За прошлый год 30-летний бармен из Гомеля Максим пять месяцев сидел в СИЗО, пережил смерть друга, потерял бизнес и уехал из Беларуси. Он рассказал «Медиазоне», как вместе с сокамерниками готовил шаурму, грея ее кипятильником, занимался спортом в СИЗО по упражнениям из писем и о чем думал в прогулочном дворике, когда всего в двухстах метрах его ждали на свободе жена и собака.
Бар в Гомеле и смерть друга
— Хороший друг открыл бар и позвал меня в проект. Месяца не прошло — меня задержали, а его вызвали на допрос. Потом [другого] соучредителя задержали по экономической статье. Бара этого сейчас уже не существует. Одно на одно наложилось, и у друга съехала крыша, он покончил жизнь самоубийством.
Максиму о смерти друга рассказали, только когда он вышел из СИЗО.
— Почему он [друг] опустил руки? Там задержания, тут задержания. Плюс он очень сильно на меня рассчитывал, что я буду его правой рукой в управлении заведением. В итоге меня задержали. Он, к сожалению, ни разу не написал [мне письмо] за все время, хотя очень хотел. Девочки, которые с нами работали, мне об этом говорили. Он сломался как человек, как личность, все эти ситуации его уничтожили. Умер он в апреле, а в мае я вышел.
До задержания Максим был барменом, менеджером и управляющим — совмещал работу в нескольких заведениях. Уже на свободе он пытался восстановить утраченный бизнес, но ничего не получилось.
Арест за «Чай з малінавым варэннем»
По уголовному делу Максима судили за несколько голосовых сообщений в чате «Гомель 97%». Но сначала его арестовали на 15 суток по административному делу — за подписку во «ВКонтакте» на паблик «Чай з малінавым варэннем». Из ИВС парня не отпустили и сразу перевели в СИЗО. Голосовые стали основой сразу для двух уголовных статей: о разжигании вражды и грубом нарушении порядка.
— 11 утра. Я был возле подъезда, шел на работу. Подошел молодой человек, показал удостоверение. Спросил, где я был вчера ночью. Когда у нас начался какой-то диалог, подъехал бус — оттуда выскочили несколько человек в форме, кричали «Милиция!». Прижали коленом к земле, надели наручники, закинули в машину. Поехали в отделение ГУБОПиК.
В милиции Максиму показали скриншоты его сообщений и перевезли в РУВД. В «стакане» парень провел около суток до суда по «административке», где он «с минуту постоял за „кафедрой“», а решение «уже было распечатано с ходу».
Родные узнали о задержании бармена из провластного канала, где выложили милицейское видео с ним. До этого жена Максима несколько дней ничего не знала о местонахождении мужа и не могла передать необходимые вещи.
— У этих уродцев есть канал в Telegram, где они выкладывают «покаянные» видео. Там есть видео и со мной. Стандартное: я такой-то, участвовал, призывал, оскорблял. Прошу прощения, был не прав, больше не буду. Все как у всех. Сказали, что говорить — все под копирку, все по шаблону.
Жизнь «по понятиям» и чтение Бальзака. СИЗО
— Когда заходишь в камеру, нужно сразу руки помыть, еще перед тем, как здороваться со всеми. Представляешься, называешь свое имя, статью. Потом тебе уже объясняют правила. Что общак есть, но он как бы запрещен. Это такие воровские понятия.
В кэшер (большой мешок) сокамерники складывали сладости и не скоропортящиеся продукты, которые можно было брать всем: «Я думал, такое может быть только в каком-то русском сериале типа „Ментовских войн“. А это реально существует в мире».
На Новый год сокамерники делали себе «тюремный „Наполеон“» — собрали его из коржей, сгущенки, шоколада, сухофруктов и орехов. В другие дни готовили шаурму с овощами и копченостями. С помощью кипятильника немного грели ее, чтобы расплавился сыр. «Еще хот-доги, бургеры. Некоторые сказали, что они в СИЗО питались лучше, чем на свободе», — вспоминает Максим.
— Какие сейчас самые распространенные статьи в Беларуси? Политика, наркотики и экономика. Так что все люди адекватные, все всё понимают, как что обстоит в стране. Были, конечно, и те, кто «Лукашенко нормальный», но в основном все помогают в ментальном плане.
Поддержка сокамерников очень спасала, говорит Максим. Особенно в сравнении с ИВС — там один из задержанных «плакал и плакал», из-за этого было сложно отключиться. К тому же в СИЗО у парня появился доступ к книгам и письмам.
За пять месяцев в заключении гомельчанин прочитал 50 книг: Ремарка, Камю, Достоевского, Хемингуэя, Бальзака. Все прочитанное он отмечал в дневнике, а книги можно было брать в библиотеке, предварительно написав заявление со списком произведений.
— Грустно было все это осознавать. Часто в памяти возвращаешься в то время, когда был на свободе и все было хорошо. Начинаешь есть себя изнутри. Что что-то не успел сделать, что-то сделал не так, где-то был не прав по отношению к родным, близким, друзьям. Переосмысливаешь жизнь.
Еще Максиму помогал спорт. Друзья писали ему результаты матчей «Арсенала» — лондонской футбольной команды, за которую болеет гомельчанин. Внутри камеры спортом помогал заниматься знакомый фитнес-тренер. Он составлял для Максима программу упражнений прямо в письмах.
— Отжимания, пресс, приседания. Короче, я выполнял эти упражнения, старался следить за своим телом. Потому что там очень сильно набираешь вес из-за того, что двигаешься мало, ешь сладости, которые родственники передают.
Сложнее всего в СИЗО было зимой, когда в камеру попадало мало солнечного света. По весне во время прогулок парень всматривался в небо — в 200 метрах от изолятора была квартира, в которой его ждала жена и собака: «Думал, что они сейчас там, чем они могут быть заняты».
— Бывало, придет одно письмо за 3−4 дня, а бывало, что за неделю приходило писем 6−7. Пока всем ответишь, поделишься своими мыслями. Рисовал я частенько друзьям, родственникам, жене. Не скажу, что прямо какие-то шедевры — на что душа была. Мне присылали фотографии — разрешено было иметь только несколько, но у меня целая кипа была. Хорошо, что при шмоне не изымали.
Уголовное дело за голосовые сообщения
По делу Максима в суде прошло четыре заседания. На них включали его голосовые сообщения из чата и рассматривали смайлики, которые он оставлял в обсуждении под новостями: «У меня было восемь комментариев и восемь голосовых сообщений. Четыре из них это даже не комментарии, а просто смайлики. И вот они их рассматривали».
В какой-то момент судья начал спрашивать, что означает каждый из смайликов. Одним из них было лицо кричащего человека, нарисованное в стиле картины Эдварда Мунка «Крик». Его парень оставил под постом о планирующемся митинге.
— Что это за смайлик? Что он обозначает?
— Эмоцию. Как вообще ответить на этот вопрос?
«Судья то поднимал очки, то опускал. Наверное, он сам, работая на эту систему, думал: „Чем я вообще занимаюсь?“ Какого хрена происходит? Это вообще суд или какое-то ток-шоу? Это максимальный бред. Такой сюрреализм был. Я бы не поверил, если бы не оказался в этой ситуации. Порой даже не понимал, судят за комментарий, какой-то фильм в интернете или за убийство».
Эмоциональные голосовые сообщения стали основой для обвинения: в них парень ругался матом, называл омоновцев «фашистами» или реагировал на новости о митингах. Текстовые комментарии и смайлики суд решил не учитывать.
Возвращение в бар и адаптация в Литве
После вынесения приговора — пять лет «домашней химии» — Максима освободили из-под стражи. Вскоре прокуратура обжаловала решение, и Верховный суд изменил приговор на 1,5 года колонии. После него парня не взяли под стражу — сказали ждать, пока документы передадут в ДИН.
«Сказали, что такого раньше не было и мы не знаем, что дальше будет. „Ждите, вам позвонят“», — объясняет он. Бармен не стал ждать звонка и уехал из Беларуси.
Сейчас он налаживает жизнь в Литве: снова работает барменом, снимает квартиру-студию. В литовское заведение получилось устроиться со знанием английского.
— Меня лишили прошлой жизни, в которой у меня было все, включая развитие в работе, планы на жизнь. Сейчас надо начинать все сначала, учиться ходить заново, как маленький ребенок. Стараюсь не опускать руки. Все хорошо, я так считаю.
Читайте также
