс. Мы уже обсуждали, что именно так в свое время закончился большой террор при Сталине. Но пока, как я и сказал, мы не видим каких-то явных признаков большой озабоченности со стороны Лукашенко. Для этого, видимо, Карпенкову или людям вроде него еще придется как-то себя проявить.
— Лукашенко и Путин утвердили новые направления интеграции до 2026 года. Зачем белорусскому политику этот процесс, понятно — кредиты и газ, но зачем эти формальности Владимиру Путину, если по сути он и так может делать в нашей стране все, что захочет?
— Здесь нужно сделать шаг назад и ответить на вопрос, что такое для Путина Беларусь. Потребность российского президента в нашей стране не исчерпывается только военно-бытовыми нуждами вроде логистики для российской армии, места для передержки вагнеровцев или поставок яиц, когда у самого дефицит. Беларусь для Путина — это как Украина, с которой все получилось. То есть идеальный пример восточно-славянской соседки, ее поведения по отношению к России.
Существование этого образа «нормальных братских отношений» важно, чтобы конструировать миф о том, что Украина ведет себя как-то неестественно, что ее выбор исторически неправильный. Пока есть Беларусь и интеграция с ней продолжается, можно делать вид, что Киев просто запутался, сошел с верной дорожки, а вот она, рядом, эта дорожка, и газ по ней идет дешевле и без перебоев.
Это важно в том числе и для внутренней аудитории. Если бы Беларусь пошла по пути Украины и начала дезинтеграцию от России, то выяснилось бы, что от России в разное время и с разной скоростью уходят вообще все. Постсоветское пространство было бы полностью центробежным. Это прямой путь к тому, чтобы сами россияне, включая имперцев, стали задавать Путину вопросы: а как так вышло, что за десятилетия его правления все бывшие советские республики решили отдаляться от России и никто больше не хочет с ней сближаться?
На фоне стагнирующих СНГ, ОДКБ, ЕАЭС союзное строительство с Беларусью дает какой-никакой, но ответ на этот вопрос. Вот она — есть нормальная страна, и другие, если захотят, тоже могут стать как она. Поэтому важно, чтобы интеграция с Беларусью как угодно, но продолжалась, даже если этого не чувствует рядовой россиянин и никакого амбициозного прогресса по факту в этих союзных программах уже несколько лет нет. Все равно 99% россиян и белорусов в эти союзные программы интеграции не вчитываются. Важно, что есть картинка, образ того, что Россия все еще может быть для кого-то притягательным магнитом.
Но для конкретных российских ведомств в этом процессе могут быть и другие, более прикладные цели. Потому что все понимают, что по военно-политическим соображениям Путин все равно будет спонсировать Лукашенко. Так почему бы под это не выбить из Минска какие-то уступки, которые нужны российским государственным органам?
Например, запретить Минску снижать свои косвенные налоги ниже российского уровня для того, чтобы защитить свой рынок от каких-то белорусских товаров. И это уже произошло. Или интегрировать систему отслеживания грузов для того, чтобы российская таможня могла эффективнее пресекать контрабанду товаров через Беларусь.
Для российских спецслужб, идеологов и других любителей влиять на чужие умы интеграция дает удобную возможность для того, чтобы расширять гуманитарно-культурное влияние России в Беларуси. И вот уже посол России говорит о будущем едином учебнике истории.
Вряд ли Путин лично погружается во все эти детали и вопросы. Скорее, здесь работает симбиоз: он получает для себя нужную ему картинку вечного братства с Беларусью, а российские ведомства получают то, что нужно им. К тому же все эти, казалось бы, мелочи вместе создают общую многослойную ткань зависимости Беларуси от России, которая может пережить Путина с Лукашенко и их режимы. И это Кремль тоже явно имеет в виду. Потому что чем сложнее будет Беларуси выйти из-под контроля уже после смены власти в Минске, тем лучше с точки зрения исторической справедливости, как ее понимают эти в основном пожилые люди.
— Правительство собирается стимулировать уехавших за границу белорусов возвращаться на родину. Как и что может остановить миграцию из Беларуси?
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, что эту эмиграцию запустило. И тут нет никакой высшей математики. Люди уезжают из худших условий в лучшие.
Худшие условия в Беларуси в последние годы складываются из нескольких проблем. Для части эмигрантов это прямые риски безопасности после 2020 года. С этим власть ничего сделать не может, пока не откажется от репрессий. Но даже если откажется и этот процесс будет устойчивым, то вернутся далеко не все из тех, кто уехал по политике. Но хотя бы можно будет остановить отъезд людей по этой причине.
Но будем честны: никаких признаков того, что Лукашенко в обозримом будущем откажется от основы своего режима, сегодня нет. Для него и силовиков важнее иметь возможность наказывать людей за малейшую нелояльность, чем бороться за то, чтобы они остались в стране.
Часть профессионалов уехали, когда переехали их наниматели. Речь в первую очередь идет об IT-бизнесе. Когда после начала полномасштабной войны белорусская юрисдикция стала токсичной для большинства западных заказчиков, у многих белорусских IT-компаний стал простой выбор: менять место жительства своих сотрудников или менять своих клиентов на менее привередливых. Очевидно, что первое сделать легче.
Соответственно, те сотрудники, кто не был какими-то цепями или личными обстоятельствами привязан к Беларуси, уехали вслед за своими нанимателями. Здесь, скорее всего, большая часть желающих переехать уже успела это сделать за два года, и поэтому вряд ли этот поток дальше будет большим.
Вернуть уехавших белорусов сложно, но в принципе возможно, если Беларусь перестанет быть в глазах западного бизнеса соучастницей войны. Для этого нужно сделать целую цепочку шагов по отдалению от России, которые бы убедили всех, что Минск раз и навсегда встал на другой курс. И это немыслимо для Лукашенко, в первую очередь из-за того, какие проблемы это создаст в отношениях с его главным донором — Москвой. Российские деньги намного важнее, чем все, что могут дать ему белорусские айтишники.
Но большинство эмигрантов новой волны не имеют отношения к этим двум группам. Это люди абсолютно разных профессий — от врачей до строителей и водителей, которые уезжают к лучшей жизни для себя и своих детей. Эмиграция этих людей ускорилась в последние годы, видимо, из-за их ощущения стагнации, того, что Беларусь находится в тупике и власть не способна вывести ее из этого тупика, по крайней мере, в обозримой перспективе.
Чтобы этот процесс прекратился, потенциальным эмигрантам или тем, кто уже уехал, нужно показать обратное — что Беларусь, несмотря на все сложности, способна динамично развиваться. Ни один независимый экономист, ни одна международная организация такого сценария при сегодняшней белорусской власти не предсказывает. Все говорят либо о рисках падения, либо о стагнации.
Причем все зависит от того, в какой форме будет российская экономика и особенно российский военно-промышленный комплекс, который стал драйвером белорусского роста в последний год. А все это тоже не в руках Минска. И поэтому никаких позитивных стимулов для того, чтобы противодействовать эмиграции, белорусская власть сегодня произвести не способна. Поэтому, скорее всего, она будет экспериментировать с негативными, то есть запретами и санкциями за выезд без разрешения.
Оценить эффективность этих мер сложно, потому что неясно, как далеко власти будут готовы зайти. Закрыть границу физически сложно, потому что, во-первых, XXI век, а во-вторых, есть окно в виде границы с Россией. Попросить Москву не выпускать белорусов без какой-то выездной визы теоретически возможно, но это выглядит диковато даже по меркам сегодняшней белорусской власти.
Хотя никто не знает, до чего дойдет их креатив. Можно признавать эмигрантов тунеядцами, можно наказывать их через их собственность, особенно недвижимость, которая осталась в стране. Можно придумать какие-то другие финансовые санкции, например, за выезд без отработки распределения. Но решение об эмиграции — это настолько серьезный шаг в жизни человека, что его вряд ли можно заставить передумать вот такими мелкими пакостями. Все это может замедлить процесс, но, скорее, в итоге подтолкнет людей перебираться с концами, распродав всю собственность, и больше не приезжать в Беларусь до смены власти.
Поэтому хороших или даже просто рабочих механизмов для решения этой проблемы у белорусской власти я не вижу. Все действия имеют свои последствия. Если забрать у белорусов право голоса, то через какое-то время, по крайней мере, самые активные из них воспользуются этим правом просто в обход ЦИКа, проголосуют ногами.
— Экс-посол Украины Игорь Кизим стал послом по особым поручениям по Беларуси. Что это значит и что это изменит в отношениях Киев — Минск?
— С одной стороны, этот шаг полностью вписывается в практику последних трех с половиной лет на Западе, частью которого, политически говоря, Украина уже стала.
Вслед за истечением мандатов западных послов в Беларуси некоторые из их правительств стали назначать таких гибридных дипломатов, которые работают из своих столиц, курируют белорусское направление, но в саму Беларусь не ездят и в основном общаются со своими коллегами, белорусской оппозицией или гражданским обществом в изгнании. Такие спецпосланники, послы по особым поручениям, представители при демсилах есть у Литвы, Польши, Франции, Швеции, Эстонии. В ближайшее время ожидается назначение такого же человека в США.
Украина, по сути, синхронизирует свои подходы к Беларуси со своими западными союзниками. То есть признает, что Беларусью нужно заниматься, но делать это только в Минске больше невозможно. И это косвенное признание белорусских демсил и добровольцев как отдельных субъектов, с которыми Киеву тоже важно иметь отношения. Такой прогресс может только позитивно сказаться на контактах всех этих групп и людей с украинской властью, у которой сейчас появляется статусный переговорщик для общения с белорусской эмиграцией. Этот человек не сможет просто сослаться на то, что сейчас не до Беларуси, есть более важные приоритеты. Белорусские дела и будут его работой.
Формально мандат Кизима не ограничивается белорусскими демсилами, и он может общаться в том числе и с белорусской властью, если понадобится. Но учитывая его бэкграунд, годы работы в Минске и историю резких заявлений в адрес Лукашенко, я сомневаюсь, что Минск сам будет с ним коммуницировать. Для этого у Киева есть другие каналы, в том числе и по линии спецслужб.
Поэтому я не жду, что от назначения этого посла что-то качественно улучшится в отношениях Минска и Киева. А вот если посол будет публичен и активен в своих отношениях с демсилами, то это, наоборот, может вызвать раздражение официального Минска. Потому что они также будут рассматривать его коммуникацию с оппозицией как частичное признание этих враждебных официальному Минску сил.
Пока не кажется, что украинская власть готова как-то радикально обострить отношения с Беларусью. Поэтому я бы не ждал от Кизима каких-то резких шагов. Мы наблюдаем дрейф Украины в сторону доминирующего на Западе восприятия Беларуси и отношений с этой страной. Но это именно дрейф, этот процесс плавный. В Украине все еще много сил и голосов будут выступать за то, чтобы не злить Лукашенко без необходимости, потому что безопасность северной границы Украины остается для нее приоритетом.
