Зачем режиму Лукашенко такие люди, как польский судья Томаш Шмидт, который бежал в Беларусь и попросил защиты? Почему Наталья Кочанова не получила должности в ВНС? Насколько выборы в 2025 году — проблема для Тихановской и ее Офиса? Репрессии закончатся или это то, что будет частью этой системы до конца? Зачем Лукашенко вторая АЭС? Для чего власти взялись за выпускные вечера? Все эти вопросы задали нам вы, а мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит», это его текстовая версия.
- Польский судья Томаш Шмидт, замешанный на родине в большом скандале, бежал в Беларусь и попросил убежище. Зачем режиму Лукашенко такие люди?
— Он не первый поляк, который пошел по этому пути. До него были солдат Эмиль Чечко, позже найденный повешенным, и пророссийский активист Марчин Миколаек.
У всех этих людей разные истории, но их всех объединяет то, что у них были проблемы с государством в Польше и их взгляды позволяли им искать убежище в сегодняшней Беларуси.
В случае со Шмидтом его история и побег — это в том числе продукт политического противостояния в Польше в последние годы. Шмидта и его бывшую жену обвиняют в публикации компромата на других судей и адвокатов, которые выступали против попыток прошлой польской власти подчинить себе суды.
Для беларусской власти выгода здесь достаточно очевидна, потому что эти люди дают ей возможность проиллюстрировать несколько важных пропагандистских нарративов.
Во-первых, что в Польше диктатура и там преследуются люди с другими политическими взглядами.
Во-вторых, что обычные поляки — от простого солдата до целого судьи — на самом деле друзья Беларуси, и они готовы в ней прятаться от произвола этой антинародной польской власти. То есть получается, что прав Лукашенко, когда он пытается обращаться к полякам напрямую, в обход их политиков.
В-третьих, и это куда более важно, как заметил журналист Дмитрий Гурневич, получить в свое распоряжение польского судью — это большая удача для беларусской разведки. Судя по его истории и обвинениям против него, Шмидт может детально знать, какие у него есть единомышленники в других польских силовых органах — в судах, юстиции, полиции, спецслужбах.
Речь идет о людях, которых назначила еще предыдущая правящая партия, «ПиС», и которые могут чувствовать себя ущемленными нынешней властью. Так же, как и Шмидт, они могут опасаться преследования за свои действия в последние годы, и это делает их, по крайней мере, часть из них, идеальными кандидатами для вербовки КГБ.
Поэтому вне зависимости от того, было ли это внезапной удачей Минска или же беларусские спецслужбы подготовили этого судью к переходу границы, пропагандистский эффект от его прибытия в Беларусь продлится несколько недель, может быть, даже дней. А вот рекрутинг таких людей в разведывательных целях может дать Минску куда больше долгосрочных козырей, чем переход какого-то рядового солдата.
— Почему Наталья Кочанова не стала главой ВНС? Или даже заместителем? Она попала в опалу?
— Наталья Кочанова по-прежнему одна из самых влиятельных чиновниц в стране. Ее недавно оставили на должности главы Совета Республики, то есть, по сути, на втором посту в Беларуси. Ведь по обновленной Конституции, если Лукашенко внезапно умирает, серьезно заболевает или его как-то иначе отстраняют от должности, именно глава Совета Республики становится исполняющим обязанности президента.
Лукашенко в последние месяцы советовался с ней по многим важным внутриполитическим вопросам, в том числе по организации парламентских выборов, хотя это не имеет к ее должности прямого отношения. Кроме того, она остается, вероятно, самой публичной чиновницей после Лукашенко, если смотреть на частоту упоминания в госСМИ. Все это как-то не похоже на какую-то опалу.
И то, что ее не назначили в руководство ВНС, скорее говорит нам не о падении ее значимости, а о том, что Лукашенко пока не хочет делать важным этот орган. В его президиуме вообще мало номенклатурных тяжеловесов, кроме верного Лукашенко заместителя, Александра Косинца, там есть еще два губернатора. Остальные чиновники и общественники представляют скорее средний уровень номенклатуры. Ни Кочанова, ни премьер-министр Головченко, ни один из вице-премьеров, ни один из высших силовиков — никто из них не занял руководящих постов в ВНС.
То есть Лукашенко решил не давать никаких предпосылок к тому, чтобы ВНС в обозримом будущем стал каким-то значимым политическим центром силы. Его президиум как будто специально собран так, чтобы ни у кого даже мысли не появилось, что власть постепенно перетекает в сторону Всебеларусского собрания. Он остается каким-то бюрократическим навесом без понятной политической функции.
Если задумка была именно такая, то есть оставить ВНС политически пустым до момента, когда он понадобится Лукашенко, то идея назначить туда Кочанову явно бы противоречила этой задумке. Это сейчас она одна из самых лояльных соратниц в окружении Лукашенко. А если бы у нее в подчинении оказался не только Совет Республики, а еще и ВНС, кто знает, какие бы амбиции потом появились у Кочановой.
Я думаю, что именно ради того, чтобы у чиновницы не появлялись какие-то новые соблазны или кланы, ее и решено было оставить на своем месте.
— Насколько выборы в 2025 году — проблема для Светланы Тихановской и ее Офиса? После них статус политика как лидера демсил будет под вопросом?
— Проблема 2025 года для Тихановской и ее структур с точки зрения их легитимности, мне кажется, преувеличена. Тихановская не вступала в должность президента и не объявляла о своей победе на выборах 2020 года, хотя у этого было немало свидетельств. И это значит, что ее президентский срок не начинался и он не может закончиться. А ее международная роль уже давно закрепилась на довольно понятной нише — это лоббирование новых санкций против режима, удержание Беларуси в мировой повестке дня и защита интересов диаспоры и гражданского общества. Ни одно из этих амплуа Тихановской не пострадает от президентских выборов в Беларуси.
Беларусы внутри и вне страны уже давно определились со своим отношением к политику. Сочувствующие и сторонники Тихановской вряд ли перестанут ее поддерживать от того, что в Беларуси пройдут новые выборы в советском стиле. Оппоненты продолжат ее не любить, а безразличные или нейтрально настроенные люди вряд ли найдут какие-то новые аргументы именно в 2025 году, чтобы начать активнее интересоваться Тихановской, сформировать четкое отношение к политику.
То же касается и международных партнеров оппозиции. В той степени, в которой у них еще будет интерес общаться с кем-то от альтернативной Беларуси, у них все равно не будет лучшего собеседника, чем Тихановская. По крайней мере, пока она сама не решит уйти из политики. А сам по себе этот интерес заниматься Беларусью живет по своей логике и мало зависит от электорального календаря в самой Беларуси.
У Лукашенко тоже не появится новых инструментов, чтобы перевести часть контактов Тихановской на себя. Как показал 2024 год, выборы в таком стиле не особо влияют на легитимность беларусского режима на Западе. Вернуть какой-то интерес Запада к контактам с собой беларусский автократ, конечно, может, но для этого ему надо идти на шаги в абсолютно других областях — от политзаключенных до своего неучастия в войне. И все это тоже никак не связано с избирательной кампанией следующего года, а скорее с наличием или отсутствием политической воли Лукашенко что-то делать на западном векторе. Если бы такая воля появилась еще до выборов, то он бы мог начать забирать хлеб Тихановской уже завтра. Но политик явно пока к этому не готов.
Источники рисков для демсил я скорее вижу внутри них самих, в том числе в связи с моделями их финансирования. И здесь 2025 год действительно может стать проблемной точкой. Дело в том, что многие международные партнеры беларусской оппозиции и шире, гражданского общества, получили большой импульс, а вместе с ним и большие бюджеты на Беларусь в связи с событиями 2020 года. И чем дальше, тем сложнее этим фондам объяснять своему начальству, почему стоит сохранять поддержку этих политических сил в таком же объеме, если окно возможностей для изменения в самой Беларуси, очевидно, временно закрылось.
И в итоге эта поддержка с каждым годом постепенно уменьшается, и для некоторых доноров именно неспособность оппозиции как-то повлиять на события в стране в 2024-м и особенно в 2025 году будет важным моментом для того, чтобы поставить вопрос о политической релевантности этих сил. Одно дело поддерживать политиков, которые имеют скорые шансы прийти к власти в своей стране, и другое — диссидентов в изгнании, которые все больше фокусируются на международном лоббизме и строительстве разных структур вроде протокабинетов или протопарламентов.
Я не говорю, что поддержки не будет совсем, но ее сокращение увеличит градус трений и поиск виноватых внутри демсил. И один из нарративов, которые точно будут использовать критики Тихановской в этой борьбе, как раз и связан с 2025 годом, что ее мандат, выданный в 2020-м, истек, и теперь оппозиции нужно искать новых лидеров, в том числе через новые процедуры.
И первые с 2020 года выборы в Координационный совет как раз и могут стать катализатором этого процесса. Потому что победители на этих выборах почувствуют, что у них стало больше политического веса, чем было раньше. И использовать этот вес можно только в одном направлении — чтобы подвинуть Тихановскую с ее сегодня неоспоримого пьедестала.
Я сомневаюсь, что эту повестку поддержат многие международные партнеры демсил, но сама вероятность конфликта в оппозиции к 2025 году явно вырастет.
- Зачем Александру Лукашенко вторая АЭС? Это поставит страну в еще большую зависимость от России? Ведь за первые два года работы БелАЭС простаивала почти 55% времени и за тот же срок выработала чуть больше половины объема электроэнергии, запланированного на один год. За строительство станции, которая преподносилась как способ уйти от энергетической зависимости, Беларусь осталась должна России десять миллиардов долларов.
— На самом деле это в определенном смысле загадка и для меня. В теории идея повысить долю атомных мощностей в выработке беларусской электроэнергии может быть разумной. Если бы сложились все идеальные условия, то это могло бы снизить энергетическую зависимость Беларуси от России в очень далекой перспективе и дать стране дополнительные доходы от экспорта электричества. Потому что, снова-таки в теории, можно заменить большую часть газовой генерации электричества Беларуси на атомную и таким образом покупать у России намного меньше газа, чем сейчас.
Все заменить не получится, потому что и атомным реакторам нужны свои резервные мощности, и в обозримом будущем они в Беларуси будут работать на углеводородах. Плюс мы используем газ не только для выработки электроэнергии, но и тепла на ТЭЦ. И уход от них — это дело десятилетий. Но какие еще условия должны сложиться для этого идеального варианта?
Во-первых, должна быть модернизирована система электросетей Беларуси, потому что она строилась без расчета на АЭС и не была готова к запуску такого мощного реактора.
Во-вторых, в стране должно резко вырасти потребление электричества в строительстве и промышленности. То есть замена везде, где это возможно, газовых котлов на электрические. Сюда же можно отнести широкое развитие электротранспорта. Все эти реформы были бы очень полезны Беларуси, но они дорогие, они требуют многолетних и устойчивых инвестиций, а денег у нас на это просто нет. И взрывного роста экономики, который мог бы это профинансировать, тоже в ближайшие годы не ожидается.
В-третьих, излишки электричества нужно куда-то сбывать. У России самой избыток. Украина не будет покупать их из-за войны. С Польшей у нас нет действующих линий электропередачи, а Литва и Латвия в следующем году сами отключаются от единой электросети из Беларуси и России и подключаются к общеевропейской. То есть из-за политических и технических барьеров больших объемов экспорта электроэнергии из Беларуси тоже не предвидится.
Наконец, в-четвертых, АЭС действительно может снизить зависимость от России как от поставщика энергоресурсов, даже если покупать у нее ядерное топливо. В случае острого конфликта с Россией можно будет переключиться на других поставщиков ядерного топлива, и для их поставки не нужен трубопровод, речь идет об уране.
Но о большей независимости от России можно будет рассуждать, только когда удастся выплатить многомиллиардный кредит, который мы получили под строительство АЭС. А до тех пор получается, что мы просто заменили какую-то часть своей газовой зависимости на многолетнюю финансовую.
Все эти проблемы в логике строительства беларусской АЭС были понятны даже не специалистам еще до запуска первого реактора.
Когда мы говорим о мотивах Лукашенко строить вторую станцию, которая, очевидно, не нужна сегодняшней энергосистеме Беларуси, тут может быть несколько возможных мотивов.
Например, он может верить, что всю эту массу проблем получится когда-то решить, нужные инвестиции найдутся, электропотребление в стране резко рванет вверх, все барьеры для экспорта электроэнергии каким-то чудесным образом спадут, а страна станет более независимой от России.
А во-вторых, мы можем наблюдать классическую советскую гигантоманию, когда руководители хотели оставить на память о себе какие-то большие всесоюзные проекты, стройки. Свою Байкало-Амурскую магистраль Лукашенко проложить не может, поэтому выбрал себе жизненный проект покомпактнее. Но и тут неясно, зачем нужна вторая АЭС. Неужели на роль памятника не хватит одной станции? Или он просто вошел во вкус?
Ну и, наконец, есть третье, возможно, более прагматичное объяснение. Вполне возможно, что таким незамысловатым образом Лукашенко хочет привлечь в страну дополнительные российские кредитные деньги, в том числе и с той кредитной линии, которую он не потратил полностью при строительстве первой станции. Новый кредит такого масштаба простимулирует экономику здесь и сейчас на несколько лет вперед. А что будет потом — пусть потомки разбираются.
- Репрессии после выборов в 2025 году закончатся или это то, что будет частью этой системы до конца?
— Мы уже не раз обсуждали, что репрессии в Беларуси сегодня работают в режиме автопилота. Им для этого не нужен ежедневный стимул сверху. Есть целые ведомства вроде ГУБОПиКа, Генпрокуратуры, КГБ, которые поняли, что, репрессируя оппонентов власти, можно быстро снискать расположение этой самой власти. Это намного проще, чем раскрывать реальные преступления.
И пока у них остаются такие стимулы, электоральный календарь для них не указ. Да, они будут чуть больше стараться перед выборами, чем после. И поэтому сразу после дня голосования возможно небольшое снижение уровня репрессий. Но это не меняет саму логику. Процесс продолжится, пока не поступит четкого сигнала сверху, что его надо прекратить.
Лукашенко же явно стал более радикален и нетерпим к оппонентам за последние годы. Даже его лексика в отношении людей с альтернативными взглядами смещается в сторону откровенных пропагандистов — с языком вражды, призывами вычищать нелояльных из разных органов госуправления и даже госорганизаций, призывами или угрозами преследовать родственников политэмигрантов.
То есть сложно ожидать, что после 2025 года он почему-то преисполнится гуманизмом к этим людям, которых сегодня хочет искать и наказывать. Или захочет каким-то образом примириться с этой частью общества. Наоборот, для него подавление инакомыслия пока работает эффективнее, система мобилизована и занята делом.
Кроме того, судя по постоянным отсылками к 2020 году, власть действительно боится повторения чего-то подобного. Ну, а значит нельзя допустить той пятилетки оттепели, которая была перед 2020-м. Поэтому причины смены курса могут быть только политическими. То есть Лукашенко должно в какой-то момент стать политически невыгодно продолжать репрессии в таком же русле, как и сейчас.
Я вижу два возможных вполне понятных пути к такой ситуации. Либо Лукашенко по каким-то причинам поссорится с Москвой, и ему понадобится разморозить западный вектор. Либо система сама будет плохо справляться с репрессиями, появятся признаки недовольства от гражданской бюрократии, которую эти репрессии начнут затрагивать.
И то и другое не слишком связано с 2025 годом. И есть немалая вероятность, что какой-то из этих сценариев реализуется только после Лукашенко и что уже следующая власть будет заниматься сворачиванием репрессий, как, например, делала советская после Сталина и во время Горбачева.
Все это не означает, что власть неспособна к разменам каких-то отдельных политзаключенных на то, что нужно ей. Например, на какой-нибудь открытый погранпереход, встречу или звонок Лукашенко от какого-то важного политика, аккредитацию в Минске какого-то западного посла или другую уступку. Или просто когда власть посчитает, что какой-то конкретный политзаключенный уже достаточно настрадался, искупил свою вину, признал ее, например, выполнив требование о принудительном интервью на госТВ.
Но все это не так связано с вашим вопросом о новой репрессивной нормальности для этого режима. И здесь я, к сожалению, более пессимистичен. Статус-кво сначала должен стать абсолютно некомфортен для Лукашенко, чтобы это оправдывало смену курса вопреки всем рискам, которые бы несла новая оттепель лично для него.
- Мингорисполком регламентировал «формат и порядок» проведения выпускных. Не рекомендуется привлекать артистов и диджеев, а сценарии вечеров должны иметь «идеологическую основу». Для чего власти взялись за выпускные вечера? Очевидно же, что это вызовет недовольство родителей и детей, к празднику готовятся месяцами, а тут в последний момент все менять.
— Я бы смотрел на это через призму интересов разных уровней власти. Мингорисполкому, как и всем остальным исполкомам, с большего все равно, какие там настроения у населения на подотчетной им территории. Им не перед людьми отвечать, не люди их туда назначили и в случае чего не люди их могут оттуда уволить. Они реагируют на потоки ветра, которые идут из Администрации Лукашенко и от него самого.
Если они видят, что высшая власть стала одержима идеологическим контролем все новых сфер жизни и теперь добралась до выпускных, то их стратегия выживания как чиновников — это быть в авангарде всего того, что стало важным для Лукашенко.
Родители и выпускники побурлят и забудут. А вот если кто-то сверху или какие-то провластные активисты вроде Бондаревой с Азаренком увидят какую-то крамолу в TikTok с выпускного в вашей школе, то вот тогда могут начаться проблемы. Поэтому для чиновников низшего и среднего звена проще перестараться, чем недостараться. Проще и безопаснее, даже если они сами родители и сами понимают бредовость этого идеологического микроменеджмента, которым им приходится заниматься.
У высшей же власти, то есть у Лукашенко и верхушки его идеологического аппарата, логика чуть другая. Это люди, выросшие на советской идеологии, вполне привыкшие к тому, что враждебным исполнителям или песням нелояльных авторов не должно быть никакого места в публичном пространстве. Поэтому для них новая степень культурной цензуры — это не что-то радикальное, а просто возвращение к корням, после десятилетий расхлябанности и излишнего либерализма.
В последнем выступлении Лукашенко, которое и стало стимулом для пересмотра формата выпускных по всей стране, проявилась еще одна черта их коммунистического воспитания. Политик все еще считает благом имущественную уравниловку, как минимум на уровне внешних проявлений разного достатка семей и их детей.
И я на самом деле не уверен, что это настолько непопулярный взгляд. По крайней мере, среди традиционного электората Лукашенко. Он прекрасно понимает, что богатый городской класс, дети которых будут в первую очередь ограничены в возможности провести выпускной так, как им хочется, это не его основная аудитория. Если исключить верхушку номенклатуры и придворный бизнес, то эти люди, как их Лукашенко называет, «буржуйчики», и так, скорее всего, не поддерживают его.
Но среди беларусов немало людей, которым близки идеи административного обеспечения равенства сверху, борьба с внешними проявлениями роскоши. Можно вспомнить хотя бы недавнюю заморозку цен, которая была очень непопулярна среди экспертов и предприятий торговли, но которая, судя даже по независимым опросам, зашла на ура двум третям беларусов.
Лукашенко рассчитывает на людей, которые согласны, что власть не только может, но и должна вмешиваться в их жизнь, чтобы бороться с имущественным неравенством, даже если это касается формата выпускных вечеров.
