Этим летом власти серьезно озаботились проблемами беларусской науки. Еще в июне было объявлено о создании специальной рабочей группы, которая должна была проанализировать результаты работы Национальной академии наук. А уже в конце июля дело дошло до разбора полетов с участием Александра Лукашенко, который отметился критикой в адрес НАН. Правда, тогда прозвучали и некоторые идеи о том, что делать с научной сферой. В чем на самом деле заключаются главные проблемы сферы и что в ней нужно менять, для «Зеркала» согласился порассуждать ученый Сергей Бесараб.
Сергей Бесараб
Беларусский ученый в области коллоидной химии, бывший сотрудник Института общей и неорганической химии НАН Беларуси. После протестов и начала войны в Украине уволился из Академии наук, а затем экстренно эвакуировался из Беларуси. Ведет свой научно-технический блог LAB-66 в Telegram.
Периодически у меня возникает крамольная мысль о том, что в нашем «мире бушующем» с нескончаемым потоком новостей какое-то дело до такого явления, как «беларусская наука», есть только у двух людей: у Александра Лукашенко и у меня, автора этой колонки. Как минимум мы двое хотя бы не стесняемся открыто говорить о том, что к этому явлению неравнодушны.
На сей раз поводом стало внезапное желание Лукашенко навести порядок в заповедных недрах Национальной академии наук. Признаюсь, мне по-человечески жалко смотреть на эти потуги. Они напоминают мне воображаемую ситуацию, где парикмахер или полевод пытается в рамках своего понимания ремонтировать двигатель Raptor 3 от SpaceX Super Heavy. Но в Беларуси Лукашенко решил в очередной раз создать не аналог этой ракеты, а рабочую группу по оценке рабочих групп — такая вот рекурсия.
Созданная 18 июня этого года «рекурсивная рабочая группа» должна была «изучить вопросы практикоориентированности и результативности научных исследований и разработок ученых НАН Беларуси, внедрения разработок в отраслях экономики и социальной сферы, разработки импортозамещающей продукции и технологий, экспорта научно-технической продукции».
Сомнения в эффективности такой структуры могут возникнуть уже с первого взгляда. Потому что даже при составлении пресс-релиза не нашлось людей, которые могли бы ясным языком написать, чем будет заниматься такая группа, не перегружая текст бессмысленными клише и канцеляритом. Ну и в дополнение оценивать перспективность научных направлений был направлен «независимый компетентный эксперт, авторитетный ученый, обладающий глубокими знаниями, высокой квалификацией, значительным опытом работы в научной сфере и системе государственного управления» в лице Василия Герасимова — выпускника юрфака БГУ, долгое время занимавшего должности в Высшем хозяйственном суде Беларуси, а потом волей обстоятельств ставшего председателем Комитета госконтроля.
Неудивительно, что стахановскими темпами, уже 30 июля состоялось первое заседание комиссии, где были озвучены первые результаты этого «аудита реальности». Вывод прозвучал как удар набата: «Ошибки допускались Академией наук там, где их быть не должно: в животноводстве, в растениеводстве». Были озвучены и пути преодоления кризиса от Лукашенко: «Наука должна опережать время, но ни в коем случае не плестись в хвосте», «Гражданин с высоким званием ученого должен быть самым активным проводником государственной позиции». Шах и мат.
Читая это все, захотелось и мне порассуждать над тем, что делать с беларусской наукой. Порассуждать как выходец из научной среды — без привязки к хозяйственному праву, финансовым расчетам и экономическим моделям, с долей идеализма. Вдруг действительно кто-то из той «рекурсивной рабочей группы» прочитает и попробует что-то из прочитанного воплотить в жизнь.
Что делать?
Итак, пункт первый. Важнейший перед любой реорганизацией. Решить для себя: а что же мы хотим иметь в итоге? Может, Беларуси с ее запросами будет достаточно того же пути, по которому сейчас идут Сербия, Болгария, Молдова? Маленькие страны — маленькие запросы и маленькие же академии наук. Я в одном интервью озвучивал свою мечту о том, что «Беларусь может стать страной, основным источником дохода которой будет экспорт технологий». Но вот сейчас задумываюсь: а какому проценту населения это вообще нужно? Нужно ли это вообще кому-то, кроме десятка гиков?
Если окажется, что все-таки нужно, то стоит принять некоторые аксиомы. Во-первых, играть в науку — это дорого. Во-вторых, играть в науку нужно с детства. Наконец, в-третьих, наука — это не про ограничения.
Наука — это не про ограничения
Пойдем с конца. Беларуси нужна смена устоявшейся за десятилетия парадигмы, внутри которой обслуживающий персонал в виде администраторов/директоров/замов существует для ученых, а не сами ученые — для существования этой, в общем-то, бесполезной с точки зрения процесса генерации новых знаний братии.
То есть первое, что надо сделать, — это сократить до абсолютного минимума всех «делопроизводителей», основная задача которых зачастую — это успешно досидеть до пенсии в спокойной гавани. Хотите науку? Тогда придется избавиться от чудовищно раздутого штата тех, единственная заслуга которых — умение выстраивать и соблюдать рамки. Для ученых рамок быть не должно никаких, особенно в полете фантазии. Не должно в обозримом окружении быть и тех, кто рамки эти навязывает.
Бунтарство и творчество в научных исследованиях не менее важно, чем в изобразительном искусстве или скульптуре. С этим очень тесно связан и пункт «открытость/прозрачность» — в применении к оценке проектов и грантовых заявок, при обсуждении перспективных направлений. Пусть это будет так, как в NASA: чтобы подать заявку и надеяться на всестороннее обоснованное рассмотрение с равным успехом мог и доктор наук, и аспирант. Кстати, что-то подобное я видел в раннем «Сколково».
Безусловно, управленцы и менеджеры нужны, но занимать они должны теневую функцию, ученый вообще не должен задумываться об их существовании. Именно так почти что столетие выстроена работа в легендарных Bell Labs — коммерческих лабораториях, из которых вышло семь нобелевских лауреатов, а также транзистор, радиоастрономия, UNIX, язык С и многое другое.
Хотите результаты как у Bell Labs — cделайте условия как у Bell Labs. Я не должен месяцами думать, как мне найти кусок уплотнительной резины для гермобокса, в то время как чудовищно раздутый отдел снабжения будет пить кофе и играть в пасьянсы.
Вообще, кажется логичным административный персонал оценивать рейтинговой системой, влияющей на дальнейшее трудоустройство. Директор института — это, черт побери, просто наемный менеджер, а не вершитель судеб. Если менеджер из тебя никакой — будь добр откланяться. Это же касается и прочих так называемых элит вроде Президиума НАН. Они должны выполнять консультативно-представительную функцию, без какой-либо возможности вступать в сговоры и как-либо лоббировать чьи-то интересы.
И да, в некоторых случаях необходима обязательная проверка психического состояния таких административных сотрудников, чтобы в докладах Академии наук внезапно не появлялись шизофренические статьи вроде «Беларусско-русское двуязычие — исторически сложившаяся духовно-культурная ценность народа», выпущенной под авторством главы НАН Беларуси Владимира Гусакова.
Наука — это «с детства»
Настоящая наука не возможна без концептуальной реформы образования. Подчеркну — концептуальной, со сменой парадигмы, без натягивания очередной совы на глобус и создания «рекурсивных рабочих групп», а с разворотом на 180 градусов. Разворотом достаточным, чтобы сместить акцент с механического запоминания на умение аргументированно доносить свою точку зрения, которая может быть основана на имеющихся знаниях о точках зрения других.
Сравните «запоминать и воспроизводить» и «высказывать собственную точку зрения». Чувствуете разницу? Сегодня почти любую информацию можно найти за секунды, ИИ-помощники только усугубят ситуацию. А вот с выработкой собственного понимания, умения непрерывно размышлять у беларусской системы образования большие проблемы. Чаще всего школьников учат запоминать огромные массивы информации, но зачем это делается, не сможет объяснить никто.
Еще один важный пункт — это любопытство. Периодически в педагогических журналах всплывают публикации о том, что система образования в ВУЗах (причем далеко не только постсоветских) уничтожает любопытство у детей даже из хороших школ. Они быстро теряют интерес к программе университета и нередко бросают его. Хотя любое образовательное учреждение, наоборот, должно любопытство в человеке пробуждать.
Возможно, стоит попробовать выстраивать программу предмета как самостоятельное исследование, не принуждать к запоминанию ничего не значащих фактов, а предложить студенту самостоятельно придумать, спланировать и провести эксперимент. Учить через исследования. Тогда вопрос недостатка научных кадров закроется автоматически, да и не только научных. Изменение парадигмы обучения должно стать краеугольным камнем нового образования в Беларуси, нужно не задавать рамки, а побуждать искать альтернативы.
В науку нужно вернуть генераторов идей, одиночек-мечтателей. И чем амбициознее они будут, тем лучше. Проклятие беларусской науки — это отсутствие визионеров. Людей, способных оценивать долгосрочные перспективы своих разработок. Основная доля задействованных в научной деятельности кадров — это те, кто демонстрирует услужливость, отсутствие собственного мнения и прогностическую слепоту. Причем эта ситуация после 2020 года лишь усугубилась, а складывалась она на протяжении десятилетий.
Визионерство же тесно связано с системным мышлением. Многие современные ученые в принципе не понимают, зачем нужны гипотезы, они просто говорят: «А давайте еще вот это посмотрим». И большая часть исследований так и движется: от одного «посмотрим» к другому. То есть методом слепого перебора вариантов, озаряемого периодическими всполохами так называемых озарений. Исследователь должен генерировать хорошие эксперименты и сразу видеть, как можно проверять гипотезы. Поэтому в «научно-исследовательских институтах здорового человека» руководители любого звена (в идеальном случае так вообще все сотрудники) должны обладать системным мышлением.
Беларусские научные чиновники часто любят бравировать количеством защищенных диссертаций (и даже оно, ко всему, еще и постоянно снижается). Но по сути этот показатель не значит ничего. В теории это говорит, что в науке занято большое количество людей с ученой степенью. Но на практике важнейшие технологии, как и научные открытия, создаются и делаются единицами. Китай, например, — крупнейший в мире производитель докторских диссертаций, ежегодно там выпускается около 50 тысяч докторов философии (эквивалент отечественного кандидата наук). Но один Эйнштейн сделал для мира за год больше, чем все эти люди за все годы своей научной работы.
С образованием, в целом, и желанием школьников идти по научной стезе, в частности, связана задача восстановления практически полностью уничтоженного авторитета ученых у общества. Люди должны понимать, что в XXI веке наука — это единственное, что дает опору под ногами, и тогда они с пониманием голосуют за это своими налогами. Энтузиасты периодически пытались стимулировать появление местной школы популяризаторов науки. Например, во время создания беларусского аналога популярного во всем мире формата «научных боев» ScienceSlam под названием «Научный ринг» (при поддержке компании EPAM). После успешного пилотного запуска подобных мероприятий больше не было. Сюда же можно отнести и «Научный хакатон». В противоположность этому ему можно привести культивируемый БРСМ проект «Сто идей для Беларуси», не выдерживающий никакой критики, но при этом имеющий солидное финансирование и генерирующий мертворожденные результаты на потеху паре человек.
Хотя стоит признать, что в этом направлении шестеренки в голове у кого-то из чиновников все-таки вращаются. Подтверждением может служить новость об утверждении программы факультатива «Лаборатория открытий» для 1-го или 2-го класса школ, по сути, представляющего собой занятия по популярной физике. Но кто будет вести эти факультативы и не получим ли мы обратный эффект, большой вопрос.
Наука — это дорого
Наконец, про финансовый аспект. Наука — это всегда дорого. И если она финансируется по остаточному принципу, то и результаты получаются соответствующие.
Здесь принято использовать такой индикатор, как затраты на науку в доле от ВВП. Для Беларуси за десятилетие эта доля снизилась с 0,7 до 0,5%. В то же время у Израиля выросла с 4 до 5,6%, у Швейцарии — с 2,9 до 3,4%, у Сингапура — с 0,8 до 2,2%.
Для справки: Сингапур — страна площадью 733 км² с населением около 6 млн человек, доля высокотехнологичного экспорта — 25%. Швейцария — страна площадью 40 000 км² с населением 9 млн, доля высокотехнологичного экспорта — 29%. Израиль — страна площадью около 22 000 км² с населением 9 миллионов, доля высокотехнологичного экспорта — 22%. А Беларусь — это страна площадью 207 000 км² с населением около 9 млн, доля высокотехнологичного экспорта — 6%. Взаимосвязи очевидны.
Интересно и то, что финансирование науки во всех упомянутых странах в большой степени осуществляет частный бизнес. Наука должна быть разной. Государственной и частной. И в Швейцарии, и в Сингапуре именно бизнес позволил невероятно развернуть научно-технический потенциал. В Швейцарии, например, основная часть исследований финансируется (86%) и осуществляется (71%) частными предприятиями. Возможно, поэтому Сингапур находится на пятом месте в глобальном инновационном индексе GII (2023), Швейцария — на первом. Эти страны проще всего соотнести с Беларусью, в отличие от остальных лидеров (США, Швеции, Великобритании). Наша страна, кстати, в индексе GII находится на 80-м месте из 132 стран — сразу за Ямайкой и Тунисом. То есть если в науке нет частной инициативы, то нет и науки.
Частная наука, кстати, тесно связана с такой областью, как патентное право. А патентное право — это ценностное отношение общества к идеям. На Западе процесс изменения этого отношения культивировался на протяжении столетий, а своего «академического апогея» достиг с принятием закона Бэя — Доула в 1980 году, который позволил университетам заявлять права собственности на изобретения и лицензировать эти инновации частному сектору. Таким образом довольно прозрачно была обеспечена возможность коммерциализации академических знаний и трансфера технологий.
Всем реформаторам и аудиторам стоит принять себе за правило, что пока плагиат и воровство считается нормой, никакой инновационный рост не возможен. Пока беларусские патенты на изобретения стоят дешевле, чем бумага, на которой они напечатаны, пока «идея без реализации — ничто», пока изобретатели идут «по три штуки за одного милиционера», наш удел — сырьевая экономика и «вечный рынок Ждановичи» в масштабах страны.
Подытожу. Скорее всего, Беларуси придется все начинать с нуля, полностью отказаться от старого, чтобы найти место для нового. Новая эффективная функциональность не должна и не может быть похожа на прошлые средства решения старых проблем.
В каком-то роде технарям будет проще адаптироваться, потому что им не требуется изучать первоисточники, чтобы двигаться дальше. Условно говоря, все философы должны прочесть Аристотеля и Платона, а вот математику ни к чему читать Евклида, астроному — Птолемея, физику — Архимеда, биологу — Дарвина, химику — Дальтона. Инженеры не начинают обучение с проектирования колесниц. И на переходный период это может послужить неплохой подушкой безопасности.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Читайте также
